Роман Пути небесные как итог духовных исканий Ивана Сергеевича Шмелева

Другой герой романа – князь Вагаев, с головы до пят джентльмен, имеет все преимущества перед Вейденгаммером, влюбляется в Дариньку и предлагает ей замужество. Даринька срывает с него маску маститого ловеласа и открывает доброго, искреннего, впервые полюбившего мальчика. Он явился средством искушения героини, но глубокая жалость Дариньки к Вейденгаммеру побеждает все сметающую страсть к Вагаеву и в конце романа переходит в оздоровляющую, прочную любовь.

И еще один персонаж, барон Ритлингер, тоже влюбленный в Дариньку, пытается с помощью светской сводни Пани обрести ее склонность сочувствием к ней . дорогими подарками в то критическое время, когда Вейденгаммера, увлеченного певицей, нет рядом с героиней. Но красота неподкупна, и происки барона напрасны. Барон – дьявол в светском облике – играет, казалось бы, почтенную роль благотворителя – патрона сиротского дома для девочек. Его настоящее лицо раскрывается сверхчувствительной Дариньке на балу на один миг, после чего она теряет сознание.

Совершенно особенной является фигура старца Варнава. Встреча с ним героини играет важнейшую роль и в ее судьбе, и в общем действии романа. В критическую минуту, близкая к отчаянию от тяжести собственного греха,
Даринька бросается к о. Варнаве, и тот в беседе с нею не только утешает ее, но и распутывает клубок гнетущих ее сомнений и предуказываетет путь – терпеливо нести свой крест, не оставлять Виктора Алексеевича. Слова старца обладают силой, и Даринька свято хранит их в своем сердце. В последующем развитии романа это благословление о. Варнавы поддерживает, вдохновляет и вразумляет Дариньку. Доверие к старцу, послушание ему дают ей силы перенести скорби. Советы старца оказываются очень точны и мудры. Они определяют единственно истинную позицию, не оправдывая беззаконный брак, но призывая обоих героев к терпению и духовной высоте. Понимая это, Даринька отвергает попытки Виктора Алексеевича как-то упростить их смысл, оправдать себя и облегчить свою совесть. Невозможность обвенчаться с Вейденгаммером для Дариньки – постоянноя и огромная мука, но на попытки использования авторитета старца для оправдания незаконного брака следует весьма резкий ответ: «Не благословлял!… - вскрикнула Даринька – Не знаешь ты его страданий за мой грех! Не знаешь, почему так… но так надо… почему-то надо!
Это после откроется, почему так!. он знает седрцем! … он провидит…»

Как лейтмотив проходит через весь роман проходят образы неба, звезд,
«космической бездны», подчеркивается красота, бесконечность, непознаваемость тайны мироздания. Через это показывается ограниченность возможностей человеческого разума, науки.

Таким образом, в романе рассматриваются типы людей, различные по своим духовным и нравственным взглядам. Через их искания, надежды, радости и разочарования писатель показывает непростой, многоступенчатый путь к Богу и приводит читателя к выводу о том, что только этот путь является единственно правильным

Раздел IV. Проблематика.

Роман «Пути небесные» - итог нравственных и религиозных исканий И.С.
Шмелева. В нем доминирующими являются важнейшие вопросы духовной жизни: мотив пути, мотив молитвенного служения, смирения, Промысла Божия, искушения и греха. Центральное место принадлежит образу пути, одному из основополагающих в христианской философии (религии). Шмелев в своем романе опирается на традиционные для христианства представления о пути: «Укажи мне, Господи, пути Твои и научи меня стезям Твоим. Направь меня на истину
Твою и научи меня, ибо Ты Бог спасения моего; на Тебя надеюсь всякий день»
(Пс. 24, 4-5), «На пути откровений Твоих я радуюсь, как во всяком богатстве. О заповедях Твоих размышляю, и взираю на пути Твои» (Пс. 118,14-
15), «Мои мысли – не ваши мысли, ни ваши пути – пути Мои, говорит Господь.
Но как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, и мысли Мои выше мыслей ваших». (Ис. 55, 8-9)

«…Велики и чудны дела Твои, Господи Боже Вседержитель! Праведны и истинны пути Твои, Царь святых!» (Откр. 15,3)

Шмелев отыскивает выход из земных тупиков к путям небесным, к путям
Божиим. Крайние точки того пути, который одолевают герои романа, Даринька и
Виктор Алексеевич, обозначены ясно: тьма и свет, грех и духовная чистота.
Писатель сознал сопряжение этих крайностей в душе человека еще в романе молодости («История любовная»). В письме П.Д. Долгорукову от 3 марта 1941 г. он указал как на важнейшее в романе: «…всего главнее – ищущая и мятущаяся душа юной Дариньки и обуревающие страсти – борьба духа и плоти».
Это же высказано в самом романе словами Виктора Алексеевича: «Не раз находил я ее в беспамятстве в ее моленной. Мне иногда казалось, что в ней как бы рождался новый человек… как бы звено – от нашего земного – к иному, утонченному, от плоти – к душе».

Этот роман – во многом уникальное явление в русской литературе. В нем показана жизнь человеческой души, руководимой божественным Промыслом и ведущей «духовную брань» с силами зла. Социальность, хотя и отчетливо выраженная, играет вторичную, внешнюю роль; роман также невозможно определить ни как философский, ни как психологический. Вместо столь привычного для классики психологизма, мы встречаем здесь отражение именно духовной жизни души. (Согласно христианской антропологии, человек состоит из телесной, душевной – ее и отражает психология – и духовной сфер).

В основе раскрытия судеб и характеров героев лежит святоотеческая духовная культура, православное аскетическое мировоззрение – те традиции, которые оставались чуждыми для секуляризированной светской культуры XIX –
XX вв.

Весь художественный мир «Путей небесных» пронизан атмосферой монастырской жизни, ориентирован на нее. Героиня романа, Даринька – сирота, с детства воспитывавшаяся в строгой церковной дисциплине, ставшая послушницей Страстного монастыря в Москве. Хотя она и вышла из обители, связав свою судьбу с Виктором Алексеевичем, но и в миру осталась по сути
«без ряски, а монашка». Это определяется не только тем, что она сохранила глубокую любовь к своей обители, часто навещает матушек и наставниц или совершает паломничество в Троице-Сергиеву Лавру. Дело в самой сути ее духовной жизни, ее внутреннего мира. В православии монашество и жизнь в миру направлены к одной цели – соединению с Богом, имеют один идеал.
«Каждый христианин должен, если того пожелает Господь, отказаться от любых земных связей и привязанностей, и даже от своей жизни. Монашеская жизнь отличается поэтому от общехристианской не каким-либо особым качеством, а только особой, не всем доступной напряженностью в устремлении к Богу», - утверждает епископ Александр (Семенов Тян-Шанский) в своем «Катехизисе». И в этом смысле каждый православный, ищущий Царства «не от мира сего», является в какой-то степени «монахом без ряски», иноком (т.е. «иным» этому миру), или, как говорят о Дариньке, живет «и без обители в обители».

