Обзор литературы, посвященной жизни и творчеству Б.Л. Пастернака
Обзор литературы, посвященной жизни и творчеству Б.Л. Пастернака
I. Введение
Обзор литературы, посвящённой жизни и творчеству Б.Л.Пастернака.
В феврале 1990 года мир отмечал 100-летие со дня рождения
Бориса Леонидовича Пастернака – выдающегося поэта ХХ столетия. По решению
ЮНЕСКО 1990 г. был объявлен годом Пастернака. Во множестве публикаций о его
творчестве и судьбе воссоздан образ удивительного человека, мастера
поэтической речи, художника-мыслителя в широком смысле слова. На языке
искусства он стремился выразить своё понимание жизни, истории, природного
мира. Погружение в историю и современные ему течения философской мысли
оказало влияние на его мировоззрение, весь строй его поэтического
восприятия природы и социальной действительности1 – отличает в своей работе
«Б.Л.Пастернак – поиски призвания» Н.Ф.Овчинников. В письме к Жаклин де
Труайяр от 1959 года, обращаясь к годам своей юности, Борис Пастернак
говорит о стремлении постигать если не Вселенную, то какое-то измерение
вещей, несравненно более широкое, чем личные впечатления.
Долгое время Борисом Пастернаком и его произведениями в
России, вернее в бывшем Советском Союзе, почти не интересовались. За
рубежом печаталось много изданий стихотворений, прозы и писем Бориса
Леонидовича Пастернака, причем как на иностранных, так и на русском языках.
За границей выходили в свет мемуары и монографии, писались
диссертации и научные статьи о жизни и творчестве автора. Проводились даже
научные конференции, посвященные Борису Леонидовичу. Но в них не могли
принять участия советские пастернаковеды. Единственными русскими, кто мог
участвовать в этих конференциях, были эмигранты.
Но с начала восьмидесятых годов ситуация начинает
изменяться. В 1982 году вышел сборник прозы Бориса Пастернака «Воздушные
пути» (конечно, без «Доктора Живаго», еще запрещенного), а в 1983 году
вышло второе издание этого сборника[1].
В 1988 году на страницах «Нового мира» роман «Доктор Живаго»
впервые появляется в России[2]. Его публикация была очень заметным
событием, однако сам роман несколько разочаровал читателя, ведь ожидалась
политическая сенсация. Никто не мог понять, почему это произведение вы-
звало такую бурю негодования в свое время. Однако политическая печать в
качестве подстраховки, из-за боязни переоценки художественных ценностей,
запаслась аргументами о художественных «слабостях» романа. Газета «Правда»
напечатала статью Д. Урнова «Безумное превышение своих сил»3. В ней автор
говорил о так называемых «недостатках» «Доктора Живаго».
После публикации в журнале стали выходить книжные издания романа.
Первое издание вышло в 1988 году в Вильнюсе1, а в 1989 году в издательстве
«Книжная палата» выходит второе издание «Доктора Живаго». Предисловие к
этому изданию было написано Е. Б. Пастернаком, а послесловие В. М.
Борисовым.
В том же 1989 году роман издается в Куйбышеве и в издательстве
«Советская Россия», а в издательстве «Советский писатель» «Доктор Живаго»
выходит с тем же послесловием В. М. Борисова и
Е. Б. Пастернака, и с вступительной статьей Д. С. Лихачева. В это издание
так же была включена проза Б. Л. Пастернака 1910-30 годов2.
В шестом номере «Нового мира» за 1988 год была опубликована
статья Е. Б. Пастернака и В. М. Борисова, подробно описывающая историю
создания романа, с учетом многочисленных источников (писем, мемуаров,
воспоминаний и т.д.)3.
В 1989-1992 годах в издательстве «Художественная литература»
вышел пятитомник Бориса Пастернака.4
Выходило немало изданий стихотворений и поэм автора. Самыми
важными из них были: «Избранное» в 2-х томах (Москва: «Художественная
литература», 1985 г.), подготовленное Е. В. Пастернаком и Е. Б.
Пастернаком,
и новое издание в двух томах «Стихотворения и поэмы» в Большой серии
«Библиотеки поэта» (Ленинград: «Советский писатель», 1990 г.),
подготовленное В. С. Баевским и Е. Б. Пастернаком.
Также в 1990 году выходят две книги, объединяющие различные
произведения Бориса Пастернака, посвященные вопросам художественного
творчества— «Борис Пастернак об искусстве» (Москва: «Искусство», 1990 г.) и
«Мой взгляд на искусство» (Саратов : Издательство Саратовского
университета, 1990 г.). Первая книга составлена Е. Б. Пастернаком и Е.В.
Пастернаком, с предисловием В. Ф. Асмуса, написанным еще в 1966 году.
Вторая книга составлена Р. А. Лихт с предисловием Е. Б. Пастернака. В книги
включены статьи, заметки, выступления, предисловия, повесть «Охранная
грамота», автобиографический очерк «Люди и положения» и письма разных
лет.
В 1991 году выходит в свет прекрасно изданная, отпечатанная в
Германии книга, составленная Б. А. Кацем — «Раскат импровизаций: Музыка в
жизни и творчестве Бориса Пастернака» (Москва: «Советский композитор», 1991
г.). В ней объединены фрагменты писем и воспоминаний совре-
менников о Борисе Леонидовиче, отрывки из монографии Е. Б. Пастернака об
отце, и все, что в творчестве, окружении и в самой эпохе Пастернака, так
или иначе, связано с музыкой. В издании много репродукций и фотографий.
Важное значение приобретает издание трех книг писем Бориса
Пастернака.
Первая — «Из писем разных лет». (Москва: «Правда», 1990 г.),
составленная Е. Б. Пастернаком в основном из не публиковавшихся ранее
писем.
Вторая — «Р. М. Рильке, Б. Л. Пастернак, М. Цветаева. Письма
1926 года». (Москва; «Книга», 1990 г.). Она была подготовлена К. М.
