ЖУКОВСКИЙ, ВАСИЛИЙ АНДРЕЕВИЧ (1783–1852) – русский поэт, переводчик, один из основоположников русского романтизма. Он был человеком своего времени, и его творчества не могли не коснуться те изменения, которые происходили в русской действительности, в мироощущении, а именно то перемещение в общественном сознании, когда центром мира вместо государства стал восприниматься человек. Жуковский был очевидцем и подчас участником великих социально-политических потрясений в
России и Европе. Его сознательная жизнь и творческая деятельность продолжались более полувека. Как поэт он вошел в русскую литературу при господстве классицизма и сентиментализма, приобрел славу как крупнейший представитель раннего русского романтизма и оказался очевидцем оттеснения романтизма на второй план литературы вследствие несоответствия его новому уровню общественного и художественного сознания в России 40-х годов.

ВАСИЛИЙ АНДРЕЕВИЧ ЖУКОВСКИЙ - ПОЭТ-РОМАНТИК

Родился 29 января (9 февраля) 1783 в селе Мишинском, что на стыке трех губерний – Орловской, Тульской и Калужской. По своему рождению
Жуковский был незаконнорожденным: его отец, богатый помещик Афанасий
Иванович Бунин, когда-то взял в дом пленную турчанку Сальху, которая и стала матерью будущего поэта. Фамилию свою ребенок получил от жившего в имении бедного дворянина Андрея Ивановича Жуковского, который по просьбе
Бунина стал крестным отцом ребенка и затем его усыновил.

Жена Афанасия Ивановича Марья Григорьевна и ее мать заботились о
Василии как о родном ребенке, и недостатка в ласковом и заботливом отношении он не испытывал. Несмотря на это, мальчик тяжело переживал свое двойственное положение, и уже с юных лет мечтал как о чем-то несбыточном о семейном счастье, о близких, которые принадлежали бы ему «по праву».

В четырнадцатилетнем возрасте Жуковского определяют в Благородный пансион при Московском университете, где юноша с особым чаяньем изучает рисование, словесность, историю, французский и немецкий языки, и где он скоро становится одним из первых учеников.

Уже в те годы поэт делает первые пробы пера, наиболее значительные из которых – стихотворение Майское утро (1797) и прозаический отрывок Мысли при гробнице (1797), написанные явно под влиянием Н.Карамзина и его Бедной Лизы.

Неопределённость семейного и общественного положения с юных лет сказалась на внутренней жизни Жуковского и определила самый образ его чувствования и поведения. Он стал нерешительным, внешне медлительным, осторожным, искал компромиссов, когда дело касалось его.
Но он же принял участие в Бородинском сражении и решительно выступил в защиту Н .И. Тургенева, несмотря на то, что смертный приговор Н. И. Тургеневу был утверждён самим Николаем I .

В эти годы Жуковский много работает, и уже в 1804 выходит первая книжка из его шеститомного перевода с французского Дон Кишота Сервантеса.
Читатели были поражены – в общем-то сухой, вялый французский перевод заиграл под пером Жуковского русской, мелодичной, завораживающей речью.

«Америка романтизма». В сущности, сама натура поэта, впечатлительного и ранимого, противилась размеренной и упорядоченной работе чиновником в Соляной конторе, куда он был определен после окончания пансиона в 1800. Повод, чтобы порвать со службой, не замедлил представиться
– однажды резко ответив на грубость начальника, он попал под арест, после чего тут же ушел в отставку и удалился в родное имение. В Мишинском , где он не был долгие годы, поэт отдыхает душой, предается созерцанию природы и анализирует свою душевную жизнь – ведет дневник, и, конечно же, не забывает о стихах. И тут судьба посылает ему встречу с дочерью его сводной сестры,
Машей Протасовой, которая вошла в историю русской поэзии как муза, ангел- хранитель поэта, и в то же время – неиссякаемый источник его страданий.
Влюбленные мечтали об одном – соединить навеки свои жизни, вступить в законный союз. Но мать Маши была категорически против браков между родственниками, даже дальними, и вплоть до смерти Маши Протасовой не отступилась от своего решения.

