Исповедальная поэма Н. А. Некрасова «Уныние» (1874): проблематика, поэтика, история восприятия
p> Эти настроения в какой-то мере охватили и Некрасова. Они, надо думать,
и сказались на его образе действий в апреле 1866 года. Он продолжает
бороться за журнал. Пятого апреля, на другой день после покушения
Каракозова на Александра II, Некрасов посетил нескольких высокопоставленных
лиц, в том числе зятя М. Н. Муравьева егермейстера Сергея Шувалова,
министра двора Адлерберга, Г. А. Строганова, с целью узнать, чего должен
ждать после каракозовского выстрела «Современник», и получил от них весьма
неутешительные на этот счет сведения.
Шестого апреля на экстренном заседании Литературного фонда он, вместе
с прочими членами его, подписал верноподданнический адрес Александру II.
Девятого апреля на торжественном обеде в Английском клубе в честь
«спасителя царя» О. И. Комиссарова Некрасов прочел посвященное ему
стихотворение.
Шестнадцатого апреля на торжественном обеде в Английском же клубе в
честь М. Н. Муравьева Некрасов прочел восхвалявший этого последнего
«мадригал»... Этот факт особенно возмутил бывших «союзников» Некрасова.
Однако уже накануне этого выступления Некрасов получил от Ф. Толстого
записку, в которой тот извещал его, что участь «Современника уже предрешена
и все хлопоты Некрасова напрасны.
Двадцать шестого апреля Некрасов выпустил очередную «книжку» (№ 4)
«Современника», не только напечатав в ней стихи Комиссарову, но и поместив
большую верноподданническую статью Розанова по поводу события 4 апреля.
Среди общества растут мнения об «измене» Некрасова своим идеалам. Однако
это не так. Этот факт подтверждается тем, что уже вечером 16 апреля,
вернувшись из Английского клуба, находясь в шоковом состоянии, Некрасов
пишет свое стихотворение:
Ликует враг, молчит в недоуменьи
Вчерашний друг, качая головой,
И вы, и вы отпрянули в смущеньи,
Стоявшие бессменно предо мной
Великие страдальческие тени,
О чьей судьбе так горько я рыдал,
На чьих гробах я преклонял колени
И клятвы мести грозно повторял.
Зато кричат безличные: ликуем!
Спеша в объятья к новому рабу
И пригвождая жирным поцелуем
Несчастного к позорному столбу.
(Ликует враг, молчит в недоуменьи…)
Не менее показателен и другой факт. Вскоре после выхода апрельского
номера «Современника» Некрасов не побоялся явиться на квартиру только что
арестованного Елисеева.
Вот как описывает этот эпизод Елисеев в своих воспоминаниях: «На
другой день после моего ареста Некрасов храбро явился ко мне на квартиру,
чтобы осведомиться: что случилось и как. Я говорю храбро потому, что ни
один из моих товарищей и вообще никто из сотрудников «Современника» не
решился этого сделать. Ибо с того самого момента, как известие о выстреле
Каракозова стало известно всему Петербургу, все прикосновенные к литературе
тотчас поняли, что как бы ни пошло дело следствия, но литература, по
установившемуся у нас обычаю, все-таки первая будет привлечена к ответу, и
потому все засели дома, стараясь как можно меньше иметь между собой
сообщений, исключая, разумеется, случаев крайней нужды». (Елисеев Г. З. Из
воспоминаний // 37:128)
Но как ни велики были жертвы, принесенные Некрасовым в апреле 1866
года, они не достигли своей цели.
Из «Дела особой комиссии под председательством князя П. П. Гагарина
(началось 13 мая 1866 года, решено 21 августа того же года)» явствует, что
комиссия, по настоянию М. Н. Муравьева, на заседании 23 мая постановила
«поручить министру внутренних дел ныне же вовсе прекратить издание
«Современника» и «Русского слова» (42:174).
Первого июня Пыпин, замещавший уехавшего в Карабиху Некрасова на посту
главного редактора «Современника», получил официальное извещение о
запрещении журнала.
Все действия Некрасова, направленные на сохранение журнала оказались
тщетны. Более того, вынужденное сближение с «консервативным лагерем»
соратники Некрасова восприняли как измену, большинство из них не понимало
вынужденный характер этой меры. Некрасов оказался как бы «под двойным
ударом» - со стороны идейных врагов и со стороны вчерашних соратников и
единомышленников. Некрасов постоянно ощущает подозрительность своих коллег
по «Современнику», их недоверие. Дошло до того, что сотрудники журнала
стали проверять кассу «Современника», подозревая своего редактора в
воровстве: «И вот мы, честные люди, по инициативе нашего политикоэконома,
решились заставить Некрасова именно сделаться таким же честным человеком,
как и мы. Один раз, когда Некрасов стал жаловаться на бедность доходов
журнала, на недостаточность денег и на наши возражения предложил нам
поверить его конторские книги, то мы, о срам, вызвались идти и делать
самоличную поверку. Признаюсь, при одном воспоминании об этом по малой мере
неприличном походе для ревизии конторских книг «Современника» у меня до сих
пор выступает краска на лице… И вот гурьбой все мы, сотрудники
«Современника» — я, Ю. Г. Жуковский, М. А. Антонович, В. А. Слепцов, А. Ф.
Головачев — отправились к Панаеву. Панаев принял нас очень любезно,
раскрыл все книги и стал давать объяснения по своим бухгалтерским счетам... ...Но никому из нас и в голову в то время не приходило: какое жестокое
издевательство совершаем мы над Некрасовым. Никто не подумал о том, что
должен был передумать и перечувствовать этот человек во время этой ревизии.
