Объективная обусловленность восприятия звукосимволичных слов языка и связь фонетической формы слова с его семантическим содержанием и денотатом

Объективная обусловленность восприятия звукосимволичных слов языка и связь фонетической формы слова с его семантическим содержанием и денотатом

Министерство образования Российской Федерации

КУБАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ

УНИВЕРСИТЕТ (КубГУ)

ФИЛИАЛ В Г. НОВОРОССИЙСКЕ

Кафедра иностранной филологии

Допустить к защите в ГАК

_____________________2003 г.

И.о. зав. кафедрой

__________ О.С. Ильченко.

ДИПЛОМНАЯ РАБОТА

Объективная обусловленность восприятия звукосимволичных слов языка и связь фонетической формы слова с его семантическим содержанием и денотатом

Автор дипломной работы _________________ Ю.В.
Липина

Группа 501, факультет РГФ, спец. 021700 «Филология»

Научный руководитель, д - р филол. наук, проф. __________________
Г.П. Немец

Рецензент, канд. филол. наук, доцент _________________ В.В.
Катермина

Нормоконтролер, д – р филол. наук, проф. _________________
Г.П. Немец

Новороссийск 2003

Содержание

Содержание

Введение

...............…………….3

1 Сущность явления звукового символизма. Теории звукоизобразительности

1.1 Общие положения теории звукового символизма ...........…………..7

1.2 Исследование явления звукосимволизма в истории и теория звукоизобразительного праязыка ….
………………….8

1.3 Три теории порождения звукосимволизма
…......................11

1.4 Характер звукосимволизма ………………………..18

1.5 Методика экспериментального изучения звукового символизма…20

2 Материальная основа явления звукового символизма и произвольность языкового знака

2.1 Физическая природа звука
……………...26

2.2 Интерференция звуков как основной фактор, объясняющий феномен звукосимволичных слов

……….….…27

2.3 Психофизиологические основы восприятия звукосимволического компонента слов

………………29

2.4 Звукосимволизм и мотивация
…………….32

2.5 Супрафонема как звукосимволическая единица ………..35

2.6 Модель функционирования звукосимволизма и модель построения звукосимволического слова
……………………….39

3 Практическое исследование феномена звукового символизма на примере лексического материала трех языков
………………...42

Заключение

…………….……54

Список использованных источников
……………….56

Приложение 1

Приложение 2

Приложение 3

Введение

Проблема объективного-субъективного характера явления звукового символизма, его природа и связь составляющих знаменитого треугольника: денотат – сигнификат – фонетическая форма всегда предоставляли обширный плацдарм для научных исследований. Единица-носитель звукосимволического компонента слова еще не была выделена, и ни один исследователь пока с уверенностью не указал истинную причину ассоциаций, порождаемых звукосимволичными словами, т.е. не дал объяснения физической природе данного явления. Интересен также вопрос о звукоизобразительном праязыке и природе первичного наименования вещей. Все это и побудило нас провести собственное исследование, опиравшееся на уже известные научные труды по данному вопросу, но имевшее своей целью подтвердить выдвинутую нами гипотезу о носителе звукосимволичного компонента слова, а также о природе этого явления на практике.

Актуальность данной работы видится нам в том, что противоречия, создаваемые разными взглядами на эту проблему, довольно остры в современной науке, и ни один известный нам исследователь пока не выделил со всей определенностью звукосимволическую единицу, как и не объяснил ее материальную природу.

Объектом данного исследования было явление звукового символизма, предметом – материальная основа данного явления, вызывающая устойчивые ассоциации у представителей разных языковых сообществ.

Теоретической основой данной работы стали труды В.В. Левицкого «Семантика и фонетика», С.В. Воронина «Основы фоносемантики», А.П. Журавлева
«Фонетическое значение», А.М. Шахноровича и Н.М. Юрьева
«Психолингвистический анализ семантики и грамматики: на материале онтогенеза речи», E. Sapir «A study in phonetic symbolism», I. Taylor
«Phonetic symbolism re-examined» и другие.

Гипотеза, которая легла в основу данного исследования, может быть сформулирована следующим образом: при изучении явления звукового символизма необходимо обращаться не к отдельным звукам, а к сочетаниям звуков, так как, будучи звуковыми волнами разной длины и частоты, звуки в определенных сочетаниях интерферируют и, таким образом, создают некий акустический эффект, должным образом влияя на восприятие человека и вызывая определенные ассоциации. Эти устойчивые, специфические для каждого отдельного языка сочетания мы условно назвали супрафонемами, т.к. каждая такая единица состоит, в основном, из нескольких фонем.

Цели исследования:

1) доказать универсальность явления звукового символизма и его интернациональный характер;

2) проверить на практике выдвинутые apriori теоретические постулаты и подтвердить правильность выделения звукосимволической единицы – супрафонемы;

Задачи исследования делились на теоретические:

1) обобщить существующий на данный момент теоретический материал по данному вопросу;

2) проследить положения, наиболее отвечающие истине с точки зрения современной лингвистики;

3) сформулировать собственную теорию о материальной природе явления звукового символизма;

4) выделить теоретически единицу-носитель звукосимволического компонента слова, а затем проверить правильность этого выделения на практике; и практические:

1) выделить наборы супрафонем для каждого из исследованных языков, используемые для обозначения сходных качеств предметов;

2) проверить сходство/различие таких наборов супрафонем в разных языках;

3) по возможности систематизировать имеющийся в распоряжении исследователей набор супрафонем и разделить их на классы;

4) на основе существующих методов исследования звукового символизма выработать свой собственный подход и методику исследования;

5) провести эксперимент на основе этой методики; результаты этого эксперимента использовать для подтверждения/коррекции теоретических предположений.