Архитектонически роман представляет собою вполне законченное целое.
Правда, Шмелев хотел написать и третью часть, где должно было происходить моральное совершенствование героя и героини, на что намекает концовка II т. романа: «С того часу жизнь их получает путь. С того глухого часу ночи начинается «путь восхождения», в радостях и томлениях бытия земного».

Фабула романа, как всегда у Шмелева, захватывающая, полная неожиданностей и совпадений, становится для верующего человека предначертаниями.

Воцерковленное бытие впервые широко вошло в литературу в книге Шмелева
«Лето Господне». В «Путях небесных» оно получает углубленное выражение. Для
Дариньки молитва становится первым и главным делом жизни. Она стремится к тому, чтобы иметь постоянное «памятование Бога», хотя до достижения этого ей еще очень далеко. Молитва в романе Шмелева представлена не как сентиментальные вздохи, жалобы на обстоятельства жизни или средство самоутешения. Попытки классиков показать молитвенные состояния человека
(например, романы Толстого, Тургенева, Салтыкова-Щедрина) были неудачны именно потому, что подменяли подлинный духовный христианский опыт психологическими схемами. Молитва в «Путях небесных» раскрывается как труднейшее дело, как настоящий подвиг. Даринька вспоминает: «В ту ночь сколько я становилась на молитву, но не могла побороть мечтания»; «Матушка мудро меня наставила. «А ты повздыхай покорно, доверься Господу, даже и не молись словами… оно и отметется». И я получила облегчение».

Но Даринька знает и другой, противоположный опыт: «…мысли не отметались, мучили. И чем напряженней молилась, не разумея слов, налетали роями мысли, звуки. Она гнала их, старалась заслонить словами, напрягалась,
- и слышала голоса и пение: все, что видела эти дни, повторялось назойливо и ярко. И, помня, - «егда бесы одолевают помыслы», стала читать
«запрещальную». Горячо молилась, страстно, но страстные помыслы одолевали до исступления». Здесь мы видим одно из замечательных по точности описаний внутренней борьбы человека с искушающими помыслами. Пожалуй, ни в каком другом художественном произведении не раскрыта столь глубоко и точно суть православной аскетики – науке о невидимой борьбе со страстями и помыслами, с тяжестью плоти и мирскими соблазнами.

Шмелев на протяжении всего романного действия прослеживает, как в событиях жизни человека действует соблазн, и как ведет человека промыслительная воля. Даже попущение соблазну, греху становится необходимым: как побуждение к тем внутренним усилиям, без которых невозможно достижение «путей небесных» (Мф. 11,12). «Не грех тут, а нужно так, для чего-то нужно».

Красноречивы названия глав первого тома «Искушение», «Грехопадение»,
«Соблазн», «Наваждение», «Прельщение», «Злые обстоятельства», «Обольщение»,
«Метание», «Дьявольское поспешение», «Отчаяние», «Прелесть» … А с другой стороны - «Вразумление», «Послушание», «Преображение»… Сами названия эти непреложно утверждают: жизнь человеческая постигается только через религиозные понятия. Шмелев вновь использует здесь свой любимый прием: кратким напоминанием какого-то текста раскрыть смысл повествуемого через воспоминание этого текста. Несомненно, он заставляет, например, вспомнить утреннее молитвенное правило (молитву св. Макария Великого): «.. и молюся
Тебе: помози ми на всякое время , во всякой вещи, и избави ны от всякия мирския злые вещи и диаловьского поспешения, и спаси мя, я введи в Царствие
Твое вечное». Введение в царство – совершается лишь «путями небесными».

Но вначале одолеваются пути «земные», пути вхождения греха в душу человека. Грех – Шмелев показывает это в подробностях – проходит все стадии, от «прилогов» через сосложение, внимание, услаждение, пожелание…
«Дело в том, - писал, обобщая святоотеческую мудрость, архимандрит Киприан
(Керн), - что грех не приходит к нам «вдруг», «откуда ни возьмись»,
«неожиданно». Он проходит свою «естественную стадию развития» в душе человека, точнее зарождаясь в уме, он проникает во внимание, в чувства, в волю и, наконец, осуществляется в виде того или иного греховного поступка».
Именно это мы видим в первом томе «Путей небесных».

Начальный подступ ко греху вполне невинен: «Она полюбовалась на рысака, на низкие беговые саночки - игрушку, новенькие, в лачку, на завеянного снежной пылью статного черномазого гусара, в алой фуражке, в венгерке-доломане, расписанного жгутами-кренделями, с калымажками на штанах, - подмятая шинель мела рукавом по снегу, - невиданное праздничное пятно. Это был чудесный «игрушечный гусарчик», какими, бывало, любовалась
Даринька в игрушечных лавчонках, только живой и самый настоящий».
Оказывается, этому прилогу был еще дальний «знак» - в детстве.

После глубоко духовного переживания в Рождество – Даринька оказалась отданною во власть искушений: «С того дня Рождества Христова, - писала она позднее, - начались для меня испытания наваждением, горечью, соблазном сладким, дабы ввести меня, и без того грешную и постыдную, в страшный грех любострастия и прелюбодейства». (1,5,86) «ей стало чего-то стыдно» (5,88), когда красивый гусар прислал ей на дом прекрасные цветы.

Затем начинается сосложение: соблазнительные речи Вагаева привлекают
Дариньку, занимают ее чувство: «Дариньке было страшно и приятно слушать, она на него взглянула, молящим, пугливым взглядом». (1,5,103) Затем все более растет внимание к искушению, отдающее душу в его власть. Она вспоминает после: «Грех входил в меня сладострастной истомой. И даже в стыде моем было что-то приятное, манившее неизведанным грехом. Ослепленная, я не хотела видеть знаков сберегающих. А они посылались мне. Я чувствовала их, но не хотела видеть, мне было неприятно видеть».( 1,5,110) Это уже то, что на языке аскетов именуется «услаждением», порабощающим душу.

