Объективная обусловленность восприятия звукосимволичных слов языка и связь фонетической формы слова с его семантическим содержанием и денотатом

Из 5 гласных и 5 согласных звуков, являющихся фонемами в английском и японском языках, М. Майрон составил 50 бессмысленных сочетаний типа «СГС», которые предлагал американцам (говорящим по-английски) и японцам, незадолго до эксперимента приехавшим в США. Испытуемые (всего в обеих группах около
100 человек) оценивали предъявляемые сочетания по 16 шкалам. После статистической обработки материала М. Майрон пришел к следующим выводам
[29; 82]: 1) оценки предъявленных звуков испытуемыми, говорящими на японском и английском языках, совпадают, и звукосимволизм носит, таким образом, международный (универсальный) характер; 2) передние звуки в обоих языках означают «слабое» и «приятное», а задние – «сильное» и «неприятное».

В России методику № 3 использовали В.В. Левицкий и А.П. Журавлев, предъявляя испытуемым не сочетания звуков (букв), и отдельные буквы, которые Журавлев назвал «графонами» («психический звуко-буквенный образ»)
[7; 74]. Некоторыми особенностями отличается и методика И. Тэйлор. Поэтому представляется важным рассмотреть подробнее вопросы, касающиеся инструкции и формы предъявляемого материала, чтобы в дальнейшем выработать собственную методику экспериментального изучения звукосимволизма.

Инструкция. Изучив в 1962 году символические свойства 12 согласных и 6 гласных в четырех неродственных языках (английском, японском, корейском, тамильском), И. Тэйлор пришла к выводу, что звукосимволизм носит не универсальный, а национальный характер, и что основой его функционирования является «языковая привычка» [32; 102] (фактор, который отрицал С.
Ньюмэн). Например, в английском языке фонема [g] входит в состав слов, связанных с понятием «большой» (grand, great, grow и т.д.), а поэтому англоязычные испытуемые оценивают сочетания типа gan, ged и т.д. как
«большие». В эксперименте И. Тэйлор, однако, обращают на себя внимание следующие обстоятельства. Во-первых, эксперимент проводился в (Индии, Корее и Японии) без участия экспериментатора, инструкция предъявлялась в письменном виде; во-вторых, испытуемыми были школьники, в той или иной степени знакомые с английским языком; в-третьих, в инструкции говорилось, что испытуемым предъявляются иностранные слова; необходимо было угадать, что эти слова означают («большой», «нейтральный» или «маленький»; в- четвертых, И. Тэйлор обнаружила, что каждый из исследуемых языков коррелировал с английским в большей степени, чем с другими языками. Все это вместе взятое заставляет полагать, что в принципе, эксперимент И. Тэйлор не отличался от экспериментов С. Цуру, Альпорта и др., использовавших методику «подбора». Испытуемые И. Тэйлор не оценивали символические свойства предъявляемых сочетаний, а сравнивали их со сходными словами родного, или иностранного (т.е. английского) языка.

Таким образом, на результаты, полученные И. Тэйлор в ходе эксперимента, могла оказать существенное влияние инструкция. Автор данной работы провела собственный эксперимент с целью доказать универсальность явления звукового символизма и усовершенствовать методику его изучения (см. Главу 3).

Звукосимволизм – непроизвольная, фонетически мотивированная связь между фонемами языка и незвуковым признаком денотата – в настоящее время признается большинством исследователей объективно существующим универсальным явлением. Наряду со звукоподражательной, звукосимволическая система входит в звукоизобразительную систему языка.

История исследования этой проблемы уходит корнями в глубокую древность
(около 3 века до н. э.) и интерес к ней не угасает и в настоящее время.
Многие исследователи полагают, что язык был изобразителен в своих истоках, хотя основой для возникновения звукоизобразительного праязыка разные исследователи называют разные явления.

В настоящее время существует три теории порождения звукосимволизма: синестетическая, референтная и ассоциативная. Референтную, однако, можно объединить с синестетической, а ассоциативная, утверждающая языковую привычку главной причиной явления звукового символизма, представляется несостоятельной в свете приведенных выше доводов и экспериментального материала, представленного ниже. В основе звукосимволизма лежит транспозиция одних видов ощущений в другие, однако механизм языковой привычки также может оказывать воздействие на восприятие звуков (особенно конечных звуков в суффиксах). На результаты тестирования могут оказать влияние, по крайней мере, три фактора: инструкция, шкала измерения и вся фонологическая система данного языка.

В настоящее время существуют две основные точки зрения на характер звукосимволизма: звукосимволизм носит универсальный либо узконациональный характер. Задавшись целью вывести исследователей из полемического тупика, в который их завела кардинальная разница во взглядах и недостаток эмпирического материала, В.В. Левицкий провел собственный опыт на материале нескольких языков, два из которых были близкородственными.

В результате ему удалось подтвердить положение об универсальном характере звукосимволизма (его данные подтверждались данными других исследователей), но поиски звукосимволических универсалий на уровне фонемы не увенчались успехом. Таким образом, Левицкий сделал вывод о том, что поиски универсального звукосимволизма должны вестись не на уровне фонемы, а на уровне единиц меньше фонемы (акустических и артикуляционных признаков).

На сегодняшний день существуют три методики, используемые для исследования проблем звукового символизма. Все они отличаются некоторым несовершенством, однако, методика №3, предоставляющая испытуемым возможные варианты, т.е. свободу выбора, является наиболее эффективной.

Как показали данные исследований, проведенных В.В. Левицким [13; 88-89], большое влияние на результаты исследования оказывает инструкция, использованная при тестировании. Отсюда необходимо подчеркнуть важность правильной формулировки инструкции и контроля процесса тестирования со стороны исследователя, какой бы методикой он не пользовался.

2 Материальная основа явления звукового символизма и произвольность языкового знака

2.1 Физическая природа звука

Итак, чтобы уяснить сами механизмы воздействия звуков и их сочетаний в звукосимволичных словах на психику человека, изучим физическую природу звука и физиологическую основу его восприятия человеком.

Понятие звука обычно ассоциируется у нас со слухом и, следовательно, с физиологическими процессами в ушах, а также с психологическими процессами в нашем мозгу (именно там происходит переработка ощущений, поступающих в органы слуха). Кроме того, под звуком мы понимаем физическое явление, вызывающее действие на наши уши, а именно продольные волны, т.к. звук с физической точки зрения есть ничто иное, как волна, созданная нашим артикуляционным аппаратом.

Три аспекта составляют основу звука – это, во-первых, источник звука (в данном случае это работа нашего артикуляционного аппарата); во-вторых, энергия, которая переносится от источника звука в виде продольных звуковых волн; в-третьих, то, как звук регистрируется (воспринимается) нашим ухом.

На последнем этапе звук воспринимается и расшифровывается мозгом, как нечто уже устоявшееся и не подверженное изменению. Следовательно, чтобы человеческое ухо (и, следовательно, мозг) восприняло какое-либо сочетание звуков слова как нечто большее, чем простой набор звуков, обозначающий тот или иной предмет или явление (а именно, уловило фонетически мотивированную связь с незвуковым признаком денотата), необходимо наличие какого-либо условия, как естественно предположить, на первом этапе (формирование и продуцирование звуков) и, частично, на втором (передача энергии звука посредством продольных волн).

В данном исследовании не принимаются во внимание такие существенные характеристики звука, как его интенсивность, высота, частота, скорость распространения, а также качественные характеристики, как то, тембр и тональная окраска. Все эти параметры, весьма существенные для физической характеристики звука, малозначительны для объяснения влияния звукосимволичных слов на восприятие человека с точки зрения лингвистики и психолингвистики. Так в дальнейшем мы будем уделять внимание лишь звукам со средними вышеперечисленными показателями, каковые и составляют основную часть употребляемых в повседневном общении слов и словосочетаний.