Методы исследования. Методы, использованные в моем исследовании, это прежде всего метод ограниченной выборки, сравнительно-сопоставительный и компонентный анализ звукосимволического материала языка для выявления соответствующих черт звукоизобразительности, статистический анализ и эксперимент, целью которого было доказать общность звукосимволических ассоциаций у носителей разных языков.

Структура работы следующая:

Введение. Даются основные положения данной работы, ее актуальность, направление, цели и задачи исследования, а также применяемые в исследовании методы.

Глава 1 освещает общие положения теории звукосимволизма и воззрения разных исследователей на это явление, теории порождения звукосимволизма. В первой главе рассматривается вопрос о звукоизобразительном праязыке, природе звукосимволизма, а также перечисляются методы, используемые для изучения данного явления.

Глава 2 посвящена вопросу о физической природе звука и его влиянии на восприятие человека. В этой главе выдвигается гипотеза о материальной единице-носителе звукосимволического компонента слова и создается модель функционирования звукового символизма.

Глава 3 представляет собой практическое исследование на конкретном фоносемантическом материале языка, имеющее своей целью доказать универсальность явления звукового символизма и правомерность выделения супрафонемы как новой звукосимволической частицы.

Заключение. Подводятся итоги исследования, делаются выводы и намечаются дальнейшие перспективы исследования, отмечаются достоинства и недостатки данной работы и предлагаются пути ее усовершенствования.

Теоретическая значимость исследования. Наиболее ценным представляется новый подход к изучению и систематизации звукосимволичных слов – не отдельные звуки представляют интерес для данного исследования, но определенные сочетания звуков, наиболее типичные комбинации которых, характерные для нескольких или всех языков, были отобраны и рассмотрены в данном исследовании. Новая единица - супрафонема, выделенная нами в ходе исследования представляет собой материальный носитель звукосимволического компонента слова, что позволяет разрешить многие спорные вопросы, традиционно ставящиеся перед исследователями данной области.

Практическая значимость данного исследования состоит в систематизации рабочего материала и создании банка данных звукосимволичных слов, разделенных на группы на основе семантического критерия и супрафонемы, включенной в их состав, а также в проведении лингвистического эксперимента, преследовавшего вышеупомянутые цели. Оригинальная методика, сочетающая достоинства и корректирующая недостатки более известных методик, применяемых для решения теоретических проблем исследований в данной области, является простой и достаточно эффективной.

Результаты данного исследования могут быть использованы в курсах фонетики, психолингвистики и практических курсах языка.

1 Сущность явления звукового символизма. Теории звукоизобразительности

1. Общие положения теории звукового символизма

Звукосимволизм (звуковой символизм, символика звука) – это закономерная, не произвольная фонетически мотивированная связь между фонемами слова и полагаемым в основу номинации незвуковым (неакустическим) признаком денотата (мотивом). Звукосимволичные слова (идеофоны, образные слова) особенно часто обозначают различные виды движения, световые явления, форму, величину, удаленность объектов, свойства их поверхности, походку, мимику, физиологическое и эмоциональное состояние человека и животных, общую оценку предметов или явлений («хороший – плохой»), например, англ. totter «идти неверной походкой; трястись шататься», кхмер. тотре:т-тотроут «ходить пошатываясь», лат. bulla «водяной пузырь», индонез. bulat «круглый».
Разработаны методика опознавания звукосимволичных слов, критерии их выделения (вариативность, редупликация, экспрессивная геминация, типологическое сходство звукосимволических слов по языкам мира и др.).

Звукосимволическими словами являются не только те слова, которые ощущаются таковыми современными носителями языка, но и те, в которых эта связь в ходе развития языка оказалась ослабленной (и даже на первый взгляд утраченной), но в которых с помощью метода фоносемантического анализа данная связь выявляется (это верно и для слов звукоподражательных).

Некоторые ученные определяют звукосимволизм как такую связь между означаемым и означающим, которая носит непроизвольный, мотивированный характер. Однако это определение не позволяет отличить фонетически мотивированные слова, в которых действует звукосимволизм, ни от слов, вторично (морфологически, семантически) мотивированных, ни от первично
(фонетически) мотивированных слов, в которых действует звукоподражание.
Звукоподражательная подсистема наряду со звукосимволичной входит в звукоизобразительную систему языка. Однако звукоподражание, являясь закономерной непроизвольной фонетически мотивированной связью между фонемами слова и лежащим в основе номинации звуковым (акустическим) признаком денотата (мотива), составляет первый уровень системы звукоизобразительных средств языка. Звуковой символизм, как второй уровень этой системы, намного более сложное явление, материальная основа которого до сих пор остается неопределенной. Если сходство моделей построения звукоподражательных слов во всех языках мира можно объяснить попытками воспроизвести один определенный природный (или человеческий) звук при помощи несовершенного человеческого речевого аппарата на фонетико- фонологической базе соответствующего языка, так что один природный звук будет схоже воспроизводится носителями разных языков, то сходство звукосимволичных основ в разных языках мира не поддается такому простому логическому объяснению. Если бы сфера применения одинаковых звукоподражательных основ ограничивалась рамками той или иной языковой семьи, это явление можно было бы объяснить как распространение одной корневой основы в рамках этой семьи; но как уже было сказано, одинаковые звукосимволичные основы встречаются в самых разных языках мира, необязательно принадлежащих одной семье.