Этому состоянию сопутствует предчувствие недоброго, но тяга к греху уже слишком сильна. Настолько сильна, что препятствует молитве, мешает всему, прежде привычному и успокоительному: «…В этом что-то захватывающее, ликующее, сладко- томящий грех. Неприятное еще будет, будет, - томило сердце.

Даринька заставила себя войти в «детскую», помолиться. Затеплила угасшие лампадки, прочла зачинательные молитвы, - и не могла молиться: что- то мешало ей. Спрашивала с мольбой, растерянно, - «Господи, что со мной?» - но мысли бежали от молитвы. Взглянула истомленно на зачатую по бархату работу – вышивание – на неоконченный василек синелью, плат на ковчежец с главкой великомученицы Анастасии – Узоразрешительницы, подумала – не сесть ли за работу? – и не могла. Томило ее укором: какая стала!» (1,5,117)

После новых встреч с гусаром Даринька – во власти пожелания: «Даринька не молилась на эту ночь. Не раздевалась, она пролежала до рассвета, в оцепенении, в видениях сна и яви, сладких и истомляющих».

Искушение достигло кульминации: «Вагаев обнял ее и привлек к себе.
Она, словно не слышала, - не отстранилась, почувствовала его губы и замерла. Что он шептал ей – не помнила. Помнила только жаркие губы, поцелуи. Светились редкие фонари в метели, пылали щеки, горели губы. У переулка она сошла, долго не выпускала его руку, слышала – «завтра»,
«завтра», и повторяла – «завтра»…» (1,5,209)

Даринька вошла в состояние прелести, того состояния, когда в самообольщении человек мнит себя достигнувшим высокого духовного состояния, по истине же – совершает падение. Даринька вообразила себя, как бы «духовно повенчанной». Ну да, с Димой. Тут сказалась восторженная ее натура, ее душевное исступление. Подобно ей, юные христианки радостно шли на муки, обручались Небесному Жениху. Тут духовный ее восторг мешался с врожденной страстностью. И вот, искушающая прелесть, как бы подменилась чудом. В метельной мгле, как она говорит, - «без темноты и света, будто не на земле, а в чем-то пустом и НИКАКОМ, где хлестало невиданным снегом, как бы уже в потустороннем, ей казалось, что она с Димой – Дария и Хрисанф, супруги- девственники, презревшие «вся мира сего сласти», и Бог посылает им венец нетленный – «погребстися под снежной пеленою, как мученики-супруги были погребены «каменем и перстью». Восторженная ее голова видела в этом
«венчании» давно предназначенное ей. Да, представьте … и она приводила объяснения! Ей казалось, что Дима явился ей еще в монастыре, в лике
…Архистратига Михаила! В метели, когда она забылась, вспомнился ей, - совсем живой, образ Архистратига на южных вратах у клироса … Воевода
Небесных Сил, в черных кудрях по плечи, с задумчиво-томными очами, в злато- перистых латах, верх ризы киноварь, испод лазоревый… - вспомните лейб- гусара: алое – доломан, лазурь – чикчиры! – с женственно-нежной шеей, с изгибом чресл - привлекал взор Дариньки. Она призналась, что в этом духовном обожании было что-то и от греха. Раз она даже задержалась и прильнула устами к золотому ремню на голени. И вот, этот «игрушечный гусарчик» и крылатый Архистратиг – соединились в Вагаеве, с в метели открылось в Дариньке, что назначено ей судьбой «повенчаться духовно» с
Димой!» (1,5, 209-210)

Само чувственное влечение к Архистратигу – сродни тем экзальтациям, которые мы знаем по жизнеописаниям некоторых католических святых (Тереза
Авильская). Только православная Даринька не может не ощутить в том «что-то от греха». И как удивительно соединились в соблазне детская греза об игрушке ( вот когда стал понятен тот «знак») и влечение к чувственному изображению Архистратига – породивши прелесть. Лишь от «поступка» оказалась ограждена Даринька промыслительным «случаем».

Постоянно напоминается автором: все совершается по некоему «Плану», во всех событиях действует и ощущается «благостная Рука». Хотя человек то не всегда сознает, сознавание же дается но силе веры. «Эта ночная встреча на
Тверском бульваре стала для Виктора Алексеевича переломом жизни. Много спустя, перед еще более важным переломом, он признал в этом – «некую, благостно направляемую Руку». Но в то раннее мартовское утро, на Страстной площади, случившееся представилось ему только забавным приключением». (1,5,
31)

Позднее, осмысливая происшедшее, он не сомневаясь признает: «Меня вело. Иначе нельзя и объяснить того, что со мной случилось».( 1,5, 35)

Старая монахиня, призревшая Дариньку в трудное для той время, разъяснила герою смысл этого «ведения» и этого «пути».

«Он сказал, обращаясь к матушке Агнии, что он очень рад, что благой случай устроил все. Старушка поправила: «Не случай, батюшка, а Божие произволение … а случай – и слово-то неподходящее нам… - и улыбнулась ласково». (1,5, 39)

Даринька это ощущает более чутко: «Я поняла, что это Господь велит мне не покидать его, больная у него душа, жаждущая Дух» (1,5, 54)

Вот смысл всего: дать утоление жажды Духа: человек несет ее в себе, да сам своими усилиями прояснить для себя то не может. И обретает то и через духовные радости, и через печали, искушения.