А еще больше, что он должен передумать и перечувствовать после того, как
эта неслыханная не только у нас, но и во всей литературе ревизия
сотрудников над кассою своего редактора огласится в литературных и
журнальных кружках. Ведь подобная ревизия равносильно объявлению редактора
если не доказанным, то подозреваемым вором. Таких унижений, самых
оскорбительных для самолюбия всякого человека, от нашей честности Некрасов
претерпел немало, так что, обращаясь на прошедшее, думаешь, как мы выносить
все это Некрасов, чего я уверен, не вынес ни один из известных мне бывших и
существующих редакторов, а тем более не вынес бы никто из нас, считавших
себя вправе оскорблять его. (Елисеев Г. З. Из воспоминаний. // 37: 224)
Некрасова и раньше обвиняли в неискренности, в том, что истинная
основа его творчества – деньги. Как уже отмечалось в нашей работе, многие
ещё в 1850-х годах возмущались благосостоянием поэта. Часто людей смущала
поэзия Некрасова с её критикой существующего строя в контексте с внешним
благосостоянием жизни автора. Некрасова обвиняли в том, что он пишет на
актуальные темы в желании заработать. Теперь, после «муравьёвской оды»
подобные мнение неоднократно усилились: «Говорят, Некрасов заботился о
«Современнике» вовсе не для литературы, а для самого себя, для своего
обогащения, или эпикурейского наслаждения жизнью. Однако Некрасов умер, не
оставив после себя ни гроша». Может быть, у жены малая толика и осталась,
на которую она может жить, не прибегая к помощи Литературного фонда. И
только. Это ли богатство? Что касается до его эпикуреиского наслаждения
жизнью, то оно известно всем нам, ближайшим сотрудникам «Современника». Он
жил никак не лучше и не роскошнее каждого». (Елисеев Г. З. Из воспоминаний.
// 37: 222)
Елисеев, в своих воспоминаниях, очень точно подметил положение
Некрасова во время этой, унизительной для него борьбы за журнал: «...Какие
он употреблял для этого меры и средства, пока далеко не всем известно. Но
если бы перечислить даже то, что известно, то всякий честный человек, без
всякой брезгливости и с наслаждением пользовавшийся плодами его трудов, с
отвращением взглянул бы на эти меры и средства и сказал бы: «Нет, я к этому
не способен, я не мог бы этого сделать, это переворачивало бы всю мою
внутренность». Положим, так. Но почему мы, честные люди, знаем, что и у
Некрасова не переворачивались внутренности от этих мер и средств. Голодный
вор, который идет воровать хлеб, чтобы не умереть с голоду и прокормить
себя и свою семью, наверное, не стал бы воровать, если бы у него было
столько хлеба, чтобы питаться ему с семьею. Но если у него нет никаких
средств добыть себе пищу, кроме воровства, и приходится без этого погибать
с семьей голодом, он по необходимости пойдет воровать…»(Елисеев Г. З. Из
воспоминаний //37: 222)
В борьбе за «Современник» Некрасов пострадал сразу от нескольких
ударов. Первый удар – это то, что он вынужден, был «преломить себя»,
преломить свои убеждения. Второй удар – безрезультатность подобных его
действий. И третий, самый сильный – то, что от него отвернулись все его
вчерашние друзья. В обществе росли настроение недоверия к Некрасову,
осуждения его поступков. 4 марта 1866 года Некрасову приходит
стихотворение, написанное «неизвестным другом» - Ольгой Мартыновой:
Мне говорят: твой чудный голос — ложь;
Прельщаешь ты притворною слезою
И словом лишь толпу к добру влечешь,
А сам, как змей, смеешься над толпою,
Но их речам меня не убедить:
Иное мне твой взгляд сказал невольно;
Поверить им мне было б горько, больно...
Не может быть!
Мне говорят, что ты душой суров,
Что лишь в словах твоих есть чувства пламень
Что ты жесток, что стих твой весь любовь,
А сердце холодно, как камень.
Но отчего ж весь мир сильней любить
Мне хочется, стихи твои читая?..
И в них обман, а не душа живая?..
Не может быть!..
Он остался один, от него отказалось большинство единомышленников и
коллег. Эти факты и породили глубочайший кризис в душе поэта.
Его творчество кардинально меняется в этот период. Усиливаются
исповедальные, аналитические мотивы. Так же появляется мотив публичного
покаяния:
Не торговал я лирой, но бывало,
Когда грозил неумолимый рок,
У лиры звук неверный исторгала
Моя рука…
(Ликует враг, молчит в недоуменьи…)
Именно так – «неверный звук» называл Некрасов свои «угоднические»
произведения.
В поэзию Некрасова входят мотивы суда: суда врагов, суда друзей.
Некрасов пытается сам анализировать свои поступки. Он надеется на праведный
суд своих соратников, но не находит его:
Ну, суд так суд! В судебный зал
Сберегся грозный трибунал,
Придут враги, придут друзья,
Предстану — обвиненный — я;
И этот труд, горячий труд
Анатомировать начнут!
(Суд)
Тема жестокого суда своих современников развивается в творчестве
Некрасова. Это тема соединяется с исповедальными мотивами предшествующей
лирики. Если ранее Некрасов сам подводил итоги своей жизни, анализировал
свои поступки, то теперь к этому добавляется ещё и оценка Некрасова
«извне». На Некрасова очень сильно повлияло изменение отношения к нему со
стороны соратников. Некоторые из них, правда, понимали истинные мотивы
поэта, в некоторые – нет: «Некрасов довел до самоотверженности свое
служение направлению. Самоотверженностью, которая перешла на этот раз в
самооплевание, объяснял он и прискорбный случай с М. Н. Муравьёвым в
Английском клубе.