Звукосимволичные основы в языках мира обладают чрезвычайно высокой продуктивностью. Выделяясь семантически и структурно, многие звукосимволичные и звукоподражательные слова образуют особые разряды в составе глагола и других частей речи.

Звукосимволизм в современных языках носит статистический характер.
Различают звукосимволизм субъективный (связь между звуком и значением в психике человека) и объективный (связь между звуком и значением в словах языка). Важнейшие компоненты психофизиологической основы звукосимволизма – синестезия – феномен восприятия, состоящий в том, что впечатление, соответствующее данному раздражителю и специфичное для данного органа чувств, сопровождается другим, дополнительным ощущением или образом, часто характерным для другой модальности - и кинемика – совокупность непроизвольных движений мышц, сопровождающих ощущения и эмоции.

1.2 Исследование явления звукосимволизма в истории и теория звукоизобразительного праязыка

Первые попытки осветить положение о «естественном праязыке» мы находим, как известно, у древнегреческой школы стоиков в форме так называемой теории
«фюсей» («природа», «отприродность»); связь звука со смыслом объяснялась с точки зрения «подражания звукам» в широком смысле. Вопрос о связи между звуком и значением ставился многими ученными в различные периоды развития науки (Платон, Ж.-Ж.Руссо, Ломоносов и др.). В 18-19 веке изучение звукосимволизма шло, преимущественно, в плане звукоподражательной и междометной теорий языка (Г.В. Лейбниц, В. Гумбольдт и др.).

В отечественном языкознании работы по звуковому символизму длительное время рассматривались как «лежащие вне науки»; с 50-60 гг. 20 века наметилась тенденция к глубокому изучению этого явления. Звукосимволизм и звукоподражание исследуются в связи с проблемами мотивированности языкового знака, теории детской речи, стилистики и поэтики, лингвистической типологии, экспериментальной психологии, психолингвистики. В 70-80 гг. звукосимволизм стал рассматриваться также в рамках фоносемантики (изучающей звукоизобразительную систему языка с пространственных и временных позиций).

Теория звукоизобразительного праязыка также называется звукоподражательной или ономатопеической. Это одна из теорий происхождения языка, согласно которой язык возник в результате того, что человек подражал звуковым (и незвуковым) признакам называемых объектов. «Естественным», или звукоизобразительным, праязыком человечества можно назвать те первичные зачатки языка рода человеческого, которые были основаны на естественной, отприродной, единственно возможной связи звучания со смыслом, и, следовательно, были еще общи для существовавших тогда представителей человечества.

Сторонники звукоизобразительного праязыка обычно понимали звукоподражание широко – и как подражание звуком звуку (отражение в звучании слова звукового признака объекта-денотата), и как подражание звуком не-звуку
(отражение в звучании слова какого-либо незвукового признака объекта- денотата), т.е. и как собственно звукоподражание («бац», «ква-ква»), и как звукосимволизм («бублик», «боб», «губа» - с губными звуками, характерными для обозначения чего-либо округлого, выпяченного).

Звукоподражательная теория была выдвинута стоиками (3 век до н. э.), получила развитие в трудах Г.В. Лейбница, И.Г. Гердера и др. Сильной стороной звукоподражательной теории было признание существования первоначальной связи между звуком и значением в словах языка и признание естественного, отприродного характера этой связи. Противники звукоподражательной теории, справедливо критикуя ее за недооценку социальных условий возникновения языка и за абсолютизация принципа звукоподражания, вместе с тем необоснованно принижали значение звукоподражания и отказывались признать существование звукосимволизма.

Исследования 50-80-х гг. дают веские доказательства в пользу того, что собственно звукоподражание и звукосимволизм играли, наряду с жестом, важнейшую роль при возникновении языка.

Тем не менее, в современном языкознании остается открытым вопрос о звукоизобразительной природе языка. А.М. Газов-Гинзберг [4; 3], например, выделяет 4 возможных истока звукоизобразительности: это воспроизведение естественных звуков, сопутствующих жизнедеятельности человеческого организма (междометий в узком смысле – «внутреннее звукоизображение»); подражание звукам внешней природы («внешнее звукоизображение»); озвучивание первоначально беззвучных «подражательных жестов рта и носа» (явление кинемики в современной психофизиологии); и, наконец, «лепетные детские слова», где наиболее легкие для ребенка звукосочетания становятся обозначениями различных предметов и явлений. Как замечает сам исследователь, последний исток, очевидно, имел наименьшее значение.