Азадовским, Е. Б. Пастернаком и Е. В. Пастернаком. Переписка этих трех
авторов и раньше неоднократно издавалась во многих странах, на разных
языках.
И третья — «Переписка Бориса Пастернака». (Москва:
«Художественная литература», 1990 г.) со вступительной статьёй Л. Я.
Гинзбург. Во вступлении анализируются основные черты пастернаковской
переписки, и предлагается концепция творческого самоопределения Бориса
Пастернака. Составители (Е. Б. Пастернак и Е. В. Пастернак) включили в
книгу большую часть переписки автора с двоюродной сестрой О.М. Фрейденберг,
переписку с М. Горьким, М. Цветаевой, А. Эфрон, Н. Тихоновым, полностью
опубликована переписка с В. Т. Шаламовым.
Часто публиковались письма в журналах и газетах. Например,
переписка с М.В. Юдиной1 , а также очень интересные переводы писем к Жаклин
де Пруайар, французской исследовательнице и переводчице опубликованные в №1
журнала «Новый мир». Хорошая подборка писем Б. Л. Пастернака из Марбурга за
май-август 1912 года публиковалась в ежегоднике «Памятники культуры. Новые
открытия. 1989.» (Москва: «Наука», 1990 г.)
Издательство «Радуга» в 1990 году публикует стихотворные
переводы из европейской поэзии Б. Пастернака, которые входят в книгу
«Зарубежная поэзия в переводах Б. Л. Пастернака». Составители этого
замечательного сборника — Е. Б. Пастернак и Е. В. Пастернак, комментарии Л.
М. Аринштейна, А. А. Гугнина, В. Т. Середы.
Переводы из поэзии народов бывшего СССР собраны в книге
Не я пишу стихи»1 , составленной Е. С. Левитиным.
Печаталось много воспоминаний о Борисе Леонидовиче Пастернаке. В
1989 году были выпущены мемуары литературоведа и переводчика Н. Н.
Вильмонта «О Борисе Пастернаке: Воспоминания и мысли». (Москва:
«Советский писатель», 1989 г.), а также отдельным изданием вышли дневники
3. А. Масленниковой «Портрет Бориса Пастернака» (Москва: «Советская
Россия», 1990г.)
К столетию автора появляется очень много журнальных публикаций.
Печатаются фрагменты воспоминаний жены Пастернака — Зинаиды
Николаевны («Нева» 1990, Ж 2, 4.), отрывки из воспоминаний друга Бориса
Леонидовича К. Г. Локса, дневники Я. 3. Черняка, А. К. Тарасенкова, Е. Ц. и
К. И. Чуковских («Вопросы литературы» 1990, № 2), отрывки из дневников Л.
К. Чуковской, воспоминания М. К. Поливанова и Э. Г. Герштейн (в
«Литературном обозрении» 1990, № 2.). Вообще же второй номер «Литературного
обозрения» за 1990 год полностью посвящен Борису Пастернаку.
Опубликованы дневники Л. В. Горнунга («Литературное обозрение»
1990, № 5), воспоминания Вяч. Вс. Иванова («Согласие» 1990, №1).
Большое значение имело издание первой советской монографии,
посвященной жизни и творчеству Б. Л. Пастернака, написанной Е. Б. Пастер-
наком «Борис Пастернак: материалы для биографии» (Москва: «Советский
писатель», 1989 г.). В книге используется огромное число писем, мемуарных
свидетельств, в том числе и устных. Содержательная рецензия Л. Флейшмана на
эту книгу была опубликована в «Новом мире» за 1991 год № 5.
Издательство «Советский писатель» выпустило монографию В.
Альфонсова «Поэзия Бориса Пастернака» (Ленинград, 1990 год). Это
литературно-критический разбор творчества Б. Пастернака от первых сборников
до стихотворений последних лет.
Появление многих изданий произведений Б. Пастернака, а также
работ, посвященных ему, было приурочено к столетию со дня рождения автора.
Торжества, посвященные Пастернаку, начались еще в декабре 1989 года в
Москве, в Государственном музее изобразительных искусств имени А. С.
Пушкина с открытия выставки «Мир Пастернака», подготовленной Е. С.
Левитиным. В том же 1989 году был издан каталог «Мир Пастернака»1 .В этом
каталоге содержится подробное описание экспонатов с полным воспроизведением
текстов писем, дарственных надписей. Также несколько статей, в том числе
работа Л. Я. Гинзбург «О раннем Пастернаке»,
статья Вяч. Вс. Иванова «Колыхающийся занавес» и работа Д. ди Симпличио
«Борис Пастернак и живопись». В последней рассматривается творческая
позиция отца поэта -художника Леонида Пастернака - для исследования поэзии,
прозы и эстетических концепций самого Бориса Пастернака. В книгу также
входит статья Е.С. Левитина «Биографическая канва Бориса Пастернака». Она
дополняет каталог и превращает его в своего рода материалы к биографии
жизни и творчества Бориса Леонидовича.
Также к юбилею почти во всех филологических и литературно-
художественных журналах было опубликовано много материалов, касающихся
писателя. А «Литературное обозрение» (1990, № 2) и выпуск «Досье»
«Литературной газеты», а также журнал «Наше наследие» (1990,№1) вообще были
полностью посвящены Пастернаку. В них собраны различные публикации: письма,
записи Бориса Леонидовича, воспоминания современников, фрагменты дневников,
статьи, исследования, фотографии.
В юбилейный год было много газетных публикаций. В «Советской
культуре» за десятое февраля 1990 года были опубликованы письма Бориса
Пастернака к итальянскому издателю «Доктора Живаго» Дж. Фельтринелли.
«Литературная газета» за 31 января 1990 года напечатала фрагменты
записей о Борисе, Леонидовиче Вяч. Вс. Иванова. В той же газете за 26
февраля 1992 года — материалы из архива ЦК КПСС, связанные с травлей
Пастернака.