Муравьёв был одно время чем-то вроде руки всевышнего, которой суждено
было отечество спасти — от чего?.. Отсюда совершенно понятно общее уныние и
трепет в области журналистики, представляемой Некрасовым, как редактором
толстого «Современника». Трепетал ли редактор и за Некрасова не берусь
решить; между трепетными, во всяком случае я его не считаю... Так или
иначе, но он решается на заклание и кладёт себя искупительною жертвою на
алтарь муравьевского могущества. Чтобы спасти направление, он погубит
себя... я помню угнетенный вид бедного Некрасова после совершенного им
подвига». (П. М. КОВАЛЕВСКИЙ. «Встречи на жизненном пути» // 38:334)
Ковалевский понял сущность действий Некрасова, его самопожертвование.
Поэт приносит себя в жертву – эта идея жертвенности впоследствии окажет
сильное влияние на характер поэзии Некрасова, в особенности на
исповедальные мотивы. Самопожертвование является своеобразным итогом
некрасовской исповедальности данного периода..
Другую позицию избрал Антонович: «Всего более возмутило нас всех в
этом стихотворении то, что поэт в конце его взывал к беспощадной строгости,
говорил о каком-то большом зле, которое нужно истребить с корнем. Самые
снисходительные люди находили, что этот конец был совершенно не нужен. Боже
мой, думал я: что бы было с неумолимо и неподкупно строгим Добролюбовым,
если бы это случилось при нем и если бы какой-нибудь злой человек сказал
ему: вот каков ваш приятель! Он весь сгорел бы от разочарования и
негодования. (М. А. АНТОНОВИЧ. «Из воспоминаний о Николае Алексеевиче
Некрасове» // 38:335)
В воспоминаниях явно прослеживаются заблуждения, непонимание
Антоновичем истинных мотивов некрасовских поступков. Он видит только
«внешнее», контрасты, чёрное и белое. Именно жертвой подобного отношения и
«пал» Некрасов в этот период. Именно подобная трактовака мотивации поэта
его вчерашними единомышленниками и привела к духовному кризису.
В предыдущих стихах поэт неоднократно высказывал идею бесплодности
своей жизни, своего творчества, что порождало его духовный кризис. Теперь
это соединилось как с фактическим «провалом» в отношении «Современника»,
так и с изменением отношения к Некрасову со стороны окружающих, которые не
понимали истинных мотивов действий поэта. Соединяясь, эти мотивы, создают
новые явления в творчестве Некрасова – явления «суда читателя» и
«самосуда». Поэт обращается к читателю, как к другу, которые его не
предаст, которые понимает проблемы поэта, его истинные намерения. На фоне
этого возникает мощная исповедальная тенденция в стихах Некрасова. Некрасов
пытается «покаяться», попытаться объяснить окружающему его миру истинные
мотивы. Год спустя, после присланного ему стихотворения «неизвестного
друга» Ольги Мартыновой он отвечает:
Умру я скоро. Жалкое наследство,
О родина! оставлю я тебе.
Под гнетом роковым провел я детство
И молодость — в мучительной борьбе.
Недолгая нас буря укрепляет,
Хоть ею мы мгновенно смущены,
Но долгая — навеки поселяет
В душе привычки робкой тишины.
На мне года гнетущих впечатлении
Оставили неизгладимый след…
(Умру я скоро. Жалкое наследство…)
Это стихотворение также связано и с произведением «Ликует враг...» -
Некрасов отвечает на всё услышанное им – упрёки, укоризны. На полях
рукописи Некрасов написал: «Это написано в минуту воспоминания о мадригале
, хорошую ночь я провёл!».
Состояние души Некрасова в этот момент можно проследить в произведении
«Медвежья охота». Некрасов критикует стереотипы общества, изменчивость
«общественного мнения»:
Пожалуйста, не говори
Про русское общественное мненье!
Его нельзя не презирать
Сильней невежества, распутства, тунеядства;
На нем предательства печать
И непонятного злорадства!
У русского особый взгляд,
Преданьям рабства страшно верен
Всегда побитый виноват...
(Медвежья охота)
Он осуждает продажность «друзей», готовых бить его, итак уже
поверженного. Некрасов отмечает такое явление в обществе, как «примыкание»
к сильному, подхалимство, тогда когда ты «на коне». В творчестве встаёт
проблема истинности дружбы, независимости её от твоего сегодняшнего
положения:
Сперва — сторонников полки,
Восторг почти России целой,
Потом — усталость; наконец,
Все настороже, все в тревоге,
И покидается боец
Почти один на полдороге...
(Медвежья охота)
Так же поэт обращается и к актуальной и на сегодняшней момент проблеме
«тоталитаризма мнения». Такого явления когда отдельные идеи человека
изничтожены толпой. «Я» заменено «Мы»:
Как мы вертим хвостом лукаво,
Как мы уходим величаво
В скорлупку пошлости своей!
Как негодуем, как клевещем,
Как ретроградам рукоплещем…
(Медвежья охота)
В «Медвежьей охоте» Некрасов говорит об «охоте на двуногих», что в
контексте предшествующих событий может быть отнесено к нему. Рассматривая
текст в подобном контексте, можно высказать мнение кризисном состоянии
затравленности Некрасова:
Ты, думаю, охоту на двуногих
Застал еще в ребячестве своем.
Слыхал ты вопли стариков убогих
И женщин, засекаемых кнутом?
Я думаю, ты был не полугода
И не забыл порядки тех времен,
Когда, в ответ стенаниям народа,
Мысль русская стонала в полутон?