В последние столетия значительное распространение имели теории
«звукоподражательная», «ономатопеическая», «междометий», «трудовых выкриков» и различные их варианты, в вопросе образования связи звука со смыслом более или менее широко привлекавшие изложенные звукоизобразительные истоки.

Эти теории, занимаясь вопросом о происхождении материала языка, механизма образования речи, но не занимались в сущности проблемой условий появления языка. В противоположность им, в трудах классиков марксизма, дающих определение условий появления речи, вопрос о происхождении материала языка, о механизме образования связи звука со смыслом непосредственно не затрагивался.

В своей знаменитой работе «Происхождение языка и его роль в формировании мышления» А.Г. Спиркин выделяет вопрос об «исходном материале» речи, о
«механизме образования связи между звуками и образами». Главным источником звукового материала языка автор называет «унаследованные от животных предков звуки», которые и «послужили основным материалом, или биологической предпосылкой, формирования звуковой речи человека» [18; 26-33].

Иными словами, невозможно отрицать существование времени, когда каждый языковой знак был естественно обусловленным, непроизвольным.

Элементы изучения конкретно засвидетельствованных в человеческой речи звукоизобразительных слов заложены в трудах многих языковедов, начиная с античности. Однако специальные работы по этому вопросу стали появляться, видимо, лишь на грани прошлого века.

За границей этой теме посвятили специальные работы В. Эль (W. Oehl), В.
Астон, М.Граммон, А. Лескин, X. Хильмер, К. Броккельманн, Я. Коржринек, Дж.
Гонда, Г.Рамстедт, X. Марчанд, Ф. Бруни, Зд. Виттох и др.

В России целый ряд работ в этой области был создан тюркологами Н.И.
Ашмариным и Н.К. Дмитриевым. После 1950 г. число работ, посвященных изобразительным словам в языках народов СССР, начинает быстро расти, что и продолжается до нашего времени. Правда, работы этого периода, как правило, затрагивают лишь фактический материал слов, наиболее «свежих» в своих подражательных качествах, наиболее отличающихся от «нормальных» слов языка. Ни развития таких изобразительных корней во времени, ни общих для разных языков законов происхождения подобных слов эти работы почти не касаются.

Таким образом, к настоящему времени собран большой фактический материал из области звукоизобразительных слов; что же касается его изучения, то по- прежнему справедливым остается утверждение о том, что никто никогда не пытался исчерпывающе и систематически исследовать этот материал.

1.3 Три теории порождения звукосимволизма

После ознакомления со всеми основными фактами, накопленными наукой в области изучения звукового символизма, можно приступить к рассмотрению одного из самых сложных и самых важных вопросов, связанных с этой проблемой, - вопросу о природе звукосимволизма.

В настоящее время существуют три основные точки зрения на причины, порождающие звукосимволизм.

1. Точка зрения С. Ньюмэна, М. Бентли и Е. Вейрон, М.С. Майрона и др. В основе звукосимволизма лежат физические (акустические и артикуляционные) свойства звуков. «Открытый рот, выдвинутые вперед челюсти, сжатые губы, производят… значения, характеризующие произносимые звуки» [22, 86]. «При произнесении высокого тона, - замечает Ф. Кайнц, в гортани появляется чувство напряжения и тесного контакта, в то время как при произнесении низкого тона голосовые органы оказываются в более расслабленном положении» [28, 205]. Таким образом, в данном случае мы имеем дело, пользуясь терминологией Ф. Кайнца, с транспозицией одних видов ощущений в другие (моторные в акустические, акустические в зрительные и т.д.), т.е. с синестезией.

К первой точке зрения примыкает так называемая «физиономическая» концепция Г.Вернера (1932, 1963), остро критикуемая в целом ряде работ.

Дети, животные, утомленные или больные люди воспринимают иногда объекты внешнего мира не такими, какие они есть на самом деле, а как бы наделенными душой, т.е. физиономически. Фары автомобиля представляются, например, как два страшных глаза какого-то животного. Это свойство предметов обладать
«физиономическими качествами» и лежит, по мнению Г. Вернера, в основе всякой символизации, в том числе и звуковой [38, 87]. В вернеровской теории образования символов, тем не менее, все поставлено с ног на голову.
Обычно человек находит два не связанных друг с другом природной связью объекта, условно сопоставляет их и делает один символом другого. У Г.
Вернера все выглядит наоборот: существует один нерасчлененный, физиогномически цельный объект, из которого постепенно вычленяются два от природы связанных объекта, один из которых становится символом другого.
Очевидно, теория Г. Вернера лежит за пределами науки. Тем не менее, по чисто внешним признакам ее следует отнести к «синестетической» теории.

2. Теория Р. Брауна (1958, 1959). С точки зрения Р. Брауна, в основе звукосимволизма лежит не что-то неуловимо-таинственное, а опыт, приобретенный человеком в процессе своей практической деятельности. Человек «научается» тому, что большие предметы

(например, тяжелый шкаф) издают (например, при передвижении) низкие и грубые звуки, а маленькие предметы – приятные и высокие звуки. По этой причине испытуемые связывают в ходе эксперимента высокие звуки с чем-то маленьким, а низкие – с чем-то большим.