2.2 Интерференция звуков как основной фактор, объясняющий феномен звукосимволичных слов

До настоящего момента исследователи, изучавшие проблему звукосимволичных слов во всех языках мира, уделяли внимание лишь отдельным звукам, включенным в эти слова. Как будет показано ниже, многие исследователи подходили к этой проблеме однобоко, не принимая во внимание, тот факт, что слова, в том числе и звукосимволичные, это всегда сочетания определенных звуков. Несомненно, отдельные звуки также обладают некоторыми качествами, позволяющими исследователям распределять их по шкале «приятный - неприятный», «маленький - большой» и т.д. с точки зрения человеческого восприятия, но как не обособленные звуки, а звукосочетания, они обладают гораздо большей силой воздействия на человеческое воображение, порождая ассоциации. Далее мы приведем гипотезу, весьма удовлетворительно объясняющую эту закономерность.

Гипотеза. Звук, как и любая волна, обладает определенными качествами и подчиняется определенным физическим законам. Такой известный физический феномен как интерференция волн, тем не менее, еще ни разу не был исследован в области лингвистики, конкретно по отношения к звукосимволичным словам.
Интерференция волн, явление, имеющее место, когда две волны проходят через одну и ту же область пространства - это сложение в пространстве двух (или нескольких) волн, при котором в разных его точках получается усиление или ослабление амплитуды результирующей волны. Иначе говоря, после встречи обе волны проходят дальше, но при перекрывании происходит смещение либо направленное противоположно друг другу (гасящая (деструктивная) интерференция), либо друг к другу (усиливающая (конструктивная) интерференция).

Там, где гребни одной волны встречаются с гребнями другой (а впадины с впадинами), происходит усиливающая интерференция, частицы колеблются с большей амплитудой, чем в каждой из волн в отдельности. Там, где гребни одной волны встречаются с впадинами другой, частицы вообще не движутся, происходит гасящая интерференция. В первом случае интерферирующие волны находятся в фазе, при гасящей интерференции – в противофазе, т.е. различаются на половину длины волны, или на 180°. Разумеется, разность фаз в большинстве случаев оказывается где-то между этими двумя предельными случаями, и интерференция тогда называется интерференцией с частичным ослаблением.

При интерференции происходит также перераспределение потока энергии волны в пространстве. Характерное для интерференции распределение амплитуд с чередующимися максимумами и минимумами остается неподвижным в пространстве, и его можно наблюдать только в случае, если волны когерентны (от лат. cohaerens – «находящийся в связи» - это согласованное протекание во времени и пространстве нескольких волновых процессов, проявляющееся при их сложении). Если волны не когерентны, то разность фаз быстро и беспорядочно изменяется, принимая все возможные значения. В этом случае среднее значение амплитуды результирующей волны оказывается одинаковым в разных точках, максимумы и минимумы размазываются, и интерференционная картина исчезает.

Так как физиологическое восприятие звука (а, следовательно, его психологическая дешифровка) является отражением соответствующих физических его характеристик, то логично предположить, что определенные звуки, поставленные в звукосимволичных словах рядом, производят звуковые волны, которые при интерференции (наложении друг на друга), если они когерентны, производят волну с большей амплитудой колебаний, которая и фиксируется ухом человека, как «нечто выходящее за рамки обычных звуков и звукосочетаний»,
«нечто, имеющее смысл». Проще говоря, «подходящие» друг другу звуки, поставленные рядом, совместно и производят тот эффект, который современные исследователи называют звукосимволичным.

Несколько одновременно происходящих звуковых колебаний, частоты которых находятся в определенном соответствии, создают впечатление созвучия, приятного (консонанс) или неприятного (диссонанс). Этот эффект зачастую используется поэтами и прозаиками, как стилистический прием для создания определенной атмосферы, «ощущения» предмета или явления. В основе таких фонетических стилистических приемов, как аллитерация, консонанс или диссонанс лежит интерференция звуков, производящая звукосимволичные слова.

В большинстве же слов обычных, незвукосимволичных, интерференция, происходящая при наложении звуков, гасящая, деструктивная, и поэтому, соответственно, никакого звукосимволического эффекта такие слова не производят.

Другой вопрос как люди добились максимальной мотивированной связи между акустическим аспектом слова и денотатом в процессе номинации. Этот вопрос будет рассмотрен в данном исследовании ниже.

2.3 Психофизиологические основы восприятия звукосимволического компонента слов

Человек обладает довольно сложным аппаратом для восприятия звуков.
Звуковые колебания собираются ушной раковиной и через слуховой канал воздействуют на барабанную перепонку. Колебания последней через систему маленьких косточек передаются второй упругой мембране, так называемому овальному окну, закрывающему небольшую полость улитки, заполненной жидкостью (лимфой). Внутри улитки расположено большое число специальных волокон, имеющих различную длину и натяжение, а, следовательно, различные собственные частоты колебаний. При действии сложного звука каждое из этих волокон резонирует на тот составляющий тон, частота которого совпадает с собственной частотой волокна, и раздражает соответственное окончание слухового нерва.

Сенсорные сигналы несут в мозг внешнюю информацию, необходимую для ориентации во внешней среде. Эти сигналы возникают в воспринимающих элементах (рецепторах) и передаются в мозг через цепи нейронов и связывающих их волокон сенсорной системы. Процесс передачи сенсорных сигналов сопровождается их многократным преобразованием и перекодированием на всех уровнях сенсорной системы и завершается опознаванием сенсорного образа.

Столь сложное объяснение процесса восприятия и декодировки звуковых сигналов было использовано нами для более яркой иллюстрации этого процесса, а также чтобы облегчить определение этапа этого процесса, на котором звукосимволический компонент какого-либо слова начинает играть активную роль.

Исследователи в области психофизиологии выделяют следующие функции нервной системы: обнаружение сигналов и их различение, передача, преобразование и кодирование, а также детекция признаков сенсорного образа и его опознавание. Сообразно этим функциям можно выделить и соответствующие этапы процесса восприятия-дешифровки звука.

Понятно, что первые три этапа: обнаружение сигналов их различение и передача – носят чисто психофизиологический, физический характер, где звуковые волны фиксируются слуховым аппаратом человека и различаются как звуки, имеющие соответствующие физические характеристики.

На последнем этапе (опознавание образов) – конечной и наиболее сложной операции сенсорной системы, которая представляет собой отнесение образа к тому или иному классу объектов, с которыми ранее встречался организм, т.е. классификацию образов – образ уже представляется «завершенным», «цельным» со всеми возникшими звукосимволическими или иными ассоциациями. Синтезируя сигналы от нейронов-детекторов, высший отдел сенсорной системы формирует
«образ» раздражителя и сравнивает его с множеством образов, хранящихся в памяти. При этом, хотя образ еще не идентифицирован, звукосимволические ассоциации (если слово звукосимволическое) уже возникли, и, таким образом, процесс идентификации проходит легче, быстрее и эффективнее на базе уже имеющейся «подсказки» - звукосимволической ассоциации.

Следовательно, звукосимволическая ассоциация возникает где-то на промежуточных этапах – преобразования, или кодирования, и декодирования сигнала.