(Медвежья охота)
Некрасов обращается и к тем людям, единственные убеждения которые –
богатство и благополучие и которые ради этого могут «присоединится» к любым
идеям:
Как яблоню качает проходящий,
Весь занятый минутой настоящей,
Желанием одним руководим —
Набрать плодов и дало в путь пуститься,
Не думая, что много их свалится,
Которых он не сможет захватить,
Которые напрасно будут- гнить:
Так русское общественное древо,
Кто только мог, направо и налево
Раскачивал, спеша набить карман,
Не думая о том, что будет дале...
Мы все тогда жирели, наживали,
(Медвежья охота)
Встречаются у Некрасова и мотивы ностальгии по ушедшей эпохе. Поэт
вспоминает о героях прошедшего времени, об истинности их идеалов,
стремлению к самопожертвованию. Ему очень горестно, что они безвозвратно
ушли в историю.
Бог весть! Я не встречаю их.
Их песня спета — что нам в них?
Герои слова, а на деле — дети!
Да! одного я встретил: глуп, речист
И стар, как возвращенный декабрист.
В них вообще теперь немного толку.
(Медвежья охота)
Здесь Некрасов сожалеет и о своём прошлом творчестве, своём положении.
Он обращается к обозлённым на него людям с просьбой не клеймить его
напрасно:
За то теперь клеймит их иногда
Предателями племя молодое;
Но я ему сказал бы: не забудь,
Кто выдержал то время роковое,
Есть от чего тому и отдохнуть.
Бог на помочь! бросайся прямо в пламя,
И погибай...
Но, кто твое держал когда-то знамя,
Тех не пятнай!
Не предали они — они устали
Свой крест нести,
Покинул их дух Гнева и Печали
На полпути...
(Медвежья охота)
Подводя некоторые итоги можно сказать, что в период с 1862 года по
1867 год в душе Некрасова произошёл сильный душевный перелом, связанный с
его действиями, направленными на спасение журнала «Современник», которые
выразились в его «сближении» с правящими кругами, что вызвало неоднозначную
реакцию в обществе. Некрасова сильно подавил тот факт, что множество его
соратников отвернулось от него, обвинив в «ренегатстве». Это вылилось в
сильную исповедально -осуждающую струю в его поэзии. В творчестве
появились мотивы «суда друзей», «суда читателя», «самосуда». Некрасов
пытается оправдаться, как перед окружающими, так и перед самим собой.
Кризис наложил неизгладимый отпечаток как на всю последующую жизнь поэта,
так и не его творчество, в особенности на последние произведения.
Огромное влияние на особенности типа «покаянной исповедальности и
самосуда» оказывает тот факт, что Некрасов приносит себя в жертву. Мотивы
самопожертвования являются своеобразным итогом исповедальности данного
этапа. Однако наряду с этим Некрасов отмечает, что самопожертвование не
является приделом человеческих страданий. Жертва 1866 года – оказалась
напрасна. После «муравьёвской оды» Некрасов стремится к покаянию, исповеди.
5 «Последние песни» и тип «исповедальности последних итогов» 1874-1877
года.
Обращаясь к произведениям последних лет жизни Некрасова, в контексте
нашей работы, следует отметить, прежде всего, мощнейшую исповедальную
тенденцию. Исповедальность «последних песен» Некрасова с нашей точки зрения
гораздо превосходит этот мотив в предшествующем творчестве.
Многочисленные письма родным и товарищам свидетельствуют об огромном
желании Некрасова высказаться, «очистить душу, явить перед теми, кому
верил, сокровенные мотивы и основания своих слов и поступков в надежде на
внимание и сочувствие» (40, стр. 58). Современники, близко знавшие
Некрасова в последний период его жизни, оставили массу свидетельств, когда
поэт, находясь в прекрасном расположении духа и добром здравии по
собственной воле предавался, причём очень охотно, воспоминаниям о прожитых
годах. Следует отметить, что Некрасов, как правило, не вспоминал о тех
событиях, которые могли «высветить его в лучшем свете», а наоборот.
Основными мотивами, чрезвычайно важными для Некрасова в последний период
его творчества явились мотивы исповеди и покаяния. Отсюда следует
некрасовское определение своих автобиографических записей как «что-то вроде
признаний».
Подобный факт можно мотивировать несколькими причинами. В обществе
сложилось мягко говоря неоднозначное отношение к Некрасову после
опубликования «муравьёвской оды», о чём нами было отмечено в предыдущей
главе. Так же у Некрасова развивалась болезнь, которая впоследствии привела
поэта к смерти, и Некрасов чувствовал это.
Поэта преследовало желание «напоследок выговорится», оправдать себя
перед окружающими, и главное перед самим собой. Засилье реакции после
терракта Каракозова, пятидесятилетний юбилей, новая болезнь Некрасова,
отношение к нему после «муравьёвской оды» подталкивают поэта к очередной
волне стихотворений с мотивами финала, подведением итогов. Всё это оживляет
в лирике Некрасова «комплекс мотивов финала» (40, стр. 66). Некрасов в
своём творчестве подводит итоги общественной и литературной деятельности,
отношений с близкими людьми, обобщает накопленный духовный и творческий
опыт:
О, Муза! я у двери гроба!
Пускай я много виноват,
Пусть увеличит во сто крат
Мои вины людская злоба —
(О, Муза! я у двери гроба!..)
В последние годы жизни Некрасов размышляет о грядущих путях развития
страны. «Последние песни» поэта это дневник чувств, размышлений, дневник,
наполненный страданиями, ожиданием близкой кончины.
Если продолжить наше размышление о соотношении автора и его
лирического героя, то именно в произведениях последнего этапа творчества
они находятся наиболее близко. Лирический герой, как и Некрасов размышляет,
страдает:
День свечерел. Томим тоскою вялой,
То по лесам, то по лугу брожу.
Уныние в душе моей усталой,
Уныние — куда ни погляжу.