3. Концепция И. Тэйлор. В основе звукосимволизма лежит, с точки зрения И. Тэйлор(1967), языковая привычка, лингвистический

«тренинг». В английском языке фонема [g] встречается в словах со значением «большой» (great, grand, gargantuan, grow), а поэтому испытуемые (разумеется подсознательно) оценивают сочетания с начальным [g] как нечто большое.

Эти три теории С.М. Эрвин-Трипп и Д.И. Слободин [26; 42] называют соответственно синестетической (концепция С. Ньюмана, М. Бентли, Э. Вэрон,
Г. Вернера и др.), референтной (концепция Р. Брауна) и ассоциативной
(концепция И. Тэйлор). Синестетическая и ассоциативная теория сходны тем, что они обе «предполагают» значения, а не референт. Синестетическая и референтная теории, с другой стороны, сходны тем, что обе предполагают существование универсальности звукосимволичных правил, в то время как ассоциативная теория исключает универсальность.

Все эти три теории можно свести к двум основным: а) в основе звукосимволизма лежит транспозиция (в широком смысле слова) одних ощущений в другие (независимо от того, переносим ли мы на произносимые звуки зрительные, акустические, моторные и т.п. ощущения с объекта внешней действительности или с собственного речевого аппарата, или после многократного, обоюдного и сложного переноса с объекта на движение частей тела – на движение речевого аппарата и т.д.); б) в основе звукосимволизма лежит языковая привычка.

Автор данной работы выдвигает свою концепцию материальной и психологической основы звукового символизма, о чем пойдет речь в последующей главе. Эта концепция, формально находясь в рамках первой теории, расширяет ее, задействуя теоретический и фактический материал смежных наук (психолингвистика, лингвистическая типология) и наук, не родственных языкознанию (физика, психофизиология и т.д.).

Что же касается правильности первой (основанной на транспозиции) и второй
(основанной на языковой привычке) теории, то В.В. Левицкий (1973), исследовавший данную проблему, делает вывод о том, что первая концепция больше соответствует имеющимся в распоряжении сегодняшней науки фактам. В пользу своей теории И. Тэйлор выдвигает следующие доказательства:

1. Оценки фонем, измеряемых по одной и той же шкале, в разных языках не совпадают; в английском самой «маленькой» оказалась

[i], в японском - [U].

2. В силу несовпадения оценок отсутствует корреляция (по одной и той же шкале) между разными языками. Такая корреляция должна, однако, возрастать пропорционально степени родства языков.

3. Звуки, связываемые в некоторых языках (например, в английском) с понятием «большой» или «маленький», встречаются в обозначениях этих понятий в данном языке: начальное [g] – в словах great, grand, grow и т.д.; [t] – в словах tiny, little и т.д.

Несмотря на стройность и логичность перечисленных аргументов, факты, приведенные И. Тэйлор, либо не соответствуют действительности, либо не обладают доказательной силой.

Первое. Инструкция Тэйлор поощряла испытуемых к формальному сравнению предлагаемых сочетаний со словами родного или английского языка. Это уже само по себе ставит под сомнение надежность полученных И. Тэйлор результатов. М. Майрон (1961) установил, в противоположность И. Тэйлор, что между оценками гласных [i], [e], [a], [o], [u] японцами и американцами существует статистически достоверное сходство. И в японском, и в английском языке передние (т.е. например [i]) ассоциируются с приятным и слабым, а задние (т.е. [u]) – с неприятным и сильным. Для индоевропейских языков существует неоспоримое сходство как на уровне фонемы, так и на уровне дифференциальных признаков; для языков разных семей существует статистически достоверное сходство на уровне дифференциальных признаков согласных.

Второе. Корреляция между языками различного строя на уровне фонемы, действительно, отсутствует. Однако эта корреляция зависит не от степени родства языков, а от физических свойств звуков.

Третье. Выдвигая гипотезу о том, что оценка звука зависит от встречаемости этого звука в обозначениях соответствующего понятия, сама И.
Тэйлор никаких исследований лексического материала не проводила.
Неиндоевропейские языки не затрагивались вообще.

С. Ньюман (1933) и Р. Браун (1959) указывают на тот факт, что фонема [i], имеющая значение большой, встречается в словах с противоположным значением
(little, но и big), с другой стороны small «маленький» включает не [i], а
[o] и т.д.

И все же между некоторыми группами антонимов в английском и русском языках наблюдаются близкие к достоверным различия по составу фонем. Так, в английском языке в группе синонимов со значением «маленький» чаще теоретически ожидаемого встречаются фонемы [i:], [i], [l], [m], а в группе синонимов со значением «большой» - фонемы [ж], [a], [b], [g], [d ]. Этот лингвистический факт можно интерпретировать двояко: а) перечисленные фонемы встречаются часто потому, что в силу своих физических свойств, по «мнению» говорящих, они больше подходят для обозначения соответствующего понятия
(точка зрения С. Ньюмена); б) фонемы [i:], [i], [b], [g] и т.д. оцениваются испытуемыми как «маленькие» или «большие» потому, что они часто встречаются в обозначениях соответствующих понятий, а не в силу своих физических свойств (точка зрения И. Тэйлор).