Кодирование – это совершаемое по определенным правилам преобразование информации в условную форму – код. Особенностью этого процесса является то, что, в отличие от телефонных и телевизионных кодов, декодирование восстанавливает сигнал не в исходном виде, а в несколько измененном.
Декодирование сигналов – это избирательное выделение сенсорными нейронами того или иного признака раздражителя, имеющего поведенческое значение.
Осуществляют этот анализ нейроны-детекторы, избирательно реагирующие лишь на определенные свойства стимула (детекторы первого порядка). В высших отделах сенсорной системы сконцентрированы детекторы высших порядков, ответственные за выделение сложных признаков и целых образов. Можно предположить, соответственно, что звукосимволический компонент в соответствующих словах сохраняется при кодировании, восстанавливается при декодировании и выделяется как соответствующий признак детекторами первого порядка (именно на данном этапе порождает определенные ассоциации, создавая
«предчувствие» образа) «помогая», соответственно, детекторам высшего порядка легче и эффективнее выделить целый образ или его сложный признак.
(Интересно также в связи с этим упомянуть следующее наблюдение: при проведении экспериментов автор данной работы обнаружила, что ассоциации, даже к незнакомым иностранным словам возникали у испытуемых быстрее, если слова содержали звукосимволический компонент, что является подтверждением выдвинутой выше гипотезы).

Интересная особенность процесса декодировки и опознания – это то, что при опознании сенсорных образов возможны ошибки. Особая группа их называется
«сенсорными иллюзиями». Они основаны на некоторых побочных эффектах взаимодействия нейронов, участвующих в обработке сигналов, и приводят к искаженной оценке образа в целом или отдельных его характеристик. Можно, следовательно, сделать следующее предположение: звукосимволические слова, обладающие соответствующим звукосимволичным компонентом, менее подвержены возникновению ошибок при декодировке и распознавании, т.к. соответствующий фонетико-семантический компонент является «усилителем», посредством которого легче восстановить первоначальную форму слова, даже если часть его была утеряна в процессе распознавания из-за внешних или иных помех.

Важнейшие компоненты психофизиологической основы звукосимволизма – это синестезия и кинемика. Синестезия – это феномен восприятия, состоящий в том, что впечатление, соответствующее данному раздражителю и специфическое для данного органа чувств, сопровождается дополнительным ощущением или образом, часто характерным для другой модальности. Именно это явление, как считают многие исследователи, лежит в основе феномена звукового символизма
(теория транспозиции ощущений). Кинемика – это совокупность непроизвольных движений мышц, сопровождающих ощущения и эмоции. Как полагают исследователи данного вопроса, это явление послужило одним из источников образования звукоизобразительного праязыка. Таким образом, эти явления можно считать основой продуцирования звукосимволичных слов и их восприятия человеком.

2.4 Звукосимволизм и мотивация

Итак, в основе звукосимволизма лежат физические свойства звуков. Во всех языках (это уже не подлежит никакому сомнению) существуют статистически достоверные звукосимволические правила. Другими словами звуки речи имеют звукосимволические значения. Совместимы ли в таком случае звукосимволические правила и произвольность, условность языкового знака?
Иначе говоря, каким образом возможно сосуществование «отприродной» (по выражению А.П. Журавлева [7; 12]) связи звука и смысла, с одной стороны, и изменчивости фонетических систем в синхронии (от языка к языку) и диахронии
(в процессе исторического развития языка), с другой?

Этот вопрос даже не ставился в американской психолингвистике. Между тем вопрос о совместимости звукосимволизма с произвольностью языкового знака является кардинальным вопросом теории звукосимволизма.

В результате серии экспериментов было обнаружено, что при предъявлении испытуемому звучания без предъявления смысла наблюдается либо
«расплывчатая», нечеткая, фактически недостоверная корреляция между именем и смыслом, либо отсутствие таковой вообще. Наоборот, при предъявлении того же звучания и двух или более смыслов обнаруживается четкая, статистически достоверная корреляция между определенными звуковыми комплексами и определенными смысловыми единицами. Таким образом, как справедливо заметил
Р. Браун и Р. Наттэл (решая вопросы, связанные с методикой экспериментального изучения звукосимволизма), испытуемому должно быть предъявлено ограниченное число возможных решений. Все это позволяет сделать следующие выводы. В принципе звучание слова не имеет и не может иметь ничего общего с природой обозначаемого словом предмета или явления, ибо в противном случае, действительно, не было бы возможным ни существование различных названий одного и того же предмета в различных языках, ни, тем более, изменение звуковой оболочки слова в процессе исторического развития языка. Все это не препятствует и не может препятствовать существованию так называемого вторичного звукосимволизма, когда говорящий стремится обнаружить корреляцию между звучанием слова, развивающегося в соответствии с фонетическими законами данного языка и значением этого слова. В данном случае мы имеем дело с явлением, функционально сходным с так называемой
«народной этимологией». И там, и здесь говорящий стремится найти какой-либо
«бросающийся в глаза признак» предмета, чтобы сделать его представителем данного предмета и тем самым хоты бы частично устранить произвольность связи между звучанием и значением слова. Экспериментальные данные показывают, что говорящий далек от того, чтобы искать определенные соответствия в каждом слове родного языка; звукосимволическое чутье «как бы дремлет» в сознании человека и проявляется лишь тогда, когда слово, развиваясь в полном соответствии с фонетическими и морфологическими законами данного языка, случайно приобретает форму, соответствующую с точки зрения говорящего смыслу этого слова (при экспериментальном изучении звукосимволизма и моделируется как раз «случайное» сближение ограниченного числа имен и ограниченного числа смыслов).

В процессе звуковой символизации происходит приписывание одному из двух структурно сходных, но не связанных от природы явлений определенного условного значения. В основе возникшей таким путем вторичной (т.е. условной) связи между звучанием и значением лежит транспозиция одних видов ощущений в другие или, если угодно, физические свойства звуков. Отсюда ясно, что несмотря на противоположную направленность действия фонетических законов и звукосимволических «правил», действие первых не препятствует действию вторых: символические значения приписываются звуковому комплексу уже после того, как его «новая» (изменившаяся) звуковая оболочка случайно приблизилась к «новому» (изменившемуся) лексическому значению. Когда мы говорим о «символических значениях звуков», то, разумеется, мы имеем дело с плодом научной абстракции. Сами по себе, без приписанного каким-либо путем смысла, как замечает В.В. Левицкий [13; 91], звуки не имеют никакого значения ни в опыте (при предъявлении звучания без предъявления смысла результаты отрицательны), ни в языке (сами по себе фонемы [а], [б], [в] и т.д. никаким значением в языке не обладают). Звуки приобретают значение лишь в соответствии с определенным смыслом: в опыте при искусственном приписывании двух или более смыслов, а в языке – в составе слов и морфем с определенным лексическим или деривационным (например уменьшительно- ласкательным) значением, считает В.В. Левицкий [13; 91].

Соглашаясь с выводами данной работы, мы, тем не менее, выдвинули гипотезу о том, что сочетания определенных звуков в отрыве от цельного слова сами по себе могут обладать звукосимволическим значением. В приложениях к данной работе представлен перечень таких сочетаний и их классификация, на основании которой мы выделили новую единицу – носитель звукосимволического компонента слова.

При изучении символических свойств гласных и согласных видно, что одни и те же акустико-артикуляционные единицы символизируют сходные «цепочки» понятий, (например, мягкие согласные символизируют нечто мягкое, маленькое, приятное, теплое и т.д., а твердые – нечто неприятное, твердое, сильное, большое и т.д.; звонкие – нечто большое, холодное, быстрое, глухие, наоборот, - нечто маленькое, теплое и т.д.), однако одни и те же понятия символизируются различными акустико-артикуляционными единицами: например, понятие «большой» может символизироваться и задними, и твердыми, и звонкими, и смычными; понятие «маленький» - глухими, фрикативными, мягкими и т.д. Таким образом, несмотря на наличие четких соответствий между определенными артикуляционно-акустическими и семантическими единицами, между первыми и вторыми нет жесткой связи. Это свойство - свойство, присущее всякому символу – и обеспечивает возможность сосуществования разнообразных фонетических систем и определенных звукосимволических правил.
В самом деле, если понятие «большой» может символизироваться либо звонкостью, либо твердостью, либо дрожанием, то тот язык, где существуют фонологические различия между всеми этими признаками (как, например, русский или украинский), может использовать для символизации понятия
«большой» все признаки сразу; тот язык, где фонологические различия более ограничены, выбирает из множества возможных инвариантных звукосимволических правил определенные варианты. Так, например, если в языке нет противопоставления по мягкости – твердости, то понятие «большой» может символизироваться с помощью противопоставления «звонкость – глухость» или
«смычность – фрикативность».