После смерти Маши Протасовой ( любовь к которой он пронёс через всю жизнь ) он убедил себя в том, что личного счастья и любви для него уже не может быть, все надежды и упованья он возложил на инобытие, на торжество справедливости в загробном мире.
Он не преувеличивал, когда в конце 30-х годов писал: " Во все последние года не помню дня истинно счастливого, сколько же печального! А всё вместе - удел незавидный". И после этого - неожиданная женитьба на 18-летней девушке ( Елизавете
Рейтерн ) в то время, как возраст самого поэта перевалил за 55- летний рубеж.

Поистине кричащие противоречия наполняли Жуковского.

Так в творчестве Жуковского с новой силой начинает звучать неистребимый, на грани надежды и утраты мотив противостояния, а порой и переплетение земной печальной юдоли с небесным, совершенным там, придающей его стихам пронзительно-щемящее, страстное звучание. Недаром назвал поэта
«Литературным Коломбом Руси» Белинский. Дымка таинственности, существование как бы на грани двух миров – видимого и невидимого, сосредоточенность на чувствах души – все эти неизменные спутники романтизма давали критику полное право назвать Василия Андреевича Жуковского одним из создателей новой русской поэзии, открывшим «Америку романтизма».

В то же время Жуковский мог быть и человеком действия, и беспристрастным критиком, и организатором. Уже в 1808 он становится у кормила журнала «Вестник Европы» и в свои 25 лет успешно справляется с обязанностями главного редактора. При этом он успевает переводить, писать сказки, стихи, литературно-критические статьи, рецензии…

Работая на поприще главного редактора «Вестника Европы»,
Жуковский одним из первых привлек внимание читателя к критике как таковой и
«уважать ее заставил» как особый, самостоятельный жанр литературного творчества. В своих критических статьях поэт заявляет о новом направлении в русской литературе – о романтизме. Вместо старых строгих норм классицизма он предлагает иные критерии оценки литературного произведения – вкус, а также стилистическую сочетаемость, «соразмерность» и «сообразность».

Художественные изыскания молодого Жуковского отличаются особой напряжённостью, новаторство его проявляется и в идейно- художественной области, и в области языка и стиха. Но при всей сложности, при заметном разнообразии своих литературных пристрастий
Жуковский по сути своей, по основным тенденциям своего творчества был поэтом именно романтического склада и направления.

Литературное наследство Жуковского принято делить на три основные сферы: лирика, баллады, переводы. Более половины написанного
Жуковским составляют переводы с древнегреческого, итальянского, английского, немецкого... Жуковский открыл русскому читателю Гёте,
Шиллера, Байрона, В Скотта, Бюргера, братьев Гримм, Юнга и других, менее значительных, но не менее известных западноевропейских поэтов и писателей.

Однако у Жуковского переводы не являются переводами в обычном смысле слова. Они сочетают в себе два, казалось бы, не сочетаемых момента: они - переводы, но в то же время произведения оригинальные. Его переводы равноценны подлинникам, а порой даже сильнее. " У меня всё или чужое, или по поводу чужого - и всё, однако, моё ",- признавался Жуковский. И был прав, из всей западноевропейской литературы он выбирал только то, что было ему близко, и ни разу не ошибался , ибо очень часто Жуковский заимствует только тему, а всё остальное дописывает сам. Поэт как бы воплощает в своей практике высказанную им однажды мысль: переводчик в прозе – раб, переводчик в стихах – соперник.

И не случайно Белинский, оценивая творчество Жуковского, относительно его перевода пишет: “…Жуковский был переводчиком на русский язык не Шиллера или других каких-нибудь поэтов Германии и
Англии : нет, Жуковский был переводчиком на русский язык романтизма средних веков, воскрешённого в начале XIX века немецкими и английскими поэтами. Вот значение Жуковского и его заслуга в русской литературе”.

Одно из первых произведений Жуковского, которое сделало его имя широко известным, был осуществлённый им перевод в 1802 году элегии Грея «Сельское кладбище».