Таким образом, перед нами еще один вариант порочного круга. Следующие рассуждения помогут выйти из него: если права Тэйлор, то тогда повышенной частотой встречаемости в разных языках будут обладать разные фонемы. Но, оказывается фонемы [i], [l], [m] являются «маленькими» не только в английском, но и в русском, и в немецком (по данным лингвистического анализа). Точно также по данным, которые дает в наше распоряжение психолингвистика, [g] является «большой» не только в английском, как утверждала И. Тэйлор, но и в русском, и в японском; [s] является
«маленькой» в русском, украинском, молдаванском, японском; [d] оказалась
«большой» в русском, украинском, молдаванском, японском (а по лингвистическим данным еще и в английском и немецком), а [b] оказалась
«большой» во всех языках, кроме корейского.

Таким образом, гипотезу И. Тэйлор о языковой привычке следует отклонить как несоответствующую фактам лингвистического и психолингвистического анализа. Одновременно были продемонстрированы факты, свидетельствующие в пользу того, что в основе звукосимволизма лежит транспозиция одних видов ощущений в другие (иначе говоря, физические свойств звуков).

С другой стороны, отрицая языковую привычку как причину порождения звукосимволизма, нельзя отрицать ее влияние, по крайней мере, на результаты тестирования (особенно при неправильно сформулированной или нечетко усвоенной инструкции). В особенной степени это касается такой шкалы, как шкала оценки. А.П.Журавлев (1969) обнаружил, например, что русские оценивают звук [х'] как крайне неприятный, тогда как немцам он представлялся более приятным. Этот факт находит вполне удовлетворительное объяснение, если вспомнить, что близкая к русской немецкая фонема [З] входит в состав уменьшительно-ласкательного суффикса –chen и т.д.
Небезынтересно в этой связи указать, что в полемике с И. Тэйлор Дж. Вайс
(1967) указывал, что если бы в основе звукосимволизма лежала языковая привычка, то это в первую очередь проявлялось бы не на оценке начальных, а на оценке конечных согласных, поскольку в индоевропейских языках
«уменьшительно-ласкательная» информация заложена в суффиксе. Таким образом,
Вайс оказался, в целом, прав.

Соответственно, будет справедливо допустить, что результаты тестирования зависят не только от материальной природы исследуемых звуков, но и от других факторов. Вторым из подобного рода факторов (кроме языковой привычки) может быть влияние всей фонологической системы данного языка.

Языки отличаются друг от друга и числом и составом фонем. Системные отношения между фонемами не могут не оказывать своего влияния на оценку любой фонемы в ходе эксперимента. Например, оценка фонем [i] и [e] в языке, где нет соответствующих лабиализованных [y] и [?], будут, очевидно, отличаться от оценки тех же [i] и [e] в языке, где существуют соответствующие лабиализованные. Вот почему нецелесообразно искать звукосимволические соответствия между языками на уровне фонемы: совпадение рангов фонем в различных языках невозможно в силу самих различий, присущих фонологическим системам этих языков. Признаки звукосимволических универсалий должны вестись поэтому, по мнению В.В. Левицкого [13; 86], на уровне дифференциальных (акустических или артикуляционных) признаков.
Причем, как будет показано дальше, важным фактором является использование не отдельных звуков, а их сочетаний как материала для исследований звуковой символики.

Порядок следования звуков в исследуемых словах также должен влиять на восприятие испытуемых. Но есть еще один важный фактор, который, как считает
В.В. Левицкий [13; 86-89], может оказать влияние на результаты экспериментов и о котором необходимо поговорить особо. Некоторые наблюдения заставляют предполагать, что «включение» в ход эксперимента «механизма транспозиции ощущений» или «механизма языковой привычки» может быть спровоцировано не только содержанием инструкции, но и самим измерением, в котором производится оценка звука. Действительно, как можно судить по результатам, опубликованным А.П. Журавлевым [7; 34], в русском языке гласный [а] ассоциируется с красным цветом, [и] – с синим, [о] – с желтым.
Возникает вопрос: обусловлены ли эти ассоциации синестезией или языковой привычкой? Похоже, что языковой привычкой: во всех случаях прослеживается четкая связь между исследуемыми звуками и первой ударной гласной в названиях соответствующего цвета (а – красный, и – синий, о – желтый).
Однако окончательно решить, так это или не так, можно только экспериментальным путем. Эксперимент, проведенный В.В. Левицким [13; 87-
89], имел своей целью доказать или опровергнуть правомерность выделения языковой привычки как одной из причин возникновения звукосимволических ассоциаций (инструкция, данная испытуемым, имела соей целью выработку
«механизма синестезии»). В целом, его эксперимент, проведенный на лексической базе украинского и молдавского языков подтверждает выводы А.П.
Журавлева.

Все вместе взятое позволили ему выдвинуть следующую гипотезу. Очевидно, существуют такие измерения, где транспозиция ощущений происходит сравнительно легко (сюда относятся шкалы размера, силы, твердости и т.д.), и такие, где транспозиция осуществляется труднее (сюда относятся, по- видимому, шкалы цвета, вкусовых ощущений, температуры) [13; 88].