«Только много спустя познал я, что по определенному плану и замыслу разыгрывалась с нами как бы божественная комедия, дух возвышающая, ведущая нас к духу Истины… творилась муками и страстями, и темные силы были попущены в игру ту» (1,5, 149)

«Все эти дни складывались так, чтобы смутить душу Дариньки, оглушить: события налетали и кружили, не давая одуматься, - «сбивали ее с пути». А невидимо для нее складывалось совсем иное, - выполнялось назначенное,
«чертился план» (1,5, 167)

С развитием событий смысл становится все проясненнее:

«Во всем, что случилось с ним и с Даринькой, виделся ему как бы План, усматривалась «Рука ведущая», - даже в грехопадениях, ибо грехопадения неизбежно вели к страданиям, а страдания заставляли искати путей» (1,5,
183)

Шмелев не устает напоминать именно об этой таинственной предначертанности бытия, развитие которого постоянно подправляется разными средствами, включая попущение темным силам:

«В те дни он еще и не думал о Плане, о «Чудеснейших чертежах», по которым творится жизнь, и о тех силах, которые врываются в эти «чертежи» или попускаются, чтобы их – для чего-то – изменить. Но даже и в те дни чувствовалось ему, что совершается что-то страшное» (1,5, 248)

Вот смысл одного из попущений: Виктор Алексеевич вызывается в
Петербург по делам и различными «случайностями», в том числе и попущенным греховным увлечением, удерживается там надолго, тогда как Даринька остается наедине со своими искушениями: «Теперь в этом вижу я некое попущение. Надо было удержать меня в Петербурге. Надо было, чтобы Даринька была предоставлена в борьбе с искушениями только одной себе». (1,5, 251)

И начало сознавания смысла всего начинается в тот момент, когда
Даринька рассказывает Виктору Алексеевичу о своих соблазнах и борьбе с ними, а он – «как будто видел состязание и игру сил в этой «божественной комедии», где разыгрывалось по чьей-то воле, по внутреннему невидимому плану – страдание о счастье, и темные силы были попущены в ту игру. Эта
«игра», как выяснилось потом определенно, была необходима, чтобы направить шаткие жизни … к определенной цели, - направить «небесными путями». (1,5,
254)

Если Даринька борется с соблазнами, с грехом, то Виктор Алексеевич прежде должен одолеть свое маловерие, которое вначале постоянно подчеркивается автором во многих подробностях: у него в доме нет икон, он лишь из снисхождения к Дариньке исполняет те или иные обряды и т.д. В его судьбе точно отразилась соловьевская схема: в детстве живший церковно, он затем стал никаким по вере» (1,5, 19) и только под влиянием Дариньки, направляемый Промыслом, он возвращается на «пути небесные».

В осмыслении начальной судьбы Виктора Алексеевича Шмелев соприкасается с давнею для русской культуры проблемы – с противостоянием рационального начала и веры в человеке.

Увлечение искусственными науками привело к нигилизму, доводившему его
«до кощунства, до скотского отношения к религии» (1,5, 19) Рассудок не мог привести к иному результату, как только к возрастанию в гордыне: «В нем нарастала, по его словам, - «похотливая» какая-то жажда – страсть все решительно опрокинуть, дерзнуть на все самое-то священное… духовно опустошить себя». Он перечитал всех борцов за свободу мысли, всех безбожников – отрицателей, и испытал как бы хихикающий восторг» (1,5, 19)

Шмелевский анализ точен: гордыня ведет к жажде деятельного самоутверждения, реализуемого через отвержение всего самого священного, и по истине это становится только бесовскою тягою к духовной пустоте. На такие прозрения был способен прежде один Достоевский. А вот этот –
«хихикающий восторг» - образ, свидетельствующий о глубочайшем проникновении в бездну душевную.

Результатом всех этих «хихиканий», отвержений и опустошений – стала его собственная семейная драма: наслушавшись рациональных рассуждений о
«физиологическом зове отбора», жена Виктора Алексеевича вскоре осуществила теорию на практике, нарушив супружескую верность, тогда как он сам оказался не на высоте «передовых идей» и разорвал отношения с нею.

Увлекшись затем астрономией, невер-скептик пережил однажды некое подобие смутного прозрения в какую-то неведомую небесную тайну, неясное ощущение существования особых небесных путей, «бездонной бездны бездн»:

«… В блеске раздавшегося неба огненно перед ним мелькали какие-то незнакомые «кривые», живые, друг друга секущие параболы… новые «пути солнц», - новые чертежи небесной его механики. Тут не было ничего чудесного, конечно, - рассуждал он тогда, - а просто – отражение света в мыслях: мыслители видят свои мысли, астрономы – «пути планет», и он, инженер-механик, мог увидеть небесные чертежи – «пути». Но еще иное, иное, увидел он: «бездонную бездну бездн», - иначе и не назвать». (1,5, 23)

Эта «бездна бездн» стала для него тем неразгаданным еще намеком, который раскрылся лишь впоследствии.

Вейденгаммер терпит поражение в поисках «причины всех причин». Его разум, получивший выучку научного скептицизма, не позволяет ему назвать эту
«причину» Богом, Всемогущим Создателем. Как Фауст при видении Духа Земли,
Вейденгаммер теряет сознание, когда ему открывается бездна бездн. Если
Фауста от самоубийства спасает хор ангелов, апостолов и мироносиц во время пасхальной службы, Вейденгаммер как бы оживает при ударе колокола
Страстного монастыря, зовущего к ранней обедне.

В своих сомнениях и недоверии к Богу и церкви Вейденгаммер в начале романа сродни Ивану Карамазову, в конце же, в заключительной сцене, он испытывает чувства, похожие на ощущения Алеши Карамазова, который, размышляя о будущем, любуется Млечным путем (после смерти отца Зосимы), а
Вейденгаммер восхищается звездным ливнем..

Нет ничего случайного и несущественного в сознании мастера. «Первые догадки, первый толчок к дальнейшему – получил герой после наблюдения за звездами. И недаром позднее он вдруг внял небесную Тайну, постиг промыслительную предначертанность своей жизни – слушая в храме, а затем повторяя и вне его, - слова Рождественского тропаря: «…звездою учахуся…
Тебе кланятися, Солнцу Правды…» (1,5, 83)

Как последовательный нигилист, он вскоре скептически отверг смутно забрезжившее в сознании: «Ничего не откроется, а … «лопух вырастет». Верно сказал тургеневский Базаров!…» - проговорил он язвительно». (1,5, 26)

Более того – даже грех, начало «темного счастья» Виктора Алексеевича и
Дариньки, имел промыслительный смысл. «Сияющее утро моя, когда случилось
«неповторимое и роковое», - Виктору Алексеевичу только впоследствии открылось, что это было роковое, - явилось в его жизни переломом: с этой грани пошла другая половина его жизни, - прозрение, исход из мрака. Уже прозревший, много лет спустя, прознал он в том утре – «утро жизни», перст указующий: то было утро воскресения, «недели о слепом», шестой по Пасхе.
Так и говорил, прознавши: «был полуслепым, а в это ослепительное утро ослеп совсем, чтобы познать Свет Истины». Если бы ему тогда сказали, что через грех прозреет, он бы посмеялся над такой «мистикой»: «что-то уж о-очень тонко и … приятно: грешком исцеляться!» Невер, он счел бы это за кощунство: осквернить невинную юницу, уже назначенную Богу, беспомощную, в тяжком коре, - и через надругательство прозреть…! Много лет спустя старец Амвросий
Оптинский открыл ему глаза на тайну» (1,5, 49-50)