2.5 Супрафонема как звукосимволическая единица

Единица, выступающая в качестве эталона в процессах смыслового восприятия речи – это, как считает большинство исследователей, звуковой облик слова. В пользу «пословного» восприятия речи говорит множество экспериментальных данных. Этот тезис разделял Р.О. Якобсон, Г. Моль и Э. Уленбек. Как справедливо подметил Уленбек, «слушающий не воспринимает в речи фонему одну за другой, но идентифицирует и детерминирует значащие единства, т.е. слова»
[35; 169].

Идея пословного восприятия хорошо сочетается с идеей интегральных звуковых признаков, выдвинутой Н.Ф. Яковлевым в 1923г. и идеей приоритета смыслоотождествительной функции фонемы перед смыслоразличительной, четко сформулированной лингвистами Женевской школы, особенно Э. Бейсаном. В.В.
Левицкий, исследуя явление звукового символизма, также приходит к выводу о том, что фонема – не та единица, на уровне которой необходимо вести поиски звукосимволичного компонента, и предлагает изучать единицы меньше фонемы – акустические и артикуляционные признаки [13; 32].

Мы, в свою очередь признаем, что звукосимволический компонент слова явно заключен не в отдельной фонеме, т.к., как было сказано выше, сами звуки в отрыве от смысла ничего не означают. Более того, при предъявлении испытуемым отдельных звуков (гласных) и названий цветов, с которыми эти гласные необходимо было соотнести (см. выше), исследователи «включали» в испытуемых механизм языковой привычки, что отнюдь не способствовало достижению цели их эксперимента. Не можем мы также утверждать, что звукосимволический компонент несет в себе все слово, которое, как было сказано выше, изменяется фонетически в ходе истории, а также может иметь множество синонимов со сходным значением, но другой фонетической формой, где звукосимволический компонент либо вообще отсутствует, либо представлен другим сочетанием звуков. До сих пор это представляло затруднение для исследователей, которые пытались четко определить ту единицу (по шкале от фонемы до целого слова), звукосимволические свойства которой проявлялись бы особенно заметно.

Согласно выдвинутой выше гипотезе о влиянии такого физического явления, как интерференция волн на восприятие звукосимволичных слов, мы выделили новую единицу – супрафонему – носитель звукосимволического компонента соответствующих слов, которую мы определили как устойчивое звуковое сочетание, структурно состоящее, как правило, из нескольких фонем, специфическое для определенного языка и вызывающее объективное ассоциирование фонетического звучания слова с качествами предмета, им обозначаемого, у представителей всех языковых сообществ.

По своей структуре она состоит, как правило, из 2-4 фонем, набор и последовательность которых отнюдь не произвольны. Такие четко зафиксированные структуры в более или менее сходном виде (разумеется, это зависит от фонетической системы конкретного языка) встречаются в большинстве естественных языков мира, таким образом подтверждая постулат об универсальности звукового символизма.

Супрафонема, сама по себе не являясь законченным словом, тем не менее, несет в себе ту частицу лексического значения («хороший – плохой»,
«круглый», «гладкий»), которую обычно приписывают лишь цельному слову.
Естественно, морфологически супрафонема не является словом, она не
«оформлена» флексиями, окончаниями, да и корень из отдельной супрафонемы получается не всегда; зачастую она представляет собой лишь часть корня; тем не менее, звукосимволический компонент «работающий» в ней посредством интерференции рядом стоящих звуков, обеспечивает ей то специфическое лексическое значение, которое мы называем звукосимволическим. Как будет видно далее, в эксперименте, построенном на основе нашей гипотезы, мы использовали такие супрафонемы, включенные в состав звукосимволичных слов, и в большинстве случает испытуемые правильно улавливали этот смысловой компонент.

Наконец-то представилось возможным свести две несовместимые ранее точки зрения на данный вопрос, существовавшие в науке со времен античных философов и представленные в диалоге «Кротил» Платона. Здесь Сократ спорит с Гериогеном о правильности имен; Сократ говорит о том, что «имя есть подражание с помощью голоса тому, чему подражают» и что истинное имя сообразно природе названного предмета, тогда как Гериоген отстаивает произвольность, случайность наименования вещей, из чего впоследствии выросла теория договора (согласно которой люди, собравшись, коллективно и абсолютно произвольно определили названия для той или иной вещи). Принимая же во внимание все вышесказанное, мы можем заключить, что «имена вещам давались» сообразно с их природой, но произвольным путем. Если предмет или явление обладало каким-нибудь признаком, выраженным в глазах первобытных людей наиболее ярко, они пытались посредством своего несовершенного артикуляционного аппарата и ограниченного фонетического набора дать имя
«подходящее» этому предмету. Таких попыток, в принципе, могло быть великое множество, отсюда и наличие многочисленных синонимов с разной акустической формой, и огромное множество незвукосимволических слов. Вероятнее всего, определенный набор супрафонематических единиц был сформирован у примитивного человека на довольно ранней стадии формирования речи, еще в дофонематическую эпоху, и уже на его основе формировалась фонематическая система языка. Но в силу ограниченности набора супрафонем и невозможности всегда выделить яркий признак, характеризующий данный предмет или явление, звукосимволические слова в настоящий момент составляют относительно небольшой процент от общего лексического запаса языка.

Можно предположить, что первичный звукоизобразительный язык состоял исключительно или большей частью из звукосимволических слов, в которых действовало звукоподражание либо звуковой символизм. Со временем в силу ограниченности набора звукосимволичных основ – супрафонем – новые обозначения создавались и развивались в большинстве своем уже без звукосимволичного компонента.

Как уже упоминалось выше, многие исследователи находят причину звукосимволического воздействия аффиксальных морфем (например, в уменьшительно-ласкательных суффиксах) в языковой привычке. Мы, однако, склоняемся к обратному: большинство исследователей путало причину со следствием – именно звукосимволический компонент в виде супрафонемы, прибавляемый к слову для придания ему уменьшительно-ласкательного значения, в силу своего частого употребления «примелькался» носителям языка и
«запустил» механизм языковой привычки. Таким образом, причина (частое употребление служебного слова, т.е. суффикса со звукосимволическим компонентом) приводит к следствию – утере его самостоятельности и превращению в чисто грамматическую единицу, так что большинство исследователей стали объяснять звукосимволические ассоциации, связанные с подобными супрафонемами, языковой привычкой.

Принимая во внимание вышесказанное, мы считаем целесообразным для формальной систематизации и ясности выделить следующие два класса супрафонем: корневые и аффиксальные супрафонемы; причем, как мы уже подчеркивали выше, корневая супрафонема в большинстве случаев не представляет собой корень как таковой, а является его частью в морфологическом плане, принимая на себя часть специфического лексического значения. Аффиксальные супрафонемы вероятно представляли собой отдельные не совсем самостоятельные слова с добавочным лексическим значением, несущие в себе тот же звукосимволический компонент и присоединяемы к слову для
«добавления», например, уменьшительно-ласкательного либо иного значения.

Аффиксальные супрафонемы практически не затрагивались в данном исследовании, целью которого было изучение корневых супрафонем. Тем не менее, аффиксальные супрафонемы представляют собой интересный материал для исследования и экспериментов, которые автор планирует провести в дальнейшем.