Сложилось так, что именно Карамзин – кумир тогдашней молодежи, известный писатель, стал для начинающего поэта и старшим другом, и литературным критиком. После того, как состоялось их знакомство, Жуковский отдает на суд старшему товарищу свой перевод элегии английского поэта
Томаса Грея Сельское кладбище. В том же 1802 переработанная элегия благодаря стараниям Карамзина, тогдашнего издателя «Вестника Европы», была опубликована в этом престижном журнале. С этой-то публикации начинает восходить звезда Василия Андреевича и распространяться его слава как тонкого лирика, мастера «пейзажа души», по выражению историка литературы
А.Веселовского.

«Сельское кладбище представляет собой размышление о жизни, о судьбах человеческих перед лицом вечного. Предмет стихотворения не сама жизнь, не её события и явления, а мысли о жизни.

Жуковский, перелагая образы английского поэта в духе свойственной ему романтической настроенности, создал новое произведение; его элегия – первое проявление русского романтизма.
Жуковский преодолел описательность, свойственную переводам Грея, придал всему странную зыбкость, струение и ту таинственную многозначительность, что обусловлена чисто романтическим мироощущением: герой стоит на границе двух миров - не только традиционно понимаемых Бытия и Небытия, но остро ощущаемого противостояния унылой повседневности и идеального мира прекрасной возможности. Смутное недовольство существующим приобрело здесь вселенский размах и проявилось с такой художественной силой, что оно не могло не удивить первых читателей элегии Жуковского.

В элегии воссоздана идеальная романтическая ситуация: стада, усталый селянин, его шалаш - всё погружено в туманный сумрак, мир озарён лишь светом полночной луны. В гробах сельского кладбища спят непробудным сном праотцы селения. “На всех ярится смерть”.
Судьба бедных поселян сопоставляется с участью любимца фортуны, певца. Оказывается, и его жизненный путь столь же трагичен:

А ты, почивших друг, певец уединённый,

И твой ударит час, последний, роковой;

И к гробу твоему, мечтой сопровождённый,

Чувствительный придёт услышать жребий твой.

Впервые именно в этом стихотворении выражено организующее его поэзию музыкальное начало. Именно имея в виду глубокую музыкальность поэзии Жуковского, А. С. Пушкин писал в стихотворении
1818 года « К портрету Жуковского »:

Его стихов пленительная сладость

Пройдёт веков завистливую даль,

И, внемля им, вздохнёт о славе младость,

Утешится безмолвная печаль

И резвая задумается радость.

Жуковский, ощущая, как трудно выразить мысли и чувства словами, стремился компенсировать эти трудности воздействием звуков речи, как музыкой.

Хотя Жуковским было написано много посланий, романсов, песен, тем не менее основным жанром его лирики была элегия. Можно выделить несколько наиболее важных для Жуковского аспектов его романтического видения мира: философское осмысление жизни человека на фоне природы; значение искусства ( поэзии, музыки ) в жизни человека; облагораживающая роль любви для духовной жизни человека.

Элегический герой Жуковского не выступает на поприще гражданском и даже как будто отстраняется от общей жизни эпохи. Он уходит в собственный внутренний мир и живёт воспоминаниями, перебирает картины прожитого и пережитого в прошлом. Настоящее как будто не существует для него, оно исполняет роль возбудителя чувства и мысли, а далее герой, упившись видениями прошлого, уносится мыслью в будущее. То есть романтический герой Жуковского живёт "отражённым светом Бытия" , воспоминаниями о пережитом и предчувствием того, что прошедшее, очистившись и обогатившись в раздумьях поэта, повторится вновь в некоем инобытие.

Человек для Жуковского не средство для достижения цели, а сам цель исторического прогресса. Так как между самопознанием личности и её реальными возможностями лежала глубокая пропасть, то личность в поэзии Жуковского принципиально одинокая. Доминирующим мотивом его лирики становится трагедийность жизни:

Для одиноких мир сей скучен,

А в нём один скитаюсь я...

И бурный мир сей презираю.

(«
Стихи », 1803 г.)

Отымает наши радости

Без замены хладный свет;

Вдохновенье пышной радости

Гаснет с чувством жертвой лет.