Вот дождь пошел, и гром готов уж грянуть,
Косцы бегут проворно под шатры,
А я дождем спасаюсь от хандры…
(Уныние)
В стихотворениях данного периода, особенно в «Последних песнях»
Некрасова терзает чувство вины, перед единомышленниками, перед самим собой.
Некрасов отвергает неправый суд «остервенелой толпы». Он пытается найти
защиту – защиту у родины, народа, у читателя.
Поэт тяготится своим положением в обществе, отношением к нему со
стороны окружающих, об этом он пишет своей сестре А. Буткевич: «… надо быть
или более сильным, или более слабым, чем та фигура, которую я собой
представляю, а то, право, тяжело иногда». (1: т. 11, 153).
В основе исповедального характера произведений Некрасова этого периода
– стремление к самооправданию, желанию понять себя и других. Поэт пытается
анализировать своё окружение: «с кем шёл, кого оставил» (31:17) Некрасов
объективно оценивает свою роль в жизни общества и роль других людей в своей
жизни. Обращается он как с положительной, так и с отрицательной оценкой:
Вам, мой дар ценившим и любившим,
Вам, ко мне участье заявившим
В черный год, простертый надо мной,—
Посвящаю труд последний мой!
Я примеру русского народа
Верен: «в горе жить —
Некручинну быть» —
И больной работая полгода,
Я с трудом смягчаю свой недуг:
Ты не будешь строг, читатель-друг!
(Вам, мой дар ценившим и любившим…)
Всё чаще в лирике Некрасова звучит мотив смерти – быстрой кончины. С
мотивом смерти сочетается мотив покаяния, исповеди в грехах:
Не плачь! завиден жребий наш,
Не наругаются над нами:
Меж мной и честными сердцами
Порваться долго ты не дашь
Живому, кровному союзу!..
(О, Муза! я у двери гроба!..)
Говоря об исповедальной тенденции последних лет жизни можно сказать
что: «Очевидно, было страстное желание выложить всю душу, уже еле
державшуюся в изнеможенном теле; страстное последнее в жизни желание
раскрыть тайну этой жизни, может быть, даже не нам… …а самому себе».
(35:85).
Здоровье Некрасова неумолимо ухудшалось. Салтыков-Щедрин так описывает
состояние Некрасова в письме Анненкову: «Сегодня воротился из Крыма
Некрасов – совсем мёртвый человек. Ни сна не аппетита – всё пропало, всё
одним годом сказалось. Не проходит и десяти минут без мучительнейших болей
в кишках – и таким образом идёт дело с апреля месяца. Во всяком случае с
жизнью покончено…» (С-Щедрин М. Е.// 38:145)
Некрасов сам полностью осознавал серьёзность своего положения. А.
Скабичевский отмечал, что Некрасов ожидал смерти: «Тогда все доктора
приговорили меня к смерти, а у меня внутри не переставало жить убеждение,
что я останусь жить, а теперь совсем наоборот: доктора всё обнадёживают, а
я убеждён, что мне не встать» (31:54).
Более того, Некрасова постоянно мучили боли и он «призывал» смерть,
как избавление от мук физических и духовных:
Черный день! как нищий просит хлеба,
Смерти, смерти я прошу у неба,
Я прошу ее у докторов,
У друзей, врагов и цензоров,
Я взываю к русскому народу!
Коли можешь, выручай!
Окуни меня в живую воду
Или мертвой в меру дай,
(Черный день! как нищий просит хлеба…)
Именно в таком состоянии Некрасов создаёт свои «последние песни». Само
название одного из сборников данного периода так и называется – «Последние
песни». Это название является глубоко осмысленное, выстраданное, в нём
выражается трагическое дыхание поэзии Некрасова, критическое состояние его
внутреннего мира. По звучанию стихи Некрасова этого периода во многом
сходны со стихами времени 1853 –1856 годов – времени первой болезни
Некрасова.
Обращаясь к последним произведениям Некрасова можно отметить в них два
основных лейтмотива: два состояния лирического героя: прощание с жизнью,
самопожертвование и возрождение. Некрасов осознаёт неизбежность смерти
поэтому «живёт всем богатством чувств» (31:29). Скорбные мотивы,
рассказывающие о страданиях сочетаются с обращениями к возлюбленной,
признаниями в своих чувствах:
Пододвинь перо, бумагу, книги!
Милый друг! Легенду я слыхал:
Пали с плеч подвижника вериги,
И подвижник мертвый пал!
Помогай же мне трудиться, Зина!
Труд всегда меня животворил,
Вот еще красивая картина —
Запиши, пока я не забыл!
(Пододвинь перо, бумагу, книги!..)
Рассматривая последние произведения Некрасова с такой точки зрения
можно выделить определённый «лирический дневник» - хронику чувств и
переживаний поэта. И скорбное, печальное начало, начало страданий, и смерти
отнюдь не довлеет над этим дневником. В контексте этого факта следует
отметить, что свой сборник стихов первоначально Некрасов планировал назвать
«В чёрные дни», но потом, заменил это название на «Последние песни». Поэт
отказался от идеи замкнутости на тяжёлой атмосфере. Отличительной чертой
многих из стихотворений этого периода стал особый лиризм – многообразие
связей внешнего и внутреннего, лирическое отражение разнородного по своей
сути эпического материала. Особый тип лирического осмысления
действительности выразился в неразрывном сочетании общего и личного.
В последних произведениях Некрасова часто исповедальные мотивы
связываются с мыслями о назначении поэта и поэзии в современном мире:
Где вы — певцы любви, свободы, мира
И доблести?.. Век «крови и меча»!
На трон земли ты посадил банкира,
Провозгласил героем палача...
Толпа гласит: «Певцы не нужны веку!»
И нет певцов... Замолкло божество...