2.6 Модель функционирования звукосимволизма и модель построения звукосимволического слова

На основе всего сказанного можно предложить следующую принципиальную модель функционирования звукосимволизма: из инвариантного артикуляционно- акустического набора каждый язык выделяет определенный ограниченный набор супрафонем, которые, по мнению говорящих, наиболее точно отражают характерные признаки комплекса сходных предметов или явлений (например,
«округлость», «гладкость», и использует их соответственно при номинации.
Так как зачастую один и тот же признак может обозначаться разным набором звуков, т.е. разными супрафонемами, в языке могут существовать многочисленные слова-синонимы, которые говорящий использует по своему усмотрению. В силу ограниченности набора супрафонем и частого отсутствия единственного «яркого» признака предмета, могущего лечь в основу номинации, в большинстве слов языка звукосимволический компонент отсутствует.

Рассмотрим следующую модель звукосимволического слова от его создания до восприятия его слушающим на примере слова glimpse (англ. «мелькание»,
«проблеск», «мимолетное впечатление; быстрый взгляд»). Это слово содержит сразу две супрафонемы, характерные для английского языка – [gl] + краткий
[i] – фонетически передающую яркие блики, вспышки света (в силу краткости
[i] такого же краткого характера) и [ps] где сочетание взрывного [p] с фрикативным [s] создает ощущение краткости действия во времени, его законченности. Вероятно, проформа слова возникла еще в глубокой древности, о чем свидетельствует многообразие слов со сходной основой [gl] + гласный в английском языке, которые обозначают явления одного порядка - свет, световые блики, сияние, блеск и т.д. Данное слово, тем не менее, отличается от своих «родственников» включенностью в его состав еще одной супрафонемы
[ps], что позволяет сочетать два специфических лексических
(звукосимволических) «полузначения» в рамках одного слова.

С течением времени в английском языке развилось еще много слов на сходной основе, но частота употребления слова glimpse уменьшилась незначительно в силу его специфического двусупрафонемного состава. Современными людьми, носителями других языков, незнакомыми с английским это слово воспринимается несущим сильный звукосимволический компонент, а его значение «легко определяемым по звучанию».

В этой главе мы рассмотрели физическую природу звука и явление интерференции звуковых волн, которое, согласно выдвинутой нами гипотезе, является материальной основой явления звукового символизма, изучаемого современными исследователями. Следует также еще раз подчеркнуть необходимость рассмотрения сочетаний звуков в звукосимволичных словах, а не отдельных звуков самих по себе, так как только сочетания звуков, посредством явлений волновой интерференции способны достигнуть звукосимволического эффекта, воспринимаемого ухом (и соответственно мозгом) отдельного человека.

Далее была исследована психофизическая природа восприятия звука, а также выдвинуто предположение о том, что звукосимволический компонент слова порождает определенную ассоциацию на этапе кодирования/декодирования звука, служа «подсказкой» для облегчения процесса распознавания образов и их характеристик.

Также было выдвинуто предположение о том, что звукосимволические слова распознаются легче и эффективнее, чем прочие слова, что обусловлено наличием звукосимволического компонента, усиливающего сигнал и помогающего избежать возможных ошибок при их декодировке.

Существование «отприродной» связи звука со смыслом и диахронического и синхронического развития системы языка объясняется существованием вторичного символизма, когда говорящий стремится придать значению слова соответствующее звучание, когда фонетическая форма слова в результате правильного подбора соответствующих фонем начинает совпадать с полнотой его значения. Сами по себе отдельные звуки не имеют никакого значения ни в опыте, ни в языке, а отдельные слова, в том числе и звукосимволические, меняют свою фонетическую форму со временем в соответствии с развитием фонетической системы языка. На основе проведенных экспериментов (см. Глава
3) была выделена единица-носитель звукосимволического компонента слова, которую мы определили как супрафонему, представляющую собой устойчивое сочетание нескольких фонем, специфическое для определенного языка и вызывающее объективное ассоциирование фонетического звучания слова с качествами предмета, им обозначаемого, у представителей всех языковых сообществ. Она несет в себе часть лексического значения слова, которое принято называть звукосимволическим.

Для удобства мы разделил все супрафонемы на корневые и аффиксальные, но наше исследование в основном касалось лишь корневых супрафонем.
Соответственно, можно сделать вывод о том, что поиски звукосимволической единицы увенчались успехом – выделенная нами единица – супрафонема – дает ответ на спорные вопросы, которые до сих пор не позволяли исследователям придти к общему мнению.

3 Практическое исследование феномена звукового символизма на примере лексического материала трех языков

Совершенно очевидным представляется необходимость выработки новой методики изучения звукосимволизма на основе выдвинутой выше гипотезы об интерференции звуковых волн в звукосимволичных словах как причины порождения синестезических ассоциаций и, соответственно, необходимости изучать данное явление на уровне единицы больше фонемы, но меньше отдельной лексемы – супрафонемы.

Все этот побудило нас провести собственный эксперимент, по собственной методике, учитывая, тем не менее, опыт предыдущих исследователей.

Цели эксперимента. Эксперимент, имел своей целью еще раз доказать универсальность психо-эмоциональных ассоциаций, вызванных определенными сочетаниями звуков, у носителей разных языков, подвергающуюся сомнению некоторыми исследователями даже на данный момент. Другой целью эксперимента было подтверждение практикой теоретического постулата о существовании единицы-носителя звукосимволического компонента – супрафонемы
(материальной основой явления звукосимволизма мы считаем, как было сказано выше, интерференцию звуковых волн в пределах одной супрафонемы).

Задачи нашего эксперимента, прежде всего:

1) собрать звукосимволический материал трех исследуемых языков по выделенным шкалам оценки;

2) систематизировать выбранный материал в зависимости от супрафонемы, включенной в состав слов;

3) составить таблицы звукосимволических слов для тестирования испытуемых;

4) провести экспериментальное тестирование испытуемых с целью сбора материала для исследования;

5) проанализировать собранный эмпирический материал согласно выработанной нами методике;

6) и, наконец, а) сделать соответствующие выводы об универсальном – не универсальном характере звукового символизма; б) подтвердить

– не подтвердить правомерность выделения супрафонемы как новой частицы – носителя звукосимволического компонента слова.

Методика. В соответствии с поставленными выше целями мы выработали следующую методику, являющуюся преобразованием методики №3 (см. Глава 1):

1) Для проведения эксперимента отбирается определенное количество слов со звукосимволическим компонентом (D.

Crystal, The Cambridge encyclopedia of the English language,

2000, стр. 251; словари-билингвы) из нескольких, по возможности, неродственных языков по шкалам оценки (см. далее). Эти слова распределяются произвольно, независимо от языка и супрафонем, включенных в их состав, в таблице (см.

Приложение 1-2) по вертикали, тогда как по горизонтали представлены разнообразные пары качеств типа «приятный – неприятный» и т.д., дающие наиболее очевидные характеристики выбранных слов.

2) Данные таблицы предъявляются испытуемым-монолингвам или испытуемым с минимальными знаниями иностранных языков, использованных в эксперименте. Испытуемым необходимо отметить свои синестезические ассоциации после прочтения исследователем слова вслух напротив соответствующей клетки.

Испытуемым разрешается делать любое число пометок, но рекомендуется ограничиться тремя, выделив одно качество как наиболее полно характеризующее зачитанное слово, и два несущих дополнительные характеристики, если необходимо.

3) Все результаты обрабатываются согласно правильности- неправильности формирования ассоциаций и выводится процент правильных ответов. Естественно, чем выше этот процент, тем с большей уверенностью можно делать утверждение об универсальном характере звукового символизма и о правомерности выбора супрафонемы как наименьшей единицы- носителя звукосимволического компонента.

Положительной чертой нашего эксперимента следует признать тот факт, что все звукосимволичные слова, использованные в эксперименте, являлись реально существующими и зафиксированными во всех словарях английского, французского и испанского языков; к тому же многие исследователи реально признают их звукосимволичными. Отказавшись от сочетаний звуков составленных методом случайного подбора и представляющих слова, никогда на самом деле не существовавшие, мы тем самым обратились к тому действительному фоносемантическому материалу, с которым должен иметь дело каждый исследователь языка.