(
« Песня » , 1820 )

В другой, написанной несколько позже, уже оригинальной элегии
Вечер поэтический облик Жуковского уже вполне определен. В этой
«медитативной» элегии главным оказывается переживание автора, эмоциональность, а язык поэта поражает своей музыкальностью, стройностью и
«соразмерностью». Но Жуковский далек от описательного психологизма. Не случайно критики, рассуждая о его поэтике, не раз говорят о том, что в его стилистической системе зачастую большое значение приобретает символический вечерний пейзаж, спокойная, дремлющая природа, рассуждения на тему смерти, столь характерные для поэтики сентиментализма.

По сути дела, как замечал В .Г. Белинский , Жуковский "первый раз на Руси выговорил элегическим языком жалобы человека на жизнь".

С темой трагического существования тесно связаны мотивы тоски и томления, вечной неудовлетворённости и вечного стремления к недостижимому. Об этом говорят даже названия его стихотворений:
"Желание"(1810 ), "Мечты"(1810), "Мечта"(1818), "Тоска"(1827),
"Стремление"(1827). Мотивы томления и тоски у Жуковского типично романтические, трагедийные, но отнюдь не пессимистические. Для романтика в тоске заключено своё очарование, своё положительное содержание. Тоска сродни мечте, она средство духовного постижения тайного, это счастье несчастных - " Утешение в слезах": "Как вам, счастливцам, то понять, что понял я тоской?"

Жуковский верит, что прекрасное и возвышенное в человеке победит, хотя бы за пределами земного бытия. В поэзии Жуковского возникает так называемый второй мир - идеальный и совершенный.
Жуковский увлекает не конкретным изображением этого мира, часто туманного и зыбкого, а вдохновенным призывом к нему.

Проблема " человек и мир" издавна воспринимается в поэзии как проблема " человек и природа", связана с представлениями о божественном творении природы. Здесь истоки благоговения перед природой со стороны Жуковского ("Море", 1822; " Вечер", 1806 ;"
Славянка", 1815). Пейзаж у Жуковского всегда связан с миром высоким, необыденным. Поэт любит в природе стихийное и таинственное - море , ночь, грозу. Близок Жуковскому и пейзаж тихого вечера или ночи, наводящей на высокие мысли о вечном: “Сойди, о небесная, / /
К нам “ . Один из любимых пейзажей поэта связан с туманом . Его туман сродни всему неопределённому, загадочному в природе.

В представлении Жуковского природа располагается на грани двух миров: земного, человеческого, подвластного физическим законам, постигаемого разумом, и ирреального, таинственного, вечного мира мечты, надежд и идеалов .

Для деталей, образующих конкретный пейзаж , он отбирает определения, с помощью которых как бы размывается их материальность, пейзаж наполняется таинственными отзвуками, тенями. При этом он отчасти антропоморфизируется и получает некую внутреннюю жизнь, что лишь в отдельные редкие моменты приоткрывается перед грезящим мечтателем.

С другой стороны, у Жуковского пейзаж сопряжён с конкретным психологическим состоянием. Поэт так сливает пейзаж и своё переживание, что между ними возникает интимная связь, не отвлечённо
- логическая, а конкретно - психологическая: пейзаж у него превращается в "пейзаж души", и свойства души как бы переносятся на природу.

Жуковский видел природе не только её саму, но " символ души человеческой ", " намёк на нашу жизнь, страсть, чувство, след внутренней жизни нашей ", - писал С. Н. Шевырёв. - В каждой картине природы у Жуковского сквозит душа: везде взгляд на даль, на бесконечность; ни одна всего не досказывает, что в ней кроется, и прочит ещё более, чем обнаруживает. Это душа, стремящаяся обнять себе близкое и родное в природе".

Так, в " Славянке " (1815) воссоздаётся романтически воспринятый пейзаж под Петербургом. Вначале лишь в смене видов во время прогулки возникает внешнее подобие движения, развития, постепенного раскрытия природы. В струении красок, теней, пятен света размывается привычная и неизменная определённость пейзажа .
Сквозь видимые очертания природы проступают контуры неведомого, сквозь непосредственность впечатления героя проступает не созерцаемое, доступное лишь внутреннему предчувствию:

Воспоминанье здесь унылое живёт;

Здесь, к урне преклонясь задумчивой главою,

Оно беседует о том, чего уж нет,

С неизменяющей Мечтою.