Но свободен ли в этом следовании Плану человек? Не марионетка ли он, ведомый Рукою, пусть и благостной? Во-первых, и Шмелев это постоянно подчеркивает, Промысел постоянно оставляет за человеком возможность выбора между грехом и чистотою. Даже когда человек как бы в полной власти у искушающих темных сил, он может ми противостоять, призывая в молитве помощь
Божию. Попущение необходимо для одного: для укрепления человека в смирении.
Во-вторых, человеку свыше постоянно даются некие «знаки», которые помогают ему провидеть смысл событий и тем свободнее проявлять собственную волю
(слепец имеют меньшую степень свободы). Эти знаки не есть принуждение к действию, но подсказка, как понимать происходящее. Свобода же человека остается несвязанной. Но понимать, прозревать те «знаки» не вдруг дается.

«- И она, и я, - оба мы были в помрачении…, - рассказывал Виктор
Алексеевич, - Помрачение… - это очень верно. Есть в монастырском обиходе так называемое «прощение», когда братия, по окончании великого повечерия, просят у предстоятеля прощения, расходясь по кельям: «прости мя, отче святый, елика согреших … душею и телом, сном и леностию, помрачением бесовским…» В этом прощении нащупана глубочайшими знатоками духовной сущности главная наша слабость – духовная близорукость наша. Мы почти всегда пребываем в «помрачении», как бы без компаса, и сбиваемые с верного пути. Прозреваем ли смысл в мутном потоке жизни: Мы чувствуем лишь миги и случаи, разглядываем картину в лупу – и видим одни мазочки. И часто готовы читать отходную, когда надо бы петь «Воскресе», - и обратно. Люди высшей духовности острым зраком глядят на жизнь, провидят, и потому называют иных из них прозорливыми. Они прозревают смысл. Поздно, правда, но и мы с
Даринькой научились смотреть … страданием нашим научились. А в те дни оба мы были в помрачении, даже – в «бесовском помрачении». (1,5, 167-168)

Промысл осуществляется, человеку же даются «знаки», недвусмысленно раскрывающие ему духовный смысл происходящего, да не всегда человек узнает их. Вот «знаки», некоторые из них, из тех что были посланы героям книги.

Встреча Дариньки и Виктора Алексеевича происходит в ночь на Великий понедельник, т.е., по церковному, в начале самом Страстной седмицы. Эта встреча происходит возле Страстного монастыря. Когда Виктор Алексеевич входит вслед за Даринькой в собор, он слышит : «Чертог Твой вижу, Спасе мой, украшенный… и одежда не имам, да вниду в он…» Да, он еще далек от
Церкви, но он уже просит неосознанно, подпевая хору: «просвети одеяние души моея, Светодавче…». (1,5, 30)

Порою человек не хочет замечать предостережение свыше, влекомый сладостью греха.

Даринька призналась позднее о том времени, когда она была накануне своих искушений-соблазнов: «ослепленная, я не хотела видеть знаков оберегающих. А они посылались мне. Я чувствовала их, но не хотела видеть, мне было неприятно видеть». (1,5, 110)

О том же рассказывает и Виктор Алексеевич: «… Судьба наша начерталась
«Рукой ведущей». А мы не примечали, спали… Только после стало мне много понятно, и я привычно изобразил на неизменном чертеже все знаки – указания оттуда и был потрясен картиной. Нет, не верно, что мы не примечали.
Даринька сердцем понимала, что она как бы вынута из Жизни, с большой буквы, и живет в темном сне, в «малой жизни»: она прозревала знаки, доходившие к нам оттуда. Потому и ее тревоги, всегдашняя настороженность, предчувствия и как бы утрата воли, когда приближался грех». (1,5, 129)

Перечислять все «знаки» - долго и бессмысленно: книгу надо читать, и каждый «знак», вырванный из череды событий, как бы тускнеет, утрачивает свою значимость. Но вот хотя бы два еще примера.

Когда Даринька отправляется кататься на тройке с намеревавшимся соблазнить ее гусаром, происходит столкновение их с другою случайною тройкой, и в вынужденном ожидании новых «голубков» (лошадей), ездоки оказываются под аркою Святых врат Страстного монастыря (того самого, где долгое время несла послушание Даринька), и там гусар Вагаев рассказывает о чудесном своем спасении зимою в буранном бездорожье, совершенном преподобным Дмитрием Прилуцким. Этот рассказ дает «знак» воспринимать все события по иному, серьезнее, и затем напоминает о духовном смысле жизни и в иных обстоятельствах. «Теперь я знаю, что это сбивная нас с дороги тройка, и это укрытие от метели «под святое», и совсем уж дикая мысль погнать к
«Эрмитажу» за «голубками», - все это не случайно вышло». (1,5, 133)

И в момент, когда после долгих настойчивых действий гусара Даринька уже готова была уступить, свершилось неожиданное:

«Себя не помня, отдаваясь влекущей ласке, может с кем-то путая, она прильнула к нему, ища защиты…

В этот последний миг, когда гасло ее сознание, грозный удар, как гром, потряс весь дом. Даринька вскрикнула, вырвалась из его объятий и кинулась в темный коридор. Осталась в ее глазах качающаяся в углу лампадка…

Случилось чудо. Маленькие глаза увидят в этом «случайность», «смешное» даже. В нашей жизни «случайность» эта явилась чудом. Случайности получают иногда особую силу «знамений». Духовные глаза их видят, и именуют
«знамениями», вехами на путях земных. Даринька чутко видела. (1,5, 232-233)

Удар «случайно» произвел дворник Карп, закрывающий ворота и ударивший об угол дома тяжелым запором. Писатель верно замечает: не увидят знамения маленькие глаза. Нечуткий кто-то даже посмеется. Духовным же зрением все иначе видится. И не ощущающий хотя бы смутно самой возможности духовного видения – этого никогда понять не в состоянии. Одно и то же событие, явление – разными людьми видится разно именно из-за различия в видении мира.