Другие положительные черты нашего эксперимента, некоторые их которых уже были упомянуты выше это:

1) Подбор испытуемых так, чтобы их знание соответствующих иностранных языков было минимальным или, в идеале, чтобы они не знали их вообще. По крайней мере, все слова, подобранные нами для эксперимента, выходили за пределы изучения школьной программы.

2) Автор данной работы сама, как исследователь, присутствовала при эксперименте и зачитывала слова, стараясь по возможности избежать их эмотивной и оценочной окраски посредством интонации и других языковых средств. Испытуемые были предварительно снабжены соответствующими устными инструкциями.

3) Что наиболее важно, мы уделили внимание в своем эксперименте оценке не отдельных согласных или гласных звуков, но целым сочетаниям звуков, которые, согласно нашей рабочей гипотезе, формируют единицу-носитель звукосимволического компонента слова – супрафонему. Данный подход, по нашему убеждению, существенно повлияло на результаты эксперимента.

Теория. При создании рабочей гипотезы влияния звукосимволичных слов на восприятие человека нами были отброшены устаревшие теории о «качестве» отдельных звуков (например, участие звука [l] в образовании названий мягких и приятных предметов и явлений и обратной роли [r]) на основании того, что ни для одного языка мира не характерно наличие отдельно стоящих звуков в потоке речи. Речь состоит из сочетаний звуков и воспринимается человеком точно так же, как состоящая из сочетаний звуков различного характера и качества.

Как было подробно описано в Главе 2, мы считаем интерференцию звуковых волн основной причиной и материальной основой возникновения у испытуемых соответствующих синестезических ассоциаций. Там же мы выделили новую единицу, содержащую в себе звукосимволический компонент слова – супрафонему, представляющую собой сочетание как минимум двух определенных звуков. Поэтому в своем исследовании мы использовали лишь звукосимволичные слова, включающие в себя такие супрафонемы, а не отдельные звуки сами по себе.

Материал. Для нашего исследования мы выделили двенадцать супрафонем, представляющих собой сочетания звуков, используемых для обозначения определенных качеств предметов в английском, французском и испанском языках
(см. список в Приложении3). Соответственным образом нами был отобран лексический материал: всего исследовалось 50 слов английского, французского и испанского языка, разделенных на 12 групп, в зависимости от сочетания звуков (супрафонем), которое они представляют. Слова зачитывались автором данной работы по порядку вслух перед группой испытуемых, громко и четко, как можно менее эмоционально во избежание субъективности в результатах исследования. Испытуемым были предоставлены следующие таблицы (см.
Приложение 1), где по вертикали были расположены исследуемые слова, а по горизонтали - разнообразные оценки их качеств. После зачитывания слова испытуемым предлагалось сделать отметки против этого слова в тех колонках, которые, по их мнению, лучше всего характеризовали данное слово.

Шкалы. Все слова оценивались испытуемыми по следующим 6 шкалам: приятный
- неприятный, большой – маленький, светлый – темный, быстрый – медленный и дополнительные шкалы – круглый и гладкий. Разрешено было делать неограниченное число отметок в разных колонках, при условии, что пометки для одного слова не будут находиться одновременно в парных колонках с противоположными качествами (например «большой – маленький»), таким образом, максимальное число отметок против одного слова у испытуемых могло достигать шести (по одной от парных шкал и две дополнительные); впрочем, при зачитывании инструкции испытуемым посоветовали ограничиться тремя отметками и постараться выделить одно качество, наиболее полно описывающее предложенное им звучание. Данный прием был использован нами для достижения чистоты эксперимента (сравните методику №2 в 6 главе, представляющую классический «эксперимент подбора», где испытуемым не предоставляется право выбора (два звучания – два смысла)), т.к. предложенная испытуемым свобода предоставляла альтернативу и явно затрудняла конечный выбор. Это, в свою очередь, делало ценность и достоверность результатов данного эксперимента намного выше, нежели результатов экспериментов, проведенных по второй методике.

Испытуемые. В качестве испытуемых в эксперименте участвовали 32 человека возрастом от 14 до 47 лет, разного социального положения и образования - от высшего до основного общего. Единственным условием было незнание исследуемых языков (для чистоты эксперимента) или знакомство с ними на уровне средней школы. Соответственно и звукосимволическая лексика эксперимента выходила за пределы изучаемого в средней школе. Для избежания неточностей при анализе результатов эксперимента испытуемых попросили не делать никаких отметок против слов, значение которых было им каким-либо образом известно ранее.

Инструкция. Вы будете принимать участие в научном эксперименте, целью которого является изучение звуков речи. Перед вами таблица, в которой по вертикали представлены английские слова, а по горизонтали несколько колонок с обозначениями различных качеств предметов или явлений. Четыре из них парные, например, «большой - маленький», и две непарные. Я буду медленно зачитывать вслух слова одно за другим. Постарайтесь отключиться от посторонних раздражителей, можете даже закрыть глаза и расслабиться. Не пытайтесь вспомнить значение слова – оно, скорее всего вам неизвестно - постарайтесь «прочувствовать» звучание слова, обратите внимание на то, какие ассоциации оно у вас вызывает, определите, какое из приведенных по горизонтали качеств его лучше всего характеризует, и сделайте отметку в соответствующей колонке. Вы можете сделать отметки в нескольких колонках, если вам кажется, что ни одна из них не характеризует слово полностью, но постарайтесь сделать не больше трех отметок. Естественно, нельзя делать одновременно отметки в парных колонках с противоположными значениями.
Например, нельзя сделать отметки одновременно в колонках «приятный» и
«неприятный». Если какое либо слово из указанных в таблице по вертикали окажется вам знакомым, пропустите эту линию или сделайте прочерк, так как это важно для чистоты эксперимента.

Обработка материала. В результате выводилось среднестатистическое количество «правильных» ассоциаций по анализу анкет всех испытуемых. У испытуемых, ранее не знакомым со значение того или иного слова, возникло
64% правильных ассоциаций и представлений о качестве предмета или явления им обозначаемого.

Далее мы приведем несколько сугубо практических выводов эксперимента и, соответственно, рекомендаций, направленных на улучшение методов исследования и на повышение его эффективности.

1. Одна из трудностей, с которыми столкнулась автор работы по проведении эксперимента, была изначальная недооценка различий фонетических систем разных языков. Несмотря на генетическую близость английского, французского и испанского языков, задействованных в эксперименте, не все супрафонемы являются универсальными для этих трех языков. В частности, супрафонема/gl-
/, обозначающая свет, сияние, либо гладкие, отражающие свет предметы, является наиболее универсальной – она легко «распознается» испытуемыми в английских, французских и испанских словах (в русском ей соответствует супрафонема /гл-/); тогда как супрафонема /sn-/, обозначающая нечто неприятное, отталкивающее, оказалась характерной только для английского языка. Соответственно, необходимо проводить поиски супрафонемы, обозначающей данные качества, непосредственно на лексическом материале французского и испанского языков.

2. В целом, нами наблюдалось явление, сходное с замеченными исследователями в своих экспериментах явлением «оценки» отдельного гласного, например, гласные звуки [о], [а] чаще оценивались испытуемыми как
«большие», тогда как [е], [i] как «маленькие». Несмотря на подобную почти единодушную оценку отдельных гласных звуков как «больших» или «маленьких», испытуемые оценивали предложенные им слова, в которых эти гласные входили в состав супрафонем ( например, [gl-] – glisten, glide и т.д.), прежде всего по качеству этими супрафонемами выражаемому (например, glisten – «светлый, гладкий», а не «маленький», как можно бы было ожидать). Соответственно, наше предположение о соотнесенности звукосимволического компонента слова с сочетанием звуков, а не с отдельным звуком еще один раз подтвердилось.