Когда испытуемый (при правильно сформулированной инструкции сталкивается с более «легкой» шкалой, срабатывает «механизм синестезии». Когда перед испытуемым стоит более сложная задача, поиски ее удовлетворительного решения приводят в действие «механизм языковой привычки». В некоторых случаях в ходе одного и того же эксперимента оба механизма действуют поочередно. Отсюда и неизбежность некоторого «разнобоя» результатов, получаемых даже одним исследователем. Меняя инструкцию, «запуская» в испытуемом либо механизм транспозиции ощущений, либо механизм «языковой привычки», мы будем получать различные результаты. При «нейтральной» инструкции в «легких» случаях у испытуемого будет срабатывать первый механизм, а в более трудных – второй.

Таким образом, автор данной работы считает нужным подчеркнуть важность правильной формулировки инструкции для испытуемых при проведении собственного эксперимента, т.е. инструкции, направленной на «запуск» механизма синестезии.

1.4 Характер звукосимволизма

Вопрос о характере звукосимволизма (носит ли он универсальный или национальный характер) и его природе (что лежит в основе звукосимволизма) тесно связаны между собой.

В настоящее время существуют две противоположные точки зрения на характер звукосимволизма: 1) звукосимволизм носит универсальный (межнациональный) характер; 2) звукосимволизм носит узконациональный характер.

Первая точка зрения представлена в работах С. Цуру, Г. Альпорта (1934-
35), Р. Брауна и его коллег, М. Майорана, Дж. Вайса и др. Вторую точку зрения отстаивает И.Тэйлор. Почти все работы, представляющие первую точку зрения, построены на методике «подбора», между тем Тэйлор использовала более эффективную методику и исследовала с помощью этой методики наибольшее число языков. Это дало в ее руки неоспоримое преимущество (она исследовала
4 языка, 18 звуков).

Весьма острая полемика между И. Тэйлор и Дж. Вайсом зашла в тупик: Вайс, опираясь на факты, полученные в ходе экспериментов «подбора», Тэйлор эти факты опровергала; новыми же фактами ни та, ни другая сторона не располагали. Поэтому, по обоюдному согласию участников дискуссии, решение проблемы может быть продвинуто вперед только новыми фактическими данными.
Это и предопределило цель и характер эксперимента, проведенного В.В.
Левицким в его работе «Семантика и фоносемантика» [13; 22-32]. Языки для сравнения им были выбраны таким образом, чтобы два из них были близкородственными (это давало возможность проверить один из аргументов
Тэйлор в пользу гипотезы о «языковой привычке»; корреляция между языками, по мнению И. Тэйлор должна быть пропорциональна степени их родства).
Левицкий исследовал 6 гласных и 12 согласных молдавского, русского и украинского языка.

Полученные Левицким данные свидетельствуют, прежде всего о том, что в самых различных языках существуют довольно четко выраженные «правила» ассоциирования определенных артикуляций с определенными понятиями [13; 26].
Таким образом, само наличие каких-то «правил» носит универсальный характер, и в этом смысле уже сегодня можно с уверенностью говорить об универсальности звукосимволизма. Вопрос, однако, в настоящее время ставиться в науке иначе: носит ли универсальный характер и, если да, то в какой степени сами «звукосимволические правила»?

В самом деле, понятие «маленький» ассоциируется во всех четырех языках
(английском, молдавском, русском и украинском) прежде всего с фонемами [и] и [е], а понятие «большой» ассоциируется чаще всего с гласными [о] и [у].
Начальные согласные [п], [с], [м], [н] ассоциируются в индоевропейских языках с понятием «маленький», [б], [р], [д] – с понятием «большой», [б] и
[ш] – с понятием «неприятный». Передняя позиция и верхний подъем языка символизирует понятие «маленький», задние гласные – понятие «большой».

В.В. Левицкий далее попытался обнаружить звукосимволические универсалии на уровне фонемы, релевантные не только для индоевропейских, но и для неиндоевропейских языков [13; 28-29]. Несмотря на бесспорное наличие некоторых общих для всех языков закономерностей (например, [d], [b], [r],
[g] во многих языках символизируют понятие «большой», а [n], [p], [m], [s]
– понятие «маленький»), обнаружить статистически достоверное сходство между
7 исследованными языками на уровне фонемы ему не удалось. Отчасти такой результат объясняется тем, что число и состав фонем различных языков не совпадает.

Данные, представленные Левицким отлично согласуются с результатами, полученными С. Ньюманом [30; 62]. Ньюман установил, что гласные [I], [e], и
[a] располагаются в английском языке (от «маленького» к «большому») в следующем порядке: i, e, ?, ж, a, т.е. символизация размера связана со степенью открытости полости рта и позицией языка. Найденные Левицким символические свойства согласных также удовлетворительно соответствуют данным Ньюмана, который расположил согласные по шкале размера в таком порядке: t, d, p, b, k, g (передние «меньше» задних, глухие «меньше» звонких). Ньюмэн установил также, что символизация большого размера коррелируется с символизацией понятия «темный», а символизация малого размера – с символизацией понятия «светлый». Все эти данные подтвердились также и в эксперименте, проведенном автором данной работы и представленным ниже.

Полученные Левицким данные согласуются также с результатами М.С. Майрона
[29; 26], который установил, что для английского и японского языков характерна следующая закономерность: передние звуки (гласные и согласные) символизируют «слабое» и «приятное», а задние «сильное» и «неприятное».