Газета «Гласность» за 27 сентября 1990 года напечатала письма
Б.Пастернака к Сталину 1936 года.
В 1990 году в Москве было проведено несколько пастернаковских
конференций. Материалы Межвузовской конференции, прошедшей в Перми, были
опубликованы.1
В 1990 году в Одессе издан библиографический указатель «Борис
Пастернак», в котором отражены почти все юбилейные публикации. Книга
составлена Г. Д. Зленко и Н. Н. Чернего.
В четвертом номере «Русской речи» за 1990 год была публикация
«Борис Пастернак. Анкеты, заявления, ходатайства [автобиография] 1920 год»,
составленная Е. Б. Пастернаком.
В 1993 году выходит в свет книга «Дарственные надписи на книгах»
(Москва, 1993 г.)
Появляются новые издания произведений Вильяма Шекспира в переводе
Пастернака.2
О. В. Ивинская публикует свои воспоминания о писателе «Годы с
Борисом Пастернаком. В плену времени.» .3
С 1993 года появляются новые издания писем Бориса Леонидовича
Пастернака, Так в 1993 году в свет выходит книга писем писателя к своей
жене Зинаиде Николаевне Нейгауз-Пастернак (Москва: «Дом», 1993).
Позже печатается переписка Бориса Леонидовича с Ниной Табидзе1 Переписка с
Евгенией Пастернак печатается в журнале «Знамя» (1996 г. №№1-2)
К 105-летию Бориса Пастернака выходит статья: «Третье рождение:
100 тысяч паломников к Пастернаку.// К 105-летию со дня рождения».
(«Литературная газета» 1995, 5 февраля).
В последние годы вновь выходят сборники стихотворений: «Услышать будущего
зов». Стихотворения. Поэмы. Переводы. Проза. (Москва:
«Школа-пресс», 1995 год); «В плену у времени». Стихи. (Москва: «Линор»,
1996 год); Борис Пастернак. Стихи. Поэмы. Проза.//Предисловие А. П.
Архангельской. (Москва: ТКО «ACT» Олимп, 1996 год).
Сейчас, хоть и реже, чем в 1988 - 1991 годы, в газетах и
журналах появляются статьи, исследования, монографии о жизни и творчестве
Б. Л. Пастернака, о его произведениях. Многое уже написано, сказано, но и
во многом ещё следует разобраться, многое сказать. Уже освещены многие темы
и основные мотивы произведений этого автора, но что-то еще осталось не
изученным. Почему-то очень мало написано о мотиве стихии, а ведь она
[стихия] занимает большое место в творчестве писателя. В своей работе я
хотела бы более детально разобрать, как отображается мотив стихии в
произведениях Бориса Леонидовича Пастернака.
Вообще, что такое стихия? Что подразумевается под этим словом?
Стихия (от греческого stoicheion – первоначально элемент).
1) В древней натурфилософии – одно из первовеществ, основных элементов природы [например: вода, огонь, дерево, металл, земля – в древнекитайской философии: земля, вода, воздух, огонь].
2) Явления природы проявляющиеся как могущественная, разрушительная сила.1
В словаре иностранных слов даётся дополнительное толкование
этого слова:
1) У древнегреческих философов – материалистов – основные элементы природы: огонь, воздух, земля и вода.
2) Явления природы, отличающиеся часто разрушительной силой (например, ураган, шторм, вулканические извержения).
3) Отсутствие организации, полная неорганизованность, бесплановость, неуправляемость (пер).
4) Окружающая привычная среда, обстановка (пер.).2
Нас интересует значение стихии как разрушительного природного явления и
некой неуправляемой, неконтролируемой человеком силы.
Итак, в моей работе, при рассмотрении произведений Пастернака,
речь будет идти о стихиях природы (грозе, вьюге, метели, буране,
снегопаде), и о стихиях, захватывающих человека (любви, страсти, революции,
стихии творческого вдохновения). Мне хотелось бы показать на примерах из
текста, что все эти стихии действительно присутствуют у Бориса Леонидовича,
и посмотреть, какую роль они играют в его произведениях и как взаимосвязаны
между собой. Так, нередко, одна стихия, чаще более глубокая, выражается
другой. Например, у многих авторов революционная метель выражена метелью
снежной, буря чувств в душе героя — бурей в природе. Стихии губят, являются
предвестниками несчастий, а у некоторых авторов иногда выступают на стороне
героев.
Мне очень жаль, что этой темой мало занимались, что ее
незаслуженно забыли. Ведь в произведениях многих авторов стихия играет
далеко не последнюю роль, зачастую давая возможность глубже раскрыть
характер героев, понять и правильно оценить их поступки.
II. ГЛАВНАЯ ЧАСТЬ
Мотив стихии в романе Б.Л.Пастернака
«Доктор Живаго».
1. Поэтический образ бытия в романе «Доктор Живаго»
К мотиву стихии обращались многие авторы XIX-XX веков. Через
внешние проявления стихии они раскрывают внутренний мир своих героев,
показывают их переживания. Стихия в произведениях нередко выступает как
против человека, так и заодно с ним.
Вспомним стихотворение А.С.Пушкина «Бесы». Там стихия зла, вьюга,
пытается погубить человека.
Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Небо мутно, ночь мутна.
(«Бесы»)
Снег, как символ смерти. Огромная скорость — мчатся, вьются тучи, летит
снег, все в движении, все пытается погубить, уничтожить. Вьюга — стихия
зла:
«Эй, пошел, ямщик !» — «Нет мочи:
Коням, барин тяжело;
Вьюга мне слипает очи,
Все дороги занесло...»
(«Бесы»)
А вот в лермонтовском «Мцыри» и в «Боярине Орша» стихия
близка героям:
...Когда гроза пугала вас,
Когда, столпясь при алтаре,
Вы ниц лежали на земле, —
Я убежал. О как я брат
Обняться с бурей был бы рад !