О, кто ж теперь напомнит человеку
Высокое призвание его?..
(Поэту)
Некрасов сокрушается о положение свободной поэзии в мире. Он отмечает
потерю поэзией своей роли как «волшебного факела». Подобное положение вещей
он сопоставляет со своим положением – положением человека преданного,
человека от которого отреклись:
Любовь и Труд — под грудами развалин!
Куда ни глянь — предательство, вражда,
А ты молчишь — бездействен и печален,
И медленно сгораешь со стыда.
И небу шлешь укор за дар счастливый:
Зачем тебя венчало им оно,
Когда душе мечтательно-пугливой
Решимости бороться не дано?..
(Поэту. Любовь и Труд — под грудами развалин!..)
Особенно лиричными и исповедальными стихами из последних произведений
Некрасова на наш взгляд явились отрывки из поэмы «Мать» и стихотворение
«Баюшки-баю». Это подтверждают и некоторые современники Некрасова, например
сестра поэта А. А. Буткевич: «В эту поэму и в «Баюшки-баю» он вложил всю
свою истерзанную душу» (Буткевич А. Дневниковые записи. // 37:448).
Тема матери давно прослеживается в творчестве Некрасова, ещё со
сборника «Мечты и звуки», но здесь эта тема сочетается с трагизмом,
тревогой за будущее, а так же темой исповеди. В этой поэме вся
исповедальность обращена к образу матери. Именно матери, как высшей истине,
исповедуется автор:
Ей для борьбы оставил мало сил,
Но ты ей дашь урок железной воли...
Благослови, родная: час пробил!
В груди кипят рыдающие звуки,
Пора, пора им вверить мысль мою!
Твою любовь, твои святые муки,
Твою борьбу — подвижница, пою!..
(Отрывки из поэмы «Мать»)
Некрасов исповедуется матери в грехах всей своей жизни, начиная с
ухода из дома: «Я отроком покинул отчий дом». Образ матери сочетается в
поэме с образом родины, образом памяти. Но в тоже время в поэме звучат ноты
безысходности, обречённости:
Душа твоя — она горит алмазом,
Раздробленным на тысячи крупиц
В величье дел, неуловимых глазом.
Я понял их — я пал пред ними ниц.
Я их пою (даруй мне силы, небо!..).
Обречена на скромную борьбу,
Ты не могла голодному дать хлеба,
Ты не могла свободы дать рабу.
(Отрывки из поэмы «Мать»)
Главнейшим направлением в творчестве Некрасова данного периода
становится подведение итогов жизни, анализ поступков. Это явление
сочетается в исповедальном творчестве с чертой предыдущего этапа: обращение
к народным страданиям, сочетание страдания народа с собственными. Поэт
соединяет свою биографию с жизнью лирического героя. Вместе с этим Некрасов
размышляет о «критериях» определения полноты человеческой жизни. Наличие
внутренних противоречий с внешним благополучием он демонстрирует в
произведении 1974 года «Горе старого Наума»:
Науму паточный завод
И дворик постоялый
Дают порядочный доход…
(Горе старого Наума)
Сочетается со строками полными мотива одиночества:
Науму с лишнем пятдесят,
А ни детей, ни жёнки…
(Горе старого Наума)
Некрасов говорит об одиночестве, покинутости своего героя. Несмотря на
благополучную жизнь, сформированное, прибыльное хозяйство Наум под занавес
своей жизни думает о своем одиночестве, бесплодности своего существования.
Всё кроется в человеческих чувствах, внутреннем, духовном мире. Полнота
жизни определяется не «паточным заводом», «барышом» или «постоялым
двориком», а чувствами, переживаниями: любовью, состраданием, которыми была
наполнена человеческая жизнь. Человек не может говорить о полноте своей
жизни, если он жил по принципу:
Работал в нём житейский ум,
А сердце мирно спало…
Подводя итоги главы можно сказать, что исповедальность является одним
из основных мотивов творчества Некрасова. Этот мотив зарождается уже в
самых ранних произведениях поэта. Исповедальность в стихах Некрасова
является определённой лирической позицией автора. Исповедальные мотивы
оказываются тесно переплетены с автобиографическим началом в творчестве.
Исповедальность некрасовской лирики не является каким-либо «костным»
образованием: она изменяется, усложняется синхронно с развитием творчества
Некрасова. В особенности на изменение характера исповедальности влияют
душевные потрясения и изменения внутреннего, психологического состояния
поэта. Основными «вехами» изменения характера исповедальности в творчестве
Некрасова являются: настроение ожидания смерти вследствие болезни горла в
начале 1850-х годов, резкое изменение отношений соратников поэта после
опубликования им «муравьёвской оды» в 1866 году и последняя болезнь,
ожидание смерти с конца 1870-х годов.
В исповедальных произведениях Некрасова большую роль играет
проблематика «страдания», которая эволюционирует синхронно с творчеством
поэта. В отношении этого следует заметить, что на первых порах творчества в
центре внимания находились духовные страдания самого поэта, что в
определённой степени связано с концепцией романтического героя. В
результате жизненного кризиса 1850-х годов поэт осознаёт, что подобный
подход является «тупиковым». Именно в этот период Некрасов обращается к
тематике народных страданий. Он осознаёт, что его страдания не единичны, в
его творчестве возникают мотивы сострадания, сочувствия. В 1860-х годах в
исповедальном творчестве Некрасова в связи с вынужденным сближением с
правящими кругами в творчестве поэта появляется проблематика
самопожертвования и суда. В 1870-х годах исповедальные мотивы достигают
вершинного развития вследствие стремления к подведению итогов, итоговой
исповеди поэта, мотивированной его болезнью. В исповедальном творчестве
Некрасова 1870-х годов тесно соприкасаются все типы его «исповедальности».