Природа антропоморфизируется, пейзаж приобретает вид портрета некоего сверхсущества , по пейзажу можно судить о том, как природа воздействует на душу лирического героя:

Всё к размышленью здесь влечёт невольно нас;

Всё в душу томное уныние вселяет;

Как будто здесь она из гроба важный глас

Давно минувшего внимает.

Персонифицированный пейзаж приоткрывает свою таинственную глубину:

Как бы эфирное там веет меж листов,

Как бы невидимое дышит...

И создаётся иллюзия, словно сама мировая душа на мгновение вступает в ощутимую связь с душой романтического героя:

И некто урне сей безмолвный приседит;

И, мнится, на меня вперил он тёмны очи;

Без образа лицо, и зрак туманный слит

С туманным мраком полуночи.

Пейзажная картина Жуковского всегда характеризуется внутренней музыкальностью и сильной внутренней динамикой. Жизнь природы раскрывается через движение и музыку стихий, а в тексте стихотворения - через движение и музыку слов.

Другая немаловажная область в лирике Жуковского касается глубоко интимных переживаний поэта. Особенностью интимной поэзии
Жуковского является то, что она автобиографична , расцветает под влиянием чувства к М. А. Протасовой .

Жуковский, подобно французским романтикам, стремился жить, как писал, приходя к убеждению: "Жизнь и поэзия - одно ". Но лирические узоры его поэтических произведений опирались не на житейскую точную биографию, а на те избранные биографические факты, которые укладывались в его мыслимое, идеальное представление о своём уделе.

В поэзии Жуковский строил свою особенную биографию, в ней запечатлевался своеобразный психологический облик Жуковского. Избрав самые яркие, выразительные биографические факты, поэт включает их в ту жизненную участь, какую видел для себя. Такого тесного и вместе с тем нетождественного единства между поэтом и его лирическим образом поэзия ещё не знала.

Вот почему Белинский не без основания высказывал следующие мысли: " До Жуковского на Руси никто и не подозревал, что жизнь человека может быть в такой тесной связи с его поэзией и чтобы произведения поэта могли быть вместе и лучшею его биографией ".

Эти трагические обстоятельства личного чувства Жуковского объясняют то, что любовь рисуется поэтом как трагическое чувство: простое человеческое счастье оказывается невозможным в этом мире.

Я могу лишь любить,

Сказать же, как ты любима,

Может лишь вечность одна !

( " К ней " )

Романтической любви Жуковского свойственны чистое томление и безграничная тоска по возлюбленной, воспоминания о прошлом.
Только музыка может дать подлинное выражение такому чувству, так как она не имеет направленности во времени и пространстве. Не случайно многие стихотворения о любви написаны Жуковским в жанре песни: " Когда я был любим...", " Мой друг, хранитель - ангел мой..." , " О, милый друг ! теперь с тобою радость !..", "Прошли, прошли вы, дни очарованья !..".

Вся любовная лирика поэта делится на две части: написанная при жизни М. Протасовой (основное в ней - объяснение в любви ) и после смерти ( определяющая мысль её - надежда на свидание "там" ) . Неверие в счастье на этом свете вообще перерастает в убеждение, что счастье возможно только ТАМ, в потустороннем мире . Вместе с тем для поэзии Жуковского характерна романтическая идеализация облика и образа возлюбленной. Белинский определил интимное чувство поэта как "молитвенное коленопреклонение
", ибо образ возлюбленной поставлен на высокий пьедестал. Он идеализирован и лишён конкретных черт . Выражение любви в каждом стихотворении предельно чистое и совершенное, идеально молитвенное.
Эта возвышенность образа создаётся и за счёт того, что в поэзии
Жуковского нет ни одного портрета возлюбленной, а отношение, высказываемое к ней, похоже на отношение к ангелу. Перечитайте, например, такие стихи Жуковского, как " Песня ", " К ней ", " 9 марта 1823 ".

Все эти особенности любовной лирики Жуковского обусловливают внутреннюю уверенность поэта в том, что подлинное человеческое чувство глубже и сложнее его словесного выражения.