Глазами тучи я следил,
Рукою молнию ловил... («Мцыри»)
------------//--------------
Скажи мне, что средь этих стен
Могли бы дать вы мне в замен
Той дружбы краткой, но живой,
Меж бурным сердцем и грозой?..
(Боярин Орша)
У Лермонтова герои ( Мцыри и Арсений) как бы сроднились со
стихией («и бурю братом назвал я»), они рады грозе; гроза, буря для них
является символом свободы, стихия завладела их «бурным сердцем», тогда как
других стихия пугает.
Многие авторы обращались к этому мотиву, чтобы передать через
стихию природы чувства, мысли, ощущения, характер героев, чтобы отразить
события, происходящие вокруг. (Вспомним поэму «Двенадцать» А. Блока: Там
стихия — революция, а снег, вьюга — выразители этой стихии.)
В своей работе мне хотелось бы осветить основной, проходящий
через все творчество Бориса Леонидовича Пастернака мотив — мотив стихии.
Это и стихия любви, и стихия революции, стихия творческого вдохновения. Это
стихия огня и стихия снега, холода. Это бураны, метели, вьюги,
грозы.
Стихия — разрушительная сила. И нельзя, наверное, говорить о
стихии зла и стихии добра, ибо когда добро становится стихией, оно
превращается во зло. Свет свечи в романе «Доктор Живаго» — это маяк, тепло,
добро, но его нельзя назвать стихией огня, это маленькое пламя само
беззащитно перед стихией, она задует, загубит, сметет его. Стихия огня —
это пожар, бушующий, пожирающий все кругом. Горящая свеча, огонь костра или
огонь в камине — человек контролирует стихию огня, и не дай Бог ей
вырваться наружу.
Или возьмем любовь — она может быть как великим счастием, так и
великим бедствием. Любовь, страсть — великая стихия, которой подчиняется
все вокруг, и она может долго гореть ровным пламенем свечи, согревая и
освещая жизнь, а может вспыхнуть пожаром, сжечь дотла, погубить.
Любовь Юрия к Тоне — это свеча, которая согревает его жизнь, а
любовь к Ларе обжигает, подчиняет, заставляет забыть обо всем, делает спо-
собным на любые поступки. Слабый, безвольный Юрий Живаго во имя любви к
Ларе бежит из партизанского лагеря, во имя своей любви он, наверное впервые
в жизни, принимает решение и отпускает, скорее даже отправляет, Лару с
Комаровским, считая, что так ей будет лучше.
В романе «Доктор Живаго» одна стихия — революция — порождает
новые и новые. И эти стихии захватывают людей, несут их, перемешивают в
своем потоке, вершат их жизни.
За основу своей работы я возьму творчество Бориса Леонидовича
Пастернака, и основной целью моего исследования будет его роман «Доктор
Живаго», который, на мой взгляд, является как бы итогом творчества
писателя. Всю свою жизнь он шел к написанию своей «большой прозы», которой
стал этот роман, и мне кажется, будет не лишним дать историю создания этого
произведения, ведь над ним Пастернак работал, словно подгоняемый некой
стихией, он писал роман несмотря на все трудности и испытания, которые
посылала ему жизнь.
С 1918 года Борис Пастернак неоднократно начинает писать прозу о
судьбе своего поколения и каждый раз по разным причинам вынужден прекращать
работу. За это время в стране происходят большие изменения, меняется и
замысел автора. В письмах Пастернак нередко упоминает о своих начинаниях,
он не раз говорит о творческом подъеме: «Потом я некоторое время поработаю
свое, для себя... Мне хочется написать пьесу и повесть, поэму в стихах и
мелкие стихотворения. Это настроение, может быть, предсмертное, последнего
года и последних довоенных месяцев, которое еще ярче разгорелось в войну».1
В октябре 1945 года Пастернак приезжает в Москву, где он
конкретизирует свои планы, и его проза видится ему теперь по-новому.
Появляются первые наброски, стихия творческого вдохновения, если можно так
выразиться, завладела им. Вот что он пишет Ольге Фрейденберг: «Я начал
большую прозу, в которую хочу вложить самое главное, из-за чего у меня «сыр-
бор» в жизни загорелся, и тороплюсь, чтобы ее кончить к твоему летнему
приезду и тогда прочесть».2 Подтверждение этого плана мы можем увидеть в
письме Бориса Леонидовича к Н. Я. Мандельштам: «Я хочу написать прозу обо
всей нашей жизни от Блока до нынешней весны, по возможности в десяти —
двенадцати главах, не больше. Можете себе представить, как торопливо я
работаю и как боюсь, что что-нибудь случится до окончания моей работы!»3
Сменив несколько названий: «Мальчики и девочки», «Свеча горела»,
— роман к осени 1946 года был назван «Доктор Живаго». Первую главу романа
Пастернак читал 1 августа 1946 года дома. Были приглашены Асмусы и К. А.
Федин.
К концу 1947 года были написаны десять стихотворений Юрия
Живаго, а летом 1948 года впервые четыре части романа были перепечатаны, и
десять копий перечитывались и пересылались. В то же время Пастернак
вынужден подрабатывать переводами. С августа 1948 года он начинает перевод
«Фауста» Гете, который увлек Бориса Леонидовича, и он пытается проникнуть в
особенности, в магию лирики Гете. Фауст — заклинатель стихий, судеб, духов
прошлого и будущего. Это произведение было настолько близко Пастернаку, его
душевному состоянию, что он стремился сделать русского Фауста, и даже думал
назвать свой роман «Опыт русского Фауста».
Осенью 1952 года Борис Леонидович попадает в больницу с обширным
инфарктом миокарда, а после болезни, в санатории Болшево, он снова берется
за работу.
В 1954 году в четвертом номере «Знамени» появляется десять
стихотворений Юрия Живаго и вступительная заметка автора: «Борис Пастернак.