Поэма «Уныние» как квинтэссенция исповедальной проблематики Н. А.
Некрасова.
1 Обстоятельства написания поэмы.
Поэма Н. А. Некрасова «Уныние» была написана в 1874 году, во время
пребывания Некрасова в его имении в Чудовской Луке. Этому факту
предшествовал ряд событий произошедших с поэтом.
Несмотря на кризис, произошедший с Некрасовым после «муравьёвской оды»
поэт продолжает журналистскую деятельность. После закрытия «Современника»
он берется за организацию нового журнала, начинает переговоры с владельцем
«Отечественных записок» А. Краевским об их покупке. А. Краевский, занятый
изданием газеты «Голос», согласился продать свой журнал Некрасову, и с 1868
года «Отечественные записки» заняли место закрытого «Современника».
В состав редакции «Отечественных записок», помимо Некрасова, вошел
вскоре М. Е. Салтыков-Щедрин, в издании журнала приняли участие также
некоторые прежние сотрудники «Современника».
После «муравьёвской оды» Некрасов мучительно переживал необходимость
поддерживать хорошие отношения с представителями власти, влиятельными
чиновниками, цензорами, лавировать и усыплять их подозрения — во имя
существования своего журнала. Опасности и беды подстерегали каждую
очередную книжку журнала.
В 1874 году Некрасов купил в Чудове, сравнительно недалеко от
Петербурга, небольшую дачу или охотничий домик. Здесь была хорошая охота,
благодаря железной дороге сюда было проще ездить, чем в отдаленную
Карабиху. Летние месяцы этого года, начиная с шестого июня, он вместе с
Зиной провел в Чудове («Чудовская Лука»), изредка приезжая по делам в
столицу. Здесь написаны поэмы: «Уныние», «Горе старого Наума», три пьесы
под названием «Ночлеги» и еще несколько стихотворений (очевидно,
«Путешественник», «Отъезжающему», «Пророк», «Элегия»; о некоторых из них
говорилось в предыдущей главе).
Отчитавшись в письме к А. Н. Еракову в этих своих трудах, Некрасов
добавил: «В то же время прочтено корректуры более 80-ти листов и выпущены
две книги «Отечественных записок», причем двукратно ездил в город и каждый
раз возвращался с мерзостью на душе» (10 августа 1874 г.). (38:379) В
следующем письме к Еракову Некрасов повествует о характере своей жизни в
Чудовской Луке. Он говорит о своём состоянии и «отчитывается» о написанных
произведениях: «Я отчасти хандрю, отчасти работаю, отчасти лечусь. Охота на
втором плане. Впрочем, следующий отчет о поведении моем, начиная с 6 июня
(день переезда в деревню), лучше всего меня оправдает.
В первые 30 дней читал только корректуры, затем принялся писать и
написал следующие пьесы: «Уныние», довольно большая пьеса, «Горе старого
Наума», поэма.
«Ночлеги», три пьесы: 1) Новый барин : «На постоялом дворе»
, 2) Гари , 4) У Трофима и затем еще
несколько мелких лирических стихотворений < «Путешественник», «На покосе»,
«Не говори: «Забыл он осторожность!»—«Н. Г. Чернышевский» («Пророк»),
«Элегия».
В то же время прочтено корректуры более 80-ти листов и выпущены две
книги «О. з.», причем двукратно ездил в город в каждый раз возвращался с
мерзостью на душе».
(НЕКРАСОВ—А. Н. ЕРАКОВУ, 10 августа 1874 г., Чудовская.Лука // 38:380-
381).
С Александром Николаевичем Ераковым – мужем сестры Некрасова Анны
Алексеевны Буткевич в начале 1870-х Некрасова связывают приятельские
отношения. С начала 1872 года Некрасов становится частым гостем в их доме.
Иногда Некрасов приносил в их дом только что написанные произведения.
С лета 1873 года Некрасов начинает собирать «наиболее яркие картины из
времён крепостного права» (Кони А. Ф. Николай Алексеевич Некрасов //
38:364) для «иллюстрации» произведения «Кому на Руси жить хорошо». Поэт
опрашивает своих знакомых на предмет рассказов о зверствах крепостников.
Эти факты повлияли как на характер творчества Некрасова, так и на его
душевное состояние этого периода.
К 1874 году у Некрасова уже развивалась смертельная болезнь – рак
желудка, которая приносила ему постоянные страдания: «Желаю Вам провести
лето спокойно в деревне, а я еду в Киссинген — меня гонит необходимость: я
должен пить эту воду, которую в 1869 году уже пил с пользою,— иначе не
прожить мне следующей зимы: желудок у меня совсем не работает...»
(НЕКРАСОВ — А. .Н. ОСТРОВСКОМУ, 10 мая 1873 г. // 38: 72)
Зимой 1874 года он несколько раз приглашал доктора Николая Андреевича
Белоголового, жалуясь на недомогание, вялость и особенно на острую
невралгическую боль. Однако он еще держался, работал, бывал в редакции,
ездил на охоту. В эту зиму он участвовал в редактировании сборника
«Складчина», изданного в помощь пострадавшим от голода в Самарской
губернии, и поместил в нем «Три элегии», посвященные Плещееву; готовил
восьми томное издание сочинений Островского; вел переговоры и переписку с
писателями-авторами «Отечественных записок». В частности, он возобновил
отношения с Достоевским, который вручил ему только что законченную первую
часть романа «Подросток». По словам Достоевского, Некрасов принял его
«очень дружески», а потом сам пришел к нему по прочтении «Подростка», чтобы
«выразить свой восторг».