Наконец, отметим еще одну важнейшую тему романа — смиренное следование человека, преодолевшего самость и гордыню, божественной воле. Героям приоткрывается непостижимая тайна Промысла Божьего. Однако «пути небесные», которыми ведутся герои, не определяют фатально их судьбу, воля человека остается свободной; многочисленные знаки, вразумления, неслучайные
«случайности», которыми насыщен роман, являются скорее подсказками и предложениями верного пути — но выбор остается за героями. Порой совершающиеся события кажутся для мирского разума безумием, бессмыслицей и даже трагедией. Но спустя некоторое время открывается их спасительный смысл. Вспоминая минувшее, Виктор Алексеевич говорит: «...главная наша слабость — духовная близорукость наша: мы почти всегда пребываем в
„помрачении", как бы без компаса, и сбиваемся с верного пути. Прозреваем ли смысл в мутном потоке жизни? Мы чувствуем лишь миги и случаи, разглядываем картину в лупу — и видим одни мазочки. И часто готовы читать отходную, когда надо бы петь „Воскресе",— и обратно. Люди высшей духовности острым зраком глядят на жизнь, про-видят, и потому называем иных из них прозорливыми. Они прозревают смысл».

Один из таких прозорливцев — старец Варнава. Встреча с ним героини играет важнейшую роль и в ее судьбе, и в общем действии романа. В критическую минуту, близкая к отчаянию от тяжести собственного греха,
Даринька бросается к о. Варнаве, и тот в беседе с нею не только утешает ее, но и распутывает клубок гнетущих ее сомнений и предуказывает ей путь. — терпеливо нести крест, не оставлять Виктора Алексеевича. Слова старца обладают необычайной силой, и Даринька свято хранит их в своем сердце. В последующем развитии романа это благословение о. Варнавы поддерживает, вдохновляет и вразумляет Дариньку. Доверие старцу, послушание ему дают ей силы переносить скорби.

Советы старца оказываются очень точны и мудры. Они определяют единственно истинную позицию, не оправдывая беззаконный брак, но призывая обоих героев к терпению и духовной высоте. Понимая это, Даринька отвергает попытки Виктора Алексеевича как-тo упростить их смысл, оправдать себя и облегчить свою совесть.

Невозможность обвенчаться с Виктором Алексеевичем для Дариньки — постоянная и огромная мука. Он пытается утешить ее:

« — Но ты же каялась!.. ты отпущена! Тот старец, Варнава, признал наш... пусть и не... неоформленный брак! Даже благословил!

— Не благословлял!..— вскрикнула Даринька.— Не знаешь ты его страданий за мой грех! не знаешь, почему так... но так надо... почему-то надо.
Это после откроется, почему так!..— страстно воскликнула она.— Я верую, что он знает сердцем!.. он провидит...»

Из. нескольких реплик в первых двух томах видно, что судьбы героев в дальнейшем были бы связаны с Оптиной пустынью, с преподобным Амвросием
Оптинским. И это закономерно; ведь в сюжетной основе романа лежат биографии реальных людей — инженера Виктора Алексеевича Вейденгаммера и Дарьи
Королевой, живших в конце прошлого века в окрестностях Оптиной пустыни.
История их жизни описана, например в воспоминаниях монахини Шамординского монастыря Амвросии (Оберучевой). Из ее рассказа известно, что кроткая и глубоко верующая девушка способствовала нравственному перерождению Виктора
Алексеевича. Она стала впоследствии духовной дочерью старца Иосифа
Оптинского, которого глубоко почитала и советам которого неотступно следовала. После ее внезапной смерти Виктор Алексеевич хотел покончить с собой, но, по настоянию старца Иосифа, поступил в Оптину и завершил жизнь истинным монахом.

Таким образом, роман «Пути небесные» по своему содержанию, проблематике, авторской позиции являет собой произведение очень характерное для духовной прозы. Как и в других произведениях духовной литературы, у
Шмелева данная проблематика раскрывается через систему образов и символов.

Заключение

В настоящей работе, обратившись к теме «Роман «Пути небесные» как итог духовных исканий И.С. Шмелева», мы рассмотрели вопрос о том, как менялось духовное мировосприятие писателя в течение всей жизни и как оно отразилось в его художественных произведениях.

Путь к вере писателя был мучителен и сложен. Детство Ивана Сергеевича прошло в православной патриархальной семье, оставив навсегда глубокий след в сердце писателя о вере. В годы студенчества мировоззрение Шмелева меняется под влиянием прочитанных книг ученых-материалистов, увлечением социологическими науками, революционными событиями. Писатель верит в возможность обновления жизни на гуманных и справедливых началах через переустройство общества. Такие взгляды получили отражение в ранних, демократической направленности произведениях. Но вопросы веры интересуют писателя и в этот период. Свои впечатления о поездке на Валаам он описывает в книге «На скалах Валаама». Дальнейшее духовное становление протекало в условиях революции, гражданской войны. Происходившее приводит писателя к переосмыслению своих ранних позитивистских взглядов. Личное горе, выезд за границу, огромная тоска по Родине приводит писателя к вере. Писатель подводит своеобразный итог своим духовным исканиям очерком «Старый Валаам».
В утверждении писателя на позициях православной веры сыграла огромную роль встреча и дружба с выдающмся мыслителем писателем Ильиным, встречи и беседы с зарубежными русскими деятелями Православной церкви и поездки в православные монастыри на западе. В годы эмиграции спасение России Шмелев видит на пути религиозного возрождения. Он пишет глубоко православные, проникнутые религнозным духом произведения: «Няня из Москвы», «Богомолье»,
«Пути Господни», многочисленные рассказы и очерки на эту тему.

Итогом духовных исканий стал роман «Пути небесные», в котором главной темой является освобождение человека от материалистических взглядов.
Писатель показывает бессилие науки и отдает предпочтение интуиции,
Божественному. Шмелев ставит вопросы, что дает человеку больше возможностей в познании тайн Вселенной: научные знания или православная вера. Кроме того, этот роман явился своеобразным новаторством в жанровой сфере, потому что шмелевский «духовный роман» несводим ни к одной из известных ранее разновидностей жанра романа (философский роман, социально-психологический роман, бытовой роман. В период создания своего последнего произведения
Шмелев был глубоко убежден, что духовное возрождение и процветание России возможно только в воссоединении с Церковью, что земная жизнь должна подчинена Высшей цели. Для писателя все вопросы жизни – бытовые, общественные, литературные имели глубокий религиозно-нравственный смысл.