3. Во время проведения данного эксперимента, нами была замечена также нежелательная ассоциация зачитываемых слов со сходно звучащими словами родного языка, несмотря на то, что испытуемым была дана изначальная установка не делать этого, а попытаться «прочувствовать» слово. Автор работы считает, что данная нежелательная ассоциация возникала, прежде всего, из-за того, что испытуемые могли видеть написание исследуемых слов в бланке теста, соответственно «предвосхищая» звучание слова и «связывая» его с фонетически сходным словом родного русского языка. При проведении дальнейших экспериментов мы порекомендовали бы воздержаться от приведения письменной формы исследуемых слов в бланках, заменив их номерами, так чтобы ничто не отвлекало испытуемых от звучания, т.е. фонетической формы слова.

4. Интересная закономерность, также замеченная нами при анализе результатов эксперимента – это зависимость между правильностью ассоциаций и количеством отметок, сделанным испытуемым напротив соответствующего слова.
Так испытуемые, у которых возникало по 2-3 ассоциации к одному слову, чаще были ближе к действительности, чем испытуемые, ограничивающиеся 1 отметкой.
Отсюда можно сделать соответствующий вывод: ассоциации не бывают единичны
(многие испытуемые зачастую сами делали отметки на полях напротив слов, когда им казалось, что ни одна из предложенных шкал не дает полной характеристики слова, например, у некоторых помимо отметки в шкале
«гладкий» была пометка «скользкий» на полях, «скрученный» помимо отметки в шкале «круглый»), каждая супрафонема вызывает целый комплекс ассоциаций, которые, тем не менее, не противоречат друг другу («светлый» чаще всего сопровождается «гладким» и «приятным», «большой» чаще всего «темный» и
«неприятный», «маленький» часто «приятный» - эти ассоциации объясняются универсальностью психологии человека).

5. Тем не менее, не у всех испытуемых наборы ассоциаций были схожи (для некоторых «темный» обычно «приятный», а «светлый» - «неприятный»). Это объясняется индивидуальными особенностями восприятия человека, влияющими на возникающие у него ассоциации. Соответственно, необходимо делать «скидку» на индивидуальные особенности испытуемых, принимающих участие в эксперименте.

6. Еще одна интересная особенность – зависимость между возрастом испытуемого и количеством правильных ассоциаций: чем старше испытуемый, тем больше он давал правильных ответов. В среднем, испытуемые 25-35 лет давали в 1,5 раз больше правильных ассоциаций, чем испытуемые 15-24 лет. Пока что эта особенность не нашла объяснения.

7. По сравнению с результатами предыдущего эксперимента (см. Приложение
2), построенного на той же теоретической базе, но использовавшего только английские слова (76% правильных ассоциаций), результаты данного эксперимента несколько ниже. Мы объясняем это, прежде всего, как было сказано в Пункте 1, недооценкой различий в фонетических системах разных языков. Фактически второй эксперимент был построен целиком на наборе супрафонем, выделенном в первом эксперименте, характерном для английского языка. Естественно, что данные супрафонемы не всегда находили себе соответствия в романских языках.

Общие закономерности.

1. Супрафонемы, передающие значение «быстрый», часто вызывают еще и ассоциацию «маленький».

2. Супрафонемы, включающие «глубокую» гласную [з:], вызывают ощущение «неприятного». Также они часто были «темными».

3. Супрафонема [sw-] очень часто помимо «гладкой», была

«скользкой» в дополнительных отметках испытуемых.

4. Супрафонемы с [r], [ ] часто бывают «неприятными».

5. Слово «brat» очень часто вызывало ассоциацию с чем-то темным, редко с большим и лишь иногда правильную ассоциацию

– «неприятный». Возможно, это происходило по цепочке ассоциаций «неприятный» - «большой» - «темный».

6. Супрафонемы с задними гласными [о], [а], часто «большие», с передними [е], [i] – «маленькие» и «приятные».

7. Супрафонема [gl-] является наиболее универсальной для всех исследуемых языков, она чаще всего вызывает ассоциации

«гладкого», «светлого» и «приятного».

8. Супрафонемы с [о/u-l] является второй по количеству правильных ассоциаций. Она чаще всего «круглая», иногда

«большая».

9. Легко угадываются супрафонемы на [-b], [-p], передающие значение «быстрый».

По подведении итогов эксперимента, мы считаем правомерным выделение новой частицы-носителя звукосимволического компонента слова, единицы, большей отдельной фонемы, но меньшей целого слова. Мы назвали данную единицу супрафонемой, т.к. со структурной точки зрения она представляет собой сочетание нескольких фонем, но сочетание вполне определенное и неделимое, являя собой пример единства и целостности, свойственный всем единицам всех уровней языка от фонетического до синтаксического. Но, в отличие от всех прочих структурных единиц, супрафонема является абстракцией в наименьшей степени, т. к. она обращается непосредственно к человеческому сознанию и подсознанию через восприятие ее как сочетание звуков, имеющее смысл, порождая ассоциации и способствуя более легкому и эффективному созданию
«образа» называемого предмета или явления.

Выводы:

1. Явление звукового символизма универсально и интернационально.
Определенные сочетания звуков, выделенные нами как супрафонемы, воздействуют на мозг людей - носителей разных языков одинаковым образом и вызывают схожие ассоциации.

2. Материальной основой явления звукового символизма мы считаем нужным признать интерференцию звуковых волн в пределах одной супрафонемы: именно в сочетаниях звуков звуковые волны имеют возможность накладываться друг на друга (интерферировать), создавая абсолютно новый, не свойственный для отдельных звуков эффект.

3. Таким образом, необходимо признать мотивированным и объективно обусловленным наименование предметов и явлений, по крайней мере, в словах, принадлежащих звукосимволической системе языка, а так же существование древнего звукоизобразительного праязыка.

4. Сравнительное небольшое (в процентном отношении) количество звукосимволичных слов в современных языках мира можно объяснить ограниченностью возможных наборов супрафонем, т.е. ограниченностью возможных для того или иного языка звуковых цепочек, используемых при построении новых слов. Тем не менее, высокая продуктивность звукосимволичных основ, их эмотивная окрашенность, а зачастую и эстетическая ценность, позволяющая использовать их как стилистический прием для создания нужного эффекта в поэзии и прозе, говорит об общем лингвистическом и культурном значении слов со звукосимволическим компонентом. Можно с уверенностью утверждать, что такие слова всегда будут существовать в любом естественном человеческом языке и играть немаловажную роль как в повседневном общении, так и в сфере литературы и искусства.

Достоинства эксперимента. Впервые звукосимволичные слова были рассмотрены в свете новой гипотезы и была предпринята попытка доказать универсальность психо-эмоцональных ассоциаций, вызываемых сочетаниями определенных звуков, у носителей разных языков.

Несомненным достоинством данного эксперимента является попытка доказать на фактическом материале правомерность выделения супрафонемы как единицы, содержащей в себе звукосимволический компонент.

Следует отметить также эффективность новой методики, достигнутой благодаря как теоретическому постулату о необходимости изучения сочетаний звуков, а не отдельных звуков, так и соответствующей инструкции, настраивающей испытуемых на механизм «транспозиции ощущений» (по В.В.
Левицкому) и предоставляющей им свободу выбора.

Эксперимент продолжает вышеупомянутое исследование Левицкого и, подтверждая сделанный им вывод о необходимости проведения исследования звукосимволизма не на уровне фонемы, ведет исследование на уровне единицы больше фонемы - супрафонемы.

Достоинством эксперимента также является отказ от рассмотрения
«бессмысленных» слов, составленных методом случайного подбора и обращение к рассмотрению не отдельных звуков, а целых звуковых сочетаний, что не использовалось в вышеупомянутых экспериментах.