«Уныние» занимает важное место в творчестве Некрасова 1870-х годов—
поэма, проникнутая «итоговыми» и прощальными настроениями. Для неё
характерно обращение к молодому поколению, к «юношам», что заставляет
вспомнить о том, в какое время писались эти стихи — в период народнического
движения, вобравшего в себя широкие круги молодежи. Вот одно из этих
обращений:
Когда зима нам кудри убелит,
Приходит к нам нежданная забота
Свести итог... О юноши!
Грозит Она и вам, судьба не пощадит:
Наступит час рассчитываться строго
За каждый шаг, за целой жизни труд...
(Уныние)
Личное и общее сложно переплелось в этих стихах, отмеченных высокой
зрелостью таланта. «Итоговая» поэма «Уныние» насыщено воспоминаниями. Жизнь
поэта была трудна, потому что он отвергал пути, «утоптанные гладко», и «шел
своим путем».
2 Восприятие; оценка и интерпретация мотивов и поэтики поэмы публикой,
критиками и учёными.
На протяжении всего временного периода разделяющего наши сегодняшние
дни и дни творчества Н. А. Некрасова учёные неоднократно обращались к
проблематике творчества поэта, основным ведущим мотивам, явлениям и
феноменам его поэзии. Характер данных работ, предмет их исследования,
методы существенно изменялись с течением времени, на что влияла масса
причин. Как нами уже отмечалось во Введении работ в отношении поэмы
Некрасова «Уныние» встречается очень мало. В основном источником наших
сведений о характере исследования этого некрасовского произведения
послужили упоминания о поэме, использование её фрагментов в работах
посвящённых творчеству поэта вообще. Как мы уже отмечали выше, основную
канву характера исследования определял период времени исследования:
господствующая идеология, существующие в данный момент, направления в
литературоведении и ещё ряд причин. Всё это вне сомнения влияло на характер
отношения к Некрасову как к личности, как к поэту, к его творчеству. В
нашей работе мы выдели ряд этапов, в которые характер отношений к Некрасову
принципиально меняется.
1874-1901 года.
Особенности работ критиков в начале данного временного периода
мотивированны особой ситуацией сложившейся в данной науке в данный
временной период. В течение всего 19 века представители реакционной части
общества, а именно либерально-дворянской и эстетической критики
провозглашали Некрасова спорным поэтом. В литературной критике происходила
борьба двух направлений - уже упомянутого реакционного и революционно-
демократического основными деятелями, которого являлись Белинский,
Чернышевский, Добролюбов. Данные критики не оставили развёрнутой печатной
характеристики в отношении поэмы «Уныние». В основном сведения о поэме
можно почерпнуть из дневниковых записей и переписки современников
Некрасова.
Некоторую информацию косвенно связанную с интересующей нас поэмой
"Уныние" можно почерпнуть из писем, в частности из письма Н. Г.
Чернышевского А. Н. Пыпину от 14 августа 1877 года. В нём известный критик
рассказывает о состоянии Некрасова в последние десятилетие жизни поэта.
Чернышевский говорит о страданиях поэта, прежде всего о духовных, попытках
проанализировать вклад в жизнь общества, влияние на современников которые
осуществлял Некрасов. Так же говорится о настроении уныния, которое
появилось у поэта на рубеже 60-70-х годов. Исходя из этого, можно сказать,
что появившиеся в последний период творчества произведения Некрасова
являются плодом его настроений, вызванных болезнью и ожиданием смерти.
Так же к этой группе можно отнести и фрагменты из записной книжки А.
Н. Пыпина, где автор описывает обстановку, в которой создавались
произведения Н. А. Некрасова 70-х годов в Чудовской Луке, где также
отмечает «настроение уныния», которое постигло поэта в этот период.
Говоря о литературных исследованиях и критике, следует отметить, что
вплоть до 1861 года на произведения Некрасова существовал своеобразный
запрет. С 1861 года положение дел резко изменяется, после этого года
начинается активное издание произведений поэта, публикуются критические
работы по его творчеству. Сборники стихов начинают выходить большими
тиражами. Эти издания постепенно расширяют представление о Некрасове.
В органе российского либерализма в газете "Голос" Е. Марков печатает
серию из 7 статей, где обвиняет произведения Некрасова конца 60-70-х годов
в преувеличенности и неестественности образов. Марков говорит, прежде
всего, о «неестественности» лирического героя. Мы, позволим себе, не
согласится с подобным высказыванием. По нашему мнению данный исследователь
не достаточно понимал сущность некрасовской поэзии, сложность лирического
героя, особенности сочетания черт реального персонажа с авторским
субъективизмом, авторскими идеями, о чём мы уже говорили в работе.
Несколькими годами позже в 1878 году выходят две критические статьи А.
Скрабинского и Г. Елисеева. В данных публикациях авторы говорят о
Некрасове, применительно к его творчеству 1870-х годов, как о «слабом
художнике». Но, говоря об этом, они не считают данный факт существенным
недостатком его творчества. Как бы компенсацией этого они считают очень
передовые идеи поэта.
В 1879 году печатается посмертное издание стихотворения Н. А.
Некрасова, в котором, в сокращённом варианте, публикуется рассматриваемая
нами поэма "Уныние".
В 1900 году выходит работа Н. Михайловского «Литературные воспоминания
и современная смута», в которой автор обращается к проблеме мотива поэмы
Некрасова «Уныние». Михайловский считает что ведущим в создании поэмы
мотивом является страстное желание Некрасова высказать всё наболевшее у
него, «выложить душу» (Михайловский: 85). Михайловский отмечает, что у
Некрасова было желание проанализировать свою жизнь. Целью создания «Уныния»
по мысли исследователя является не исповедаться перед окружающими, не
выставить себя на суд читателей, а оправдаться самим перед собой, перед
своей совестью.