Библиография:

I

|1|Шмелев И.С. Собр. соч.в 7 т. - М. 1999 |
|2|Шмелев И.С. Старый Валаам: // Москва. - 1990, - №9 |
|3|Шмелев И.С. Чудо будет наградой вам // Слово – 1991 г. - № 10. |

II

|4|Агоносов В.В. Самый русский из писателей // в кн. Литература русского |
| |зарубежья. - М., 1998 |
|5|Адамович Г. Иван Шмелев. // Одиночество и свобода. М. 1996. |
|6|Азбука христианства. Словарь-справочник важнейших терминов |
| |христианского учения и обряда. Сост. Удовиченко А. - М. 1997. |
|7|Антонова Е. Вечный круг. Россия помнит Ивана Шмелева // Завтра. 30 мая |
| |2000 г. |
|8|Басинский П. Иван Сергеевич Шмелев (1873-1950) // Литература |
| |(приложение к газете "Первое сентября"). - 1996. - июль |
|9|Басинский П., Федяков С. Иван Шмелев. Борис Зайцев. Зинаида Гиппиус |
| |(гл. из учебника "Серебряный век и русское зарубежье 1-й волны) // |
| |Литературная газета. - 1998, - №15 |
|1|Библиографический словарь в 2-х ч. Русские писатели, ч.2. под ред. |
|0|Скатова Н.Н. - М. 1998 |
|1|Большой толковый словарь русского языка. под ред. Кузнецова С.А. - |
|1|С.-Петербург, 1998 |
|1|Воропаев В. Предисловие // Гоголь Н.В. Духовная проза Н.В. Гоголя. |
|2| |
|1|Горький М. Письмо Шмелеву между 7 и 27 января. Капри 1910г. // Собр. |
|3|соч.: в 30 т. Т. 29. - М. 1955. |
|1|Давыдова Т.Т. Духовные искания И.С. Шмелева (повесть "Человек из |
|4|ресторана") // Литература в школе. - 1996. - №6. |
|1|Давыдова Т.Т. Русская неореалистическая проза (1900-1920 гг.) - М. 1996|
|5| |
|1|Даль И.В. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4т. Т.3. - |
|6|М., 1998 |
|1|Дудина Л.Н. Образ красоты в повести И.С. Шмелева "Богомолье" // Русская|
|7|речь. - 1991. - №4. |
|1|Дунаев М.М. Предисловие // Шмеоев И.С. Рассказы. Т.2 С.-Петербург, 1912|
|8| |
|1|Дунаев М.М. Творчество И.С. Шмелева (1873-1950). // Православие и |
|9|русская литература. Ч.5. М. 1999 |
|2|Дунаев М.М. Творчество И.С. Шмелева периода 1-й русской революции. // |
|0|Русская литература. - 1976 |
|2|Дунаев М.М. Толковая библия С.-Петербург, 1912 |
|1| |
|2|Есаулов И.А. Поэтика литературы русского зарубежья (Шмелев и Набоков: |
|2|два типа завершения традиции). Категория соборности в русской |
| |литературе. - Петрозаводск, 1995. |
|2|Журавлева А.Н. Православно-христианские традиции в произведениях И. |
|3|Шмелева "Лето Господне", "Богомолье". - М. 1997. |
|2|Зеньковский В.В. История русской философии. Т.2 ч.2 Ленинград, 1991. |
|4| |
|2|Золотая книга эмиграции. Первая треть двадцатого века. |
|5|Энциклопедический библиографический словарь. под ред. Сорокина А.В. и |
| |Шалопаева В.В. М., 1997 |
|2|Ив Жантийом-Кутырин. Мой дядя Ваня. Воспоминания об Иване Шмелеве. |
|6|Письма Ив. Шмелева Иву Жантийому-Кутырину. - М. 2001 |
|2|Ильин И.А. Почему мы верим в Россию // Новое время №10, 1991г. |
|7| |
|2|Ильин И.А. Собр. соч.: Переписка двух Иванов (1927-1934) . - М. 2000 |
|8| |
|2|Ильин И.А. Собрание сочинений: в 10т. Т.6 кн.2. М. 1996 |
|9| |
|3|История русской литературы к. XIX - нач. XX вв. Библиографический |
|0|указатель под ред. К.Д. Муратовой. - Москва-Ленинград. 1963 |
|3|Калугин В.В. Исповедь земле в ереси стригольников и романе И.С. Шмелева|
|1|"Лето Господне" // Русская речь №4 2000 |
|3|Кондаков В.Н. Мифологема "Потерянный рай" в художественной структуре |
|2|повести И.С. Шмелева "Лето Господне". - Калининград. 1994. |
|3|Кормилов С.И. "Самая страшная книга": (соотношение изобразительного и |
|3|выразительного в эпопее Ивана Шмелева "Солнце мертвых") // Русская |
| |словесность. - 1995. - №1. |
|3|Кузнецова Г. Небесные пути Ивана Шмелева // К единству! - 2000. - №8 |
|4| |
|3|Кутырина Ю.А. Трагедия Ивана Шмелева // Слово №2. 1991 |
|5| |
|3|Лаврова С.В. Образ красоты в повести Ивана Шмелева "Лето Господне", XI |
|6|класс // Литература в школе. - 1997. - №3. |
|3|Литературно-энциклопедический словарь. под ред. Кожевникова В.М., |
|7|Николаева П.А. - М. 1987 |
|3|Любомудров А.М. "Прибежище и надежда". Саровский чудотворец в рассказах|
|8|русского зарубежья. // Христианство и русская литература: сб. статей - |
| |С.-Петербург, 1994 |
|3|Любомудров А.М. К проблеме воцерковления героя // Христианство и |
|9|русская литература: сб. статей. - С.-Петербург, 1994 |
|4|Любомудров А.М. Оптинские источники романа "Пути небесные" // Русская |
|0|литература в школе. - 1993 №3. |
|4|Любомудров А.М. Православное монашество в творчестве и судьбе Шмелева. |
|1|// Христианство и русская литература: сб. статей - М., 1994 |
|4|Малахин В. Пути правды: Право в жизни и творчестве И.С. Шмелева // |
|2|Юридическая газета. - 2000. - №3. |
|4|Михайлов О. И.С. Шмелев (1973-1950) // Литература русского зарубежья. -|
|3|М. 1995 |
|4|Михайлова М.В. «Художник обездоленных» или «писатель без человека» // |
|4|Русская словесность. - 1997 №5. |
|4|Морозов Н.Г. Традиции святоотеческой духовности в повести И.С. Шмелева |