Ты предо мной

Стояла тихо.

Твой взор унылый

Был полон чувства.

Он мне напомнил

О милом прошлом...

Он был последний

На здешнем свете...

Ты удалилась

Как тихий ангел;

Твоя могила,

Как рай, спокойна !

Там все земные

Воспоминанья,

Там все святые

О небе мысли.

Звёзды небес,

Тихая ночь!..

( " 9 марта 1823
" )

И проблема невозможности адекватного отражения в словесной ткани психологических состояний человека, его переживаний расширяется поэтом, перерастая в проблему соотношения человеческого языка с многообразием проявлений бытия. В стихотворении "Невыразимое"
Жуковский задаётся вопросом: " Что наш язык земной пред дивною природой ? " И приходит к выводу, что по сравнению с природой язык мёртв, и живое нельзя выразить в мёртвом. " Невыразимое подвластно ль выраженью ? " Спрашивая об этом, поэт понимает, что ответ может быть только отрицательным: " И лишь молчание понятно говорит ".

Если на вербальный уровень переживания человеческие не выводятся, то остаётся путь невербальный - через выражение чувств окольными намёками, внушениями... " Невыразимое" становится той
"почвой" , на которой " произрос " весь Тютчев, непосредственно из этого стихотворения вышло его произведение ( " Молчание !" ) , в нём доминирующим становится утверждение: " Мысль изречённая есть ложь " .

Но не только «преданья старины глубокой», не только «звуки сладкие и молитвы» вдохновляли музу Жуковского. Звон бранного оружия во имя чести
Родины, свист «канонады дьявольской» во времена тягостных испытаний войны
1812 года знал поэт не понаслышке. В чине поручика ополчения дошел аж до самой Вильны, да и муза его уже готова была петь на иной лад: «сокровенная жизнь сердца» теперь стала жизнью всей нации, душа которой пульсировала в унисон каждому сердцу и составляла единое духовное целое.
Певец во стане русских воинов – «романтическая ода», которая, по словам литературоведа Коровина, «очаровала современников интимным, личным преломлением патриотической темы», и недаром Россия в Певце…» – «не
Отечество, а „милая Родина", дорогая сердцу воспоминаниями детства». По рассказу писателя И. Лажечникова, стихами из Певца… зачитывались на фронте, выучивали наизусть, разбирали… Она поднимала боевой дух, вдохновляла на ратные подвиги, а порою и вызывала на глазах закаленных в боях воинов
«скупую мужскую слезу»:

Там все – там родших милый дом:

Там наши жены, чада;

О нас их слезы пред Творцом;

Мы жизни их отрада;

За них, друзья, всю нашу кровь!

На вражьи грянем силы;

Да в чадах к родине любовь

Зажгут отцов могилы.

Существенное место в поэзии Жуковского отведено теме войны
1812 года, что определено не только позицией Жуковского как гражданина России, но связано с непосредственными впечатлениями ( сразу же с началом войны Жуковский вступает в дворянское ополчение ) . Всё это находит отражение в таких стихотворениях, как
" Певец во стане русских воинов ", " Певец в Кремле ", " Вождю победителю ", в контексте которых дана оценка происходящему .
Главным стратегом и вождём победителей Жуковский считает не
Александра I , а Кутузова, более того, поэт уверен, что именно военная политика Кутузова определила исход войны. Однако, говоря об определяющей силе войны - солдатах, Жуковский уходит от индивидуальных характеристик: армия представлена у него как общая масса. Индивидуализация портретов и характеров касается лишь близких соратников Кутузова.

В целом лирика Жуковского находится у истоков русской поэзии XIX века. Жуковский является родоначальником основных тем русской классической лирики. Кроме того, поэтическое творчество
Жуковского - лаборатория русского стиха начала XIX века.

Бурные дебаты молодости, споры в «Арзамасе» о судьбах русской литературы и всей России сменяются с возрастом уединенными размышлениями о прожитых годах, о содеянном и пережитом. Но литература всегда оставалась для Жуковского делом жизни. Недаром он говорил: «Моя честь, моя фортуна, и все – мое перо…» Он без устали работает, правда,все больше над переводами.Но