Стихи из романа в прозе «Доктор Живаго». Роман предположительно будет
дописан летом. Он охватывает время от 1903 до 1929 года, с эпилогом,
относящимся к Великой Отечественной войне. Герой — Юрий Андреевич Живаго,
врач, мыслящий, с поисками, творческой и художественной складки, умирает в
1929 году. После него остаются записи и среди других бумаг напи- санные в
молодые годы, отдельные стихи, часть которых здесь представляется и которые
во всей совокупности составляют последнюю, заключительную главу романа».1
В конце 1955 года Пастернак вносит последние поправки в рукопись.
Весной 1956 года Борис Леонидович отправляет полную рукопись
«Доктора Живаго» в редакции журналов «Новый мир» и «Знамя». В мае 1956 года
по Московскому радио прошла передача на итальянском языке о скором выходе
романа в свет. Член итальянской компартии, сотрудник итальянского
радиовещания в Москве, Серджио Д'Анджело просит рукопись для ознакомления и
пересылает ее миланскому издателю Дж. Фельтринелли, который хочет издать
роман. Тридцатого июня Пастернак отвечает ему, что будет рад, если «Доктор
Живаго» появится в переводе, но добавляет: «Если его публикация здесь,
обещанная многими нашими журналами, задержится, и Вы ее опередите, ситуация
для меня будет трагически трудной».
В середине сентября 1956 года Пастернак получает коллективное
письмо от членов редколлегии журнала «Новый мир». В нем содержится отказ от
публикации романа, обосновывающийся тем, что в данном произведении явное
искажение роли Октябрьской революции и той части интеллигенции, которая ее
поддерживала.
7 января 1957 года Борис Пастернак подписывает договор с Гос-
литиздатом на публикацию «Доктора Живаго», соглашаясь при этом на некоторые
сокращения. Фельтринелли просят задержать издание романа до сентября, чтобы
он успел выйти в Москве. Однако после смерти А. К. Котова, директора
Гослитиздата, публикация романа была остановлена.
15 ноября 1957 года роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго»
вышел на итальянском языке. Вскоре Фельтринелли выпускает два русских
издания, обеспечившие ему авторское право во всем мире, кроме СССР, а к
концу 1958 года роман был выпущен на всех европейских языках.
С 1946 года по 1950 год, в 1953, 1957 году нобелевский комитет
рассматривал кандидатуру Пастернака, выдвинутую на получение премии. На
восьмой раз, 23 октября 1958 года Нобелевская премия была присуждена Борису
Леонидовичу Пастернаку с формулировкой: «За выдающиеся достижения в
современной лирической поэзии и на традиционном поприще великой русской
прозы».
Сам автор полагал, что такая награда будет гордостью для страны.
Выдвижения до публикации позволяли считать, что премия никак не связана с
публикацией романа, но в выступлении Государственного секретаря США Дж. Ф.
Даллеса говорилось, что премия присуждена Пастернаку за ненапечатанный в
Советском Союзе роман «Доктор Живаго». Разразился чудовищный скандал,
Бориса Леонидовича исключили из Союза писателей. В Верховный Совет было
подано прошение о лишении Пастернака гражданства и высылке за границу. Он
был вынужден отказаться от премии, послав в Швецию телеграмму: «Ввиду того
значения, которое приобрела присужденная мне награда в обществе, к которому
я принадлежу, я вынужден от нее отказаться. Не примите в обиду мой
добровольный отказ».
Итак, роман был запрещен, но несмотря на запреты и изъятия
«Доктор Живаго» был довольно хорошо известен в кругах московской интеллигенции. И лишь спустя тридцать лет, в начале 1988 года в журнале
«Новый мир» роман Бориса Леонидовича Пастернака «Доктор Живаго» официально появился в Советском Союзе.
На мой взгляд, даже сама история создания этого произведения,
история его написания и история его выхода в свет является показателем
противостояния двух стихий. С одной стороны — стихия творческого
вдохновения, которая захватила автора, подчинила себе его жизнь. С другой
стороны — стихия неприятия, непонимания. Люди глупые, трусливые, которые не
понимали, а скорее всего боялись этого одаренного, талантливого, страстного
человека и его таланта, боялись быть на стороне его друзей, предпочитая
сторону врагов, всей своей мощью бросились на борьбу против Пастернака. И
видимо свои мысли об этом Борис Леонидович вкладывает в уста Юрия Живаго о
его друзьях: «Дорогие друзья, о как безнадежно ординарны вы и круг, который
вы представляете, и блеск и искусство ваших любимых имен и авторитетов.
Единственно живое и яркое в вас, это то, что вы жили в одно время со мною и
меня знали».1
Борис Леонидович всю свою энергию, всю свою страсть вложил
в это произведение. Он боролся до конца, но стихия зла одержала победу.
Однако это была лишь временная победа в бою, битву выиграл роман. Пусть
спустя тридцать лет, но он всё-таки появился на Родине и получил признание.
Роман читают, восхищаются им и отдают должное его автору. Борис Пастернак—
автор многих произведений, но «Доктор Живаго» стал, на мой взгляд, самым
ярким выражением его гения.
Роман о докторе Живаго и стихи Юрия Живаго становятся
воплощением радости, которая превозмогает все, даже страх смерти.
«Мне представляется, что ты боишься смерти, что этим все
объясняется — твоя страстная бессмертность, которую ты строишь, как кровное
свое дело...» 1— так писала Пастернаку о романе Ольга Фрейденберг.
Действительно, эта радость, эта бессмертность превозмогает все
невзгоды. Возьмем для примера историю создания «Доктора Живаго», в ней так
называемая «страстная бессмертность» отодвигает на второй план все — и
опасность, и репрессии, и предательство друзей. Вопреки всему этому Борис
Леонидович пишет свой роман, ведь он для Пастернака — та самая цель, к
которой писатель стремился всю жизнь.