|5|"Лето Господне" // Литература в школе. - 2000. - №3 |
|4|Некрасова Е.Н. Живая истина. Метафизика человеческого бытия в русской |
|6|религиозной философии ХХ века - М., 1997 |
|4|Новоселов М.А. Сто русских философов. М., 1995 |
|7| |
|4|Осьминина Е. Иван Шмелев - известный и скрытый // Москва №4 1991 |
|8| |
|4|Осьминина Е. Последний роман // Шмелев И.С. Собрание сочинений: в 5т. |
|9|Т.5. Пути небесные: роман - М., 1998 |
|5|Осьминина Е. Пути земные и пути небесные. // Москва №1 1995. |
|0| |
|5|Осьминина Е. Слово о Татьяне // Шмелев И.С. Пути небесные. - М., 1999 |
|1| |
|5|Осьминина Е. Шмелев: трагедия в Крыму. - Дон. - 1990. |
|2| |
|5|Павловский А.И. Две России и единая Русь: (художественно-философская |
|3|концепция России-Руси в романах А. Ремизова и И. Шмелева эмигрантского |
| |периода) // Русская литература. - 1996. - №2 |
|5|Пак Н.Н. Пути обретения России в произведениях Б.К. Зайцева и И.С. |
|4|Шмелева (образ монастыря) // Литература в школе. - 2000, - №2 |
|5|Пуля И. Я писал только о России, о русском человеке, о его страданиях. |
|5|// Труд №7 2000 |
|5|Реферативный журнал. Отечественная и зарубежная литература. Серия 7. |
|6|Литературоведение. №1 2001 |
|5|Саакянц А. Позднее творчество Ивана Шмелева (1873-1950). - Дон 1967. |
|7| |
|5|Седьмая международная конференция "Православие и русская литература". |
|8|// Русская литература №4 2000 |
|5|Сербиненко В.В. Русская религиозная метафизика (ХХ век). - М., 1996. |
|9| |
|6|Смирнова Л.А. Шмелев И.С. // Русская литература к. XIX - н. XX в. - М. |
|0|1993 |
|6|Смирнова М. И.С. Шмелев, время и судьба. (к биографии русского |
|1|писателя) // Согласие. - 1991. - №1 |
|6|Солженицын А. Иван Шмелев и его "Солнце мертвых" // Новый мир №7 1998 |
|2| |
|6|Сорокина О.Н. Московиана: жизнь и творчество Ивана Шмелева |
|3| |
|6|Спиридонова Л. "Мы живем в снах и легендах": к 50-летию со дня смерти |
|4|И.С. Шмелева // Независимая газета - 2000. - 31 марта. |
|6|Струве Г. Русская литература в изгнании.- Париж-Москва. 1996 |
|5| |
|6|Усенко Л.В., Ивченко Е.Г. Духовные искания И.С. Шмелева (Валаамский |
|6|монастырь в творчестве писателя). - Ростов н/Д., 1997 |
|6|Фомичева А. И пришло то сияние через муку и скорбь // Еженедельное |
|7|приложение к г. Первое сентября. №7. 1999 |
|6|Христианский энциклопедический словарь: в 3т. Т.3. - М., 1995 |
|8| |
|6|Черников А.П. И.С. Шмелев (1973-1950) // Проза и поэзия серебряного |
|9|века. - Калуга, 1993 |
|7|Черников А.П. Светлая страница // Шмелев И.С. Собрание сочинений в 5т. |
|0|Т.4. Няня из Москвы: роман - М., 1995 |
|7|Черников А.П. Творчество И.С. Шмелева (1895-1917). Автореферат |
|1|диссертации на соискание ученой степени кандидат филологических наук - |
| |М. 1974 |
|7|Шепаров Д. Высокое небо Ивана Шмелева: (о писателе И.С. Шмелеве) // |
|2|Трибуна. - 1999. - 26 окт. |
|7|Шмелев И.С. "Я сам был свидетелем": [переписка писателя с адмиралом |
|3|М.А. Кедровым, 1936]. Публ. Е. Осьмининой // Литературная газета. - |
| |2000 №6 |
|7|Шмелев И.С. Автобиография. Публикация А.П. Черникова (к 100-летию со |
|4|дня рождения писателя. 1873-1950) // Русская литература. - 1973, - №4 |
|7|Шмелев И.С. Для гения нужна особая свобода: Письма И.С.Шмелева А.Б. |
|5|Дерману (1917-1919) / Публ., предисл. и примеч. Е.А. Осьмининой // |
| |Литературное обозрение. - 1997, - №4 |
|Материалы, взятые из интернет-ресурсов: |
|76|Бонгард-Левин Г. Изгнание в вечность "Мой друг! Мой брат! Мой звук в |
| |пустыне" - Internet: http://www.rusmysl.ru |
|77|Бонгард-Левин Г. Изгнание в вечность "Сто мельниц мелют: Ам! Стер! |
| |Дам!"" Иван Шмелев в Голландии - Internet: http://www.rusmysl.ru |
|78|Иванов А. Пути небесные - 1948 г. - Internet: http://www.rusk.ru |
|79|Леонидов В. "Знаю, придет срок, Россия меня примет..." Первая книга об|
| |Иване Шмелеве - Internet: http://exlibris.ng.ru |
|80|Марченко Т.В. Доклад на Шмелевских чтениях в ИМЛИ 30 мая 2000 года - |
| |Internet: http://www.aha.ru |
|81|Михалков Н. Приветствие участникам форума - Internet: |
| |http://www.ozon.ru |
|82|Обуховская Л. Иван Шмелев и духовная культура православия - Internet: |
| |http://www.aha.ru |
|83|Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Слово о русском писателе |
| |Иване Шмелеве, произнесенное в Донском монастыре при перезахоронении |
| |праха писателя. - Internet: http://www.aha.ru |
|84|Петров С. И.С. Шмелев. - - Internet: http://www.lbn.ru |
|85|Русский мир. Просветительский альманах. № 2-2000 - Internet: |
| |http://www.pereplet.ru |
|86|Сухинина Н.Е. Будни и праздники Господнего Лета. - Internet: |
| |http://www.rusk.ru |
|87|Таянова Т.А. И.С. Шмелев и И.А. Ильин (к проблеме религиозного типа |
| |художественного сознания в русской культуре ХХ века) - Internet: |
| |http://www.voskres.ru |

Страницы: 1, 2, 3, 4