Недостатки эксперимента. В эксперименте был использован всего три языка
(английский, французский, испанский), к тому же принадлежащих к одной языковой семье и имеющих большое сходство в словообразовательных основах
(до 75% лексики английского языка образованы от романских основ). К тому же для всех испытуемых родным языком был русский, тогда как в случае проведения эксперимента на испытуемых – носителях разных, неродственных языков, результаты эксперимента были бы достовернее, а общая картина шире.
Это несколько сужает масштаб исследования и делает конечные процентные выводы эксперимента менее точными.

К недостаткам эксперимента следует также отнести уже упомянутую выше недооценку различия фонетических систем в исследуемых языках, что несколько снизило конечные результаты эксперимента.

В дальнейшем автор данной работы планирует продолжить исследование, увеличить количество исследуемых языков и набор исследуемых супрафонем.
Возможно также привлечение разноязычных испытуемых к участию в эксперименте.

Заключение

Проблема явления звукосимволизма, его природа и вопрос о его универсальном характере всегда привлекали внимание ученых. После подведения результатов данного исследования и анализа результатов вышеупомянутого эксперимента, подтвердившего выдвинутые нами теоретические постулаты, мы считаем себя вправе сделать следующие выводы:

1. Результаты проведенного лингвистического эксперимента позволяют подтвердить выводы других исследователей об универсальном характере звукосимволизма.

2. Единицей-носителем звукосимволического компонента слова является супрафонема, состоящая из нескольких фонем и являющая собой устойчивое сочетание, специфического для данного конкретного языка.

3. Материальной основой явления звукового символизма является физическое явление интерференции звуковых волн в пределах одной единицы – супрафонемы.

4. Набор супрафонем специфичен для каждого отдельного языка. Тем не менее, в языках родственных существуют сходные супрафонемы передающие одни и те же качества обозначаемых предметов, различные по фонетической форме лишь в силу различия характеристик отдельных фонем в разных языках.

5. Ассоциации, вызываемые супрафонемами, всегда комплексные и объясняются спецификой человеческого восприятия.

6. Праязык был звукоизобразителен в своих истоках.

Первичный набор супрафонем появился еще в дофонематическую эпоху и оказал влияние на становление фонематической системы языка. Из этих супрафонем складывался первые слова. Таким образом, вначале было не «слово», а супрафонема.

Все эти выводы вытекают из результатов лингвистического эксперимента, проведенного нами по оригинальной методике и опиравшегося на опыт других исследователей, в частности В.В. Левицкого, при изучении данной проблемы.

Таким образом, проблему звукового символизма и его материальной природы можно считать решенной на данном этапе исследований. Тем не менее, мы признаем наличие широкой перспективы для дальнейших исследований этой проблемы в области стилистики (использование звукосимволичной инструментовки в поэзии и прозе), а также психо- и нейролингвистики, где существует возможность обратиться непосредственно к сочетаниям звуком, их физическому воздействию на мозг человека и психической природе ассоциаций, порождаемых сочетаниями этих звуков.

Автор данной работы оставляет за другими исследователями возможность научных изысканий во второй области и планирует в своих дельнейших работах обратиться к проблеме использования звукосимволической лексики как стилистическому приему.

Список использованных источников

1 Белянин В.П. Введение в психолингвистику. М., 2001.

2 Воронин С.В. Основы фоносемантики. Л., 1982.

3 Воронин С.В. Фоносемантические идеи в зарубежном языкознании. Л., 1990.

4 Газов-Гинзберг А.М. Был ли язык изобразителен в своих истоках? М.,
1965.

5 Джанкин Д. Физика, в 2 т. М., 1974.

6 Журавлев А.П. Результаты экспериментальных исследований на материале звукосимволических слов русского языка/Знание сила, №2, 1972.

7 Журавлев А.П. Фонетическое значение. М., 1974.

8 Журавлев А.П. Звук и смысл. М., 1991.

9 Ильин М. Две ипостаси слова//Человек, №5, 2001.

10 Комиссаров В.Н. Коммуникативная функция языка и осмысленность слова.
М., 1985.

11 Лебедев Л.В. Референциальные критерии в типологии высказываний//Вопросы языкознания, №6, 1991.

12 Левицкий В.В. К проблеме звукосимволизма/Психологические и психолингвистические проблемы владения и овладения языком. М., 1969.

13 Левицкий В.В. Семантика и фоносемантика. Черновцы, 1973.

14 Левицкий В.В. Экспериментальные методы в семасиологии. М., 1975.

15 Леонтьев А.А. Основы психолингвистики. М., 1999.

16 Основы психофизиологии/под редакцией Ю.И. Александрова. М., 1997.

17 Психолингвистика. Сборник статей. М., 1984.

18 Спиркин А.Г. Происхождение языка и его роль в формировании мышления/Мышление и язык. М., 1957.

19 Фонетика и психология речи: Межвузовское собрание научных трудов. М.,
1967.

20 Шахнарович А.М., Н.М. Юрьева. Психолингвистический анализ семантики и грамматики: на материале онтогенеза речи. М., 1972.

21 Allport G.W. Phon. symb. in Hungarian words. Harvard university, 1935.

22 Bently M., Varon E. An accessory study of phonetic symbolism/Amer. J.
Psychol., 59, 1959.

23 Brown R. Words and things. Glencoe, 1958.

24 R. Brown. R. Nuttal. Methods in phon. symb. Experiments/J. abnorm. soc. Psychol., 59, 1959.

25 Crystal D. The Cambridge encyclopedia of the English language.
Cambridge, 2000.

26 S.M. Ervin-Tripp, D.I. Slobodin. Psycholinguistics/Annual review of
Psychology, vol. 17, 1966.

27 Jacobson R.,. Waugh L. The sound shape of English. Bloomington, 1979.

28 F. Kainz. Psychologie der Sprache. Berlin, 1960.

29 M.S. Miron. A cross-linguistic investigation of phon. symb./J. abnorm. soc. Psychol., 62, 1961.

30 Newman S.S. Further experiments in phon. symb./Amer. J. Psychol., 45,
1933.

31 Sapir E. A study in phonetic symbolism/J. Experim. Psychol., vol. 12,
№3, 1929.

32 Taylor I. Phon. symb. re-examined/Psychol. Ball, 60, N 2, 1966.

33 Taylor I. An atonomy of words used in a word-matching phon. symb.
Experiments/J. general Psychol., 76, 1967.

34 Tsuru S. Sound and meaning. Unpublished manuscript (см. Brown, 1958).

35 Uhlenbeck C.C. Agens und Patiens im Kasussystem der indogermanischen
Sprachen. Cambridge, 1994

36Weiss J.H. Role of meaningful versus meaning dimensions in guessing the meanings of foreign words/J. abnorm. soc. Psychol., 66, 1963.

37 Weiss J.H. Phon. symb. re-examined/Psych. Bull., vol. 61, N6, 1964.

38 Werner H., Kaplan B. Symbol formation: an organismic-developmental approach to language and the expression of thought. New York, 1963.

Список лексикографических источников

1 Большой энциклопедический словарь. Языкознание. М., 1998.

2 Гак В.Г., Ганшина К.А. Новый французско-русский словарь. М., 2001.

3 Новый англо-русский словарь/под ред. В.К. Мюллера, В.Л. Дашевской, В.А.
Каплана и др. М., 1998.

4 Раевская О.В. Новый французско-русский и русско-французский словарь.
М., 2000.

5 Русско-английский словарь/под ред. А.И. Смирницкого, О.С. Ахмановой.
М., 1998.

6 Садиков. А.В., Нарумов Б.П. Испанско-русский словарь современного употребления. М., 1998.

7 Туровер Г.Я., Ногейра Х. Большой русско-испанский словарь. М., 2000.

Страницы: 1, 2