А теперь посмотрим само произведение. Юрий — безвольный человек,
он не противостоит, а полностью подчиняется стихии революции, стихии жизни.
По в то же время Юрий Андреевич стойко сносит все испыта-
ния судьбы, он духовно не меняется, не изменяет в душе своим идеалам, и
стихии не в силах изменить его моральные принципы.
Юрий Живаго — человек, который воспринимает эпоху, но не
вмешивается в нее. Он не принимает конкретных однозначных решений, а живет
сомнениями и колебаниями. Однако это скорее не слабость, а моральная сила.
«В нем есть решимость духа не поддаваться соблазну однозначных решений,
избавляющих от сомнений»,2 — так пишет о Юрии Дмитрий Сергеевич Лихачев в
своих «Размышлениях над романом Б. Л. Пастернака «Доктор Живаго». События
управляют внешней жизнью Юрия, но не в силах изменить его духовной жизни.
Революция подчиняет себе героя, но не может заставить доктора Живаго
принять ее, она не может перетянуть Юрия на свою сторону. Он остается
сторонним наблюдателем, со своими мыслями, впечатлениями, изменить которые
не в силах никакая стихия. В этом, на мой взгляд, и заключается «страстная
бессмертность» души, противостоящая смертности тела.
Сам роман как бы состоит из противоборства жизни и смерти, света
и тьмы. Недаром одним из первоначальных названий романа было:
«Свеча горела». Свеча — стихия огня, символ света, тепла, жизни.
Образ свечи встречается нам на всем протяжении романа и
появляется в стихах Юрия Живаго. мело, мело по всей земле Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Мело... Метель, снег — символы холода, тьмы, смерти,
противопоставлены свече — теплу, свету, жизни. Стихия холода против стихии
огня.
Мне кажется, роман является своего рода автобиографией Бориса
Пастернака, но не в физическом плане (то есть роман не отражает событий,
происходящих с автором в реальной жизни), а в духовном (произведение
отражает то, что происходило в душе писателя). Тот духовный путь, который
прошел Юрий Андреевич Живаго, является как бы отражением собственного
духовного пути Бориса Леонидовича Пастернака.
Теперь мы обратимся к самому произведению. Итак, перед нами роман
Бориса Пастернака «Доктор Живаго». Герой — Юрий Андреевич Живаго, врач. На
первых страницах перед нами предстает десятилетний мальчик, только что
потерявший мать. И тут же, с первых страниц, в роман вклю-
чается стихия природы. В произведении сильная связь между человеком и
природой, Пастернак олицетворяет, обожествляет ее. Первая же фраза романа
свидетельствует о неразрывности связи природы и культуры. Ветер, ноги,
лошади поют «Вечную память» матери Юрия; облако, летевшее навстречу «стало
хлестать ею [Юрия] по рукам и лицу мокрыми плетьями холодного ливня».1 Один
из литературных приёмов Бориса Пастернака — перенос восприятия с человека
на природное явление — становится в романе основополагающим. И благодаря
этому автор через внешние природные факторы показывает внутреннюю сущность
героев, природными стихиями выражает события, происходящие в стране, мысли
и чувства людей.
В ночь после похорон матери Юра просыпается от стука в окно. И
тут он впервые сталкивается с природной стихией — со снежной бурей. «За
окном не было ни дороги, ни кладбища, ни огорода. На дворе бушевала вьюга,
воздух дымился снегом. Можно было подумать, будто буря заметила Юру и,
сознавая, как она страшна, наслаждается производимым на него впечатлением.
Она свистела и завывала, и всеми способами старалась привлечь Юрино
внимание. С неба оборот за оборотом бесконечными мотками падала на землю
белая ткань, обвивая ее погребальными пеленами. Вьюга была одна на свете,
ничто с ней не соперничало».1
Снег ассоциируется со смертью. Эта буря, вьюга заметает все, все
обвивает «погребальными пеленами». Подобную ассоциацию можно встретить не
только у Пастернака, но и у многих других авторов. (Например, в рассказе
Зайцева «Волки». Там тоже снег, падающий с неба, несет гибель, белые
просторы ассоциируются со смертью.) В «Докторе Живаго» снежная буря за
окном ассоциируется с бурей переживаний и чувств в душе мальчика,
потерявшего мать. Буря наслаждается, «сознавая, как она страшна» — и в душе
ребенка действительно страх, он боится: «То его пугало, что монастырскую
капусту занесет и ее не откопают, то что в поле занесет маму, и она
бессильна будет оказать сопротивление тому, что уйдет еще глубже и дальше
от него в землю».2 Вьюга заслонила собою все вокруг: и дорогу, и кладбище,
и огород, и мальчик словно отрезан от всего мира, он одинок, мать, самый
близкий ему человек, покинула его. «Вьюга была одна на свете» — и Юра
остался один.
Природа в романе служит как бы соединительным мостом,
скрепляющим разные периоды истории. Борис Пастернак говорит: «Природа —
часть истории». Автор выразительными пейзажами показывает, что Россия жива,
она никуда не делась и все превозможет. «Для Живаго и Лара — «ря-
бинушка» — часть русской природы, сама Россия»,1 — пишет об этом Т.
Фроловская. Мать ассоциируется у маленького Юры с иволгами, запахом цветов,
жужжанием пчел. «Над лужайками слуховой галлюцинацией висел призрак
маминого голоса, он звучал Юре в мелодических оборотах птиц и жужжании
пчел. Юра вздрагивал, ему то и дело мерещилось, будто мать аукается с ним и
куда-то его подзывает».2
Или посмотрим картину похорон Анны Ивановны. «В этот день отдало
после сильных морозов. День был полон недвижной тяжести, день отпустившего
мороза и отошедшей жизни, день, самой природой как бы созданный для
погребения. Погрязневший снег словно просвечивал сквозь наброшенный креп,
из-за оград смотрели темные, как серебро с чернью, мокрые елки и походили
на траур».3
И чаще всего в романе именно зимой, когда идет снег, бушует
вьюга, метель — свирепствуют стихии происходят события, которые накладывают
свой отпечаток на жизнь героев, меняют их судьбы.