Таким образом, выводы об универсальном характере связи некоторых акустико- артикуляционных и смысловых единиц, сделанные Левицким, подтверждаются данными других исследователей.

В.В. Левицкий делает выводы об интернациональном характере звукосимволизма и, что особенно важно, он утверждает, что поиски универсального звукосимволизма должны вестись не на уровне фонемы, а на уровне единиц меньше фонемы (акустических и артикуляционных признаков).

Автор данной работы на основе собранного теоретического материала и проведенных ею практических исследований делает сходный с В.В. Левицким вывод об интернациональном и универсальном характере звукового символизма, но расходится с Левицким в определении единицы, на уровне которой явление звукосимволизма проявляется с наибольшей силой (см. Глава 2).

1.5 Методика экспериментального изучения звукового символизма

В настоящее время существуют (в том или ином варианте) 3 основные методики экспериментального изучения звукосимволизма.

Методика №1. Предъявление испытуемому звукосочетания без предъявления смысла (эксперимент Мюллера). Эта методика наименее совершенна. Группировка данных носит здесь субъективный характер, что в свою очередь исключает эффективное использование статистики при обработке материала и установление соответствий между определенными звуками и определенными понятиями. В
России методика № 1 применялась коллективом авторов (1966) под руководством
М.В. Панова (результаты, по оценке авторов, положительные) и для решения теоретических вопросов В.В. Левицким (1967, 1969; результаты положительные).

Методика № 2. Предъявление двух звучаний и, как правило, двух смыслов. В своем «классическом» варианте эта методика носит название «эксперимент подбора» (matching experiment) и заключается в следующем. Испытуемым- монолингвам предъявляют пары антонимичных слов («большой – маленький»,
«теплый - холодный» и т.д.) на двух языках, один из которых является родным языком испытуемого (например, английский), а другой ему неизвестен
(например, японский). На основании данных, полученных в результате такого рода экспериментов, С. Цуру (1933) пришел к выводу о существовании универсального звукового символизма, поскольку англоязычные испытуемые
(студенты) в большинстве случаев правильно угадали значения не известных им японских слов. Однако методика С. Цуру имеет, кроме прочих, следующий серьезный изъян, на который обратил внимание Г. Альпорт [21; 46], а затем и другие: число фонем в каждом языке ограничено, а поэтому слова разных языков могут быть похожи друг на друга. Экспериментатор, который знает оба языка, сам того не подозревая, может интуитивно подобрать из множества синонимов одного языка те, которые фонетически больше похожи на слова второго языка, а испытуемые подбирают затем слова в соответствии с составом и последовательностью фонем, входящих в звучание этих слов: [а] подбирают к [а], [u] к [u], определенную последовательность фонем к подобной последовательности и т.д. Поэтому Г. Альпорт, а затем и Р. Браун поступили иначе: слова родного языка испытуемых они предложили перевести специалистам-филологам (на хинди, китайский, чешский и т.д.), после чего уже предъявляли соответствующие пары испытуемым. Поскольку значения более половины слов были угаданы испытуемыми правильно, Р. Браун вновь сделал вывод о существовании универсального звукосимволизма.

В СССР методика №2 применялась Г.Н. Ивановой-Лукьяновой и Е.В. Орловой, которые предъявляли испытуемым по два искусственных многосложных слова и по два смысла («светлый - темный», «хороший – плохой»), В.В. Левицким [14;
19], для выяснения фонетической мотивированности слов-синонимов, взятых из языков, неизвестных испытуемому, и И.Н. Гореловым, который предъявлял детям рисунки и звучания.

Методика № 2 имеет, по крайней мер, три существенных недостатка. Во- первых, испытуемые угадывают смысл предложенного звукосочетания, сравнивая его чисто формальным путем со словами родного или известного им какого-либо другого языка. Например, решая, какое из двух слов – parvus или pikkunen – означает нечто маленькое, испытуемый называет parvus, мотивируя свой выбор тем, что это слово похоже на русское «первый», а потому, следовательно, означает нечто маленькое. Понятно, что в этом случае в опыте моделируется не звукосимволизм, а какое-то иное явление. Во-вторых, как справедливо заметил М.С. Майрон [29; 64], не все слова в языке обладают символическим значением; испытуемый может не угадать смысла предложенного ему иностранного слова не потому, что звукосимволизма не существует, а потому, что предложенное слово не обладает никакими звукосимволическими
«признаками». Наконец, в-третьих, методика № 2 (в тех случаях, когда предлагаются не искусственные, а иностранные слова), также как и методика №
1, не позволяет устанавливать соответствия между определенными артикуляционными и определенными смысловыми единицами. Методика «подбора» может, правда, применятся для решения некоторых специальных задач, например для выяснения степени фонетической мотивированности двух или более слов- синонимов. Два звучания (при одном или двух смыслах) целесообразно предъявлять испытуемому также и в тех случаях, когда необходимо сопоставить две фонемы, отличающиеся друг от друга одним-двумя дифференциальными признаками (например, испытуемому можно предъявить сочетания dan, tan, ban и pan для выяснения роли звонкости или din и dan, tin и tan для выяснения роли открытости - закрытости ротовой полости и т.д.). Однако, и в данном случае третий тип методики представляет исследователю гораздо больше возможностей.

Страницы: 1, 2