Образ вьюги, метели проходит через весь роман. Эта вьюга —
очистительный, снежный буран революции, это ноябрьский снег, падающий на
газету с первыми декретами. Это и метель, в которой Юрий, пока еще не
знакомый с Ларой, как бы предчувствуя судьбоносную встречу, видит с улицы
огонь свечи, просвечивающий сквозь маленький оттаявший кружок в
заиндевевшем окне Камергерского переулка. За этим окном идет разговор между
Ларисой и Пашей Антиповым. «Сквозь эту скважину просвечивал огонь свечи,
проникавший на улицу почти с сознательностью взгляда, точно пламя
подсматривало за едущими и кого-то поджидало».1 И именно в это мгновение в
душе Юрия рождаются поэтические слова: «Свеча горела на столе, свеча
горела».
Накануне рождественской ночи Анна Николаевна благословляет Юру и
Тоню. Ночь перед елкой у Светницких как бы предупреждает героев Лариным
выстрелом о грядущих испытаниях.
Пастернак очень часто показывает события, их восприятие людьми
через природные стихии, саму природу. Нередко описания природы словно
противостоят тем или иным негативным моментам, которые воспринимаются
взглядом и сердцем Юрия Андреевича.
Н. Иванова пишет: «Два мотива являются для «Доктора Живаго»
основополагающими, их взаимодействие можно определить одним из ключевых
пастернаковских слов — «скрещенье». Это мотивы природы и железной дороги,
то есть жизни и смерти, лежащие в основе каждого из них».2
Идет постоянное противопоставление живого (это Россия, любовь,
Лара, поэзия, Юрий Живаго) и мертвого (война, насилие, указ, железная
дорога). И в этом главный стержень романа.
Впервые железная дорога появляется со смертью отца Юрия. По
железной дороге Юрий Андреевич с семьей едет в Юрятин, по железной дороге
он возвращается домой из партизанского плена. На железной дороге, в поезде
в 1919 году состоится один из важнейших разговоров Стрельникова-Антипова и
Живаго. Около железной дороги расположена будка Марфы, воспитывающей Таню,
дочь Юрия и Лары. И, наконец, на трамвайной остановке найдет свою смерть
Юрий Андреевич. Он попадет в неисправный вагон «на который все время
сыпались несчастья». И опять стихия — гроза. «Над толпою перебегающих по
мостовой пассажиров от Никитских ворот ползла, все выше к небу
надвигавшаяся, черно-лиловая туча. Надвигалась гроза».1 В финале романа
опять пересекаются те же мотивы, которые были в начале: буря (гроза) и
железная дорога (трамвай). Ранее уже говорилось об этом скрещении природы
(природных стихий) и железной дороги. Именно это слово «скрещение»
определяет, как мне кажется, замысел самого романа.
Скрещенья рук, скрещенья ног, Судьбы скрещенья.
Судьбы героев постоянно пересекаются, «скрещиваются».
Скрещиваются судьбы Юрия и Лары. Волею судьбы, рока постоянно сталкиваются,
встречаются Юрий Андреевич Живаго и Лариса Федоровна Гишар-Антипова, и весь
роман как бы строится на их сходстве и различии.
«Они любили друг друга не из неизбежности, не «опаленные
страстью», как это ложно изображают. Они любили друг друга потому, что так
хотели все кругом: земля под ними, небо над их головами, облака и деревья.
Их любовь нравилась окружающим еще, может быть больше, чем им самим... Ах
вот это, это вот ведь, и было главным, что их роднило и объединяло!
Никогда, никогда, даже в минуты самою дарственного, беспамятного счастья не
покидало их самое высокое и захватывающее: наслаждение общею лепкою мира,
чувство отнесенности их самих ко всей картине, ощущение принадлежности к
красоте всего зрелища, ко всей вселенной».1
Насколько же значительно сходство и есть ли место различию? В
общем-то между героями не так уж и много общего. Они были родственны душой,
но характеры были разными. Юрий и Лара были разными, как могут быть разными
члены одной семьи, принадлежащие все же к одному роду. Единственная
существенная разница между героями заключалась в том, что один постоянно
формируется жизнью, другой, зачастую безуспешно, старается воздействовать
на жизнь, один подчиняется стихиям, другой пытается противостоять им.
Формироваться под воздействием жизни — основная черта Юрия. На
всем протяжении романа Юрий Андреевич Живаго показан как человек, который
почти не принимает решений. Но он и не возражает против решений других
людей, особенно дорогих и близких ему. Юрий Андреевич принимает чужие
решения как ребенок, который не спорит со своими родителями, он принимает
их подарки наравне с наставлениями. Юрий не возражает против свадьбы с
Тоней, когда Анна Ивановна их «сговорила». Не возражает он и против призыва
в армию, против поездки на Урал. «Однако к чему спорить? Вы решили ехать. Я
присоединяюсь»,1— говорит Юрий. Попав в партизанский отряд, не разделяя
взглядов партизан, он все же остается там, не пытаясь возражать.
Юрий — безвольный человек, но он обладает сильным умом и
интуицией. Он все видит, все воспринимает, но ни во что не вмешивается и
делает то, что от него требуют. Он принимает участие в событиях, но так же
безвольно. Стихия захватывает его, как песчинку, и несет как и куда ей
угодно.
Однако его покладистость не является ни душевной слабостью, ни
трусостью. Юрий Андреевич просто следует, подчиняется тому, что требует
от него жизнь. Но доктор Живаго способен отстаивать свою позицию перед
лицом опасности или в ситуациях, где речь идет о его личной чести или
убеждениях. Лишь внешне Юрий подчиняется стихиям, событиям, но они не в
силах изменить его глубинной духовной сущности. Он живет в своем мире, в
мире мыслей и чувств. Многие подчинились стихии и сломались духовно.
«Странно потускнели и обесцветились друзья. Ни у кого не осталось своего
мира, своего мнения. Они были гораздо ярче в его воспоминаниях. ...Как
быстро все полиняли, как без сожаления расстались с самостоятельной мыслью,
которой ни у кого, видно не бывало!»2 — так думает Юрии о своих друзьях. Но
сам герой противостоит всему, что пытается разрушить его внутренний мир.
Юрий Андреевич против насилия. По его наблюдениям, насилие ни к чему, кроме
насилия, не ведет. Поэтому будучи в лагере у партизан он не участвует в
сражениях, и даже когда в силу обстоятельств, доктору Живаго приходится
взять в руки оружие, он старается не попадать в людей. Не в силах терпеть
дальше жизнь в партизанском отряде, доктор бежит оттуда. Причем Юрия Живаго
тяготит не столько тяжелая жизнь, полная опасностей и лишений, сколько вид
жестокой, бессмысленной бойни.
Юрий Андреевич отказывается от заманчивого предложения Ко-
маровского, жертвуя своей любовью к Ларе. Он не может поступиться своими
убеждениями, поэтому не может ехать с ней. Герой готов отказаться от своего
счастья ради спасения и спокойствия любимой женщины, и ради этого он идет
даже на обман.
Исходя из всего этого можно сделать вывод, что Юрий Андреевич
Живаго только с виду покорный и безвольный человек, перед лицом жизненных
трудностей он способен принять свое собственное решение, отстоять свои
убеждения, не сломаться под натиском стихий. Его духовную силу и отсутствие
воли чувствует Тоня. Она пишет ему: «А я люблю тебя. Ах как я люблю тебя,
если бы ты только мог себе представить. Я люблю все особенное в тебе, все
выгодное и невыгодное, все обыкновенные твои стороны, дорогие в их
необыкновенном соединении, облагороженное внутренним содержанием лицо,
которое без этого, может быть, казалось бы некрасивым, талант и ум, как бы
занявшие место начисто отсутствующей воли. Мне все это дорого, и я не знаю
человека лучше тебя»1. Антонина Александровна понимает, что отсутствие воли
с лихвой покрывает внутренняя сила, одухотворенность, талант Юрия
Андреевича, и это для нее намного важнее.
Лара... «Лара была самым чистым существом на свете»,2 — так
говорит о ней Борис Пастернак. Она тверда и решительна. Лариса Федоровна
противостоит жизни, не принимает ее условий. Она борется с судьбой, борется
со стихией, борется сама с собой. И это нелегкая борьба. Понимая всю грязь
своих отношений с Комаровским, она до поры до времени не в силах порвать с
ним. Но в какой-то момент, решив изменить свою жизнь, Лара совершает
отчаянный поступок — она покушается на него.
Лариса Федоровна сама принимает решения, и зачастую даже сама
диктует свою волю более слабым. Она решается выйти замуж за Патулю
Антипова, тогда еще милого, застенчивого, безвольного юношу. Когда муж
пропадает без вести, Лариса Федоровна, оставив дочь, сама отправляется на
его поиски. Она не соглашается с волей стихий, противостоит им, старается
не поддаться их власти.
Несмотря на низкое сожительство с Комаровским, несмотря на всю
грязь, что ей пришлось пережить, Лара осталась цельной, духовно богатой
личностью. Она, как и Юрий, в какой-то мере лишена так называемой
«практической нотки», она живет чувствами, переживаниями. «У меня от
рождения вражда к людям этого неродственного склада, — говорит Лара Юрию об
Анфиме Ефимовиче Самдевятове. — В делах житейских эти предприимчивые,
уверенные в себе, повелительные люди незаменимы. В делах сердечных
петушащееся усатое мужское самодовольство отвратительно. Я совсем по-
другому понимаю жизнь».1
Таким образом, исходя из всего выше сказанного, можно сделать
вывод, что Юрий и Лара во многом разные Но в тоже время они очень похожи.
«Мы с ним [с Павлом Антиповым] люди настолько же разные, насколько я
одинаковая с тобою»,2 — это говорит сама Лара. У Юрия Андреевича и Ларисы
Федоровны есть полное, несомненное сходство в одном: они оба абсолютно
безразлично относятся к материальным благам. Юрий и Лара внутренне от
природы свободны и щедры. «Еще более, чем общность души, их объединяла
пропасть, отделявшая их от остального мира. Им обоим одинаково немило все
фатально типическое в современном человеке, его заученная восторженность,
крикливая приподнятость и та смертная бескрылость, которую так старательно
распространяют неисчислимые работники наук и искусств для того, чтобы
гениальность продолжала оставаться большой редкостью»,3— так говорит сам
автор о схожести героев, об их духовной близости.
Но ведь насколько может быть велика разница между тем, чтобы
самому оказывать воздействие на жизнь и подвергаться воздействию жизни.
Эта огромная сила Лариного влияния на Юру делает ее подчас
неким подобием самой жизни. Юрий Андреевич Живаго любит жизнь, ему кажется
дикой даже сама идея переделывать ее. Жизнь, по его понятию, не материал, а
действующее начало, Юрий не может ее предать. Лара — воплощение этой жизни,
а сама жизнь является как бы настоящим героем романа.
«О, как сладко существовать! Как сладко жить на свете и любить
жизнь! О как всегда тянет сказать спасибо самой жизни, самому
существованию, сказать это им самим в лицо!
Вот это-то и есть Лара. С ними нельзя разговаривать, а она их
представительница, их выражение, дар слуха и слова, дарованный безгласным
началом существования!»1— думает о Ларисе Федоровне Юрий Андреевич,
вернувшись из партизанского отряда. Лара — его жизнь, его любовь. Она,
словно стихия, захватила душу героя, и он не в силах сопротивляться ее
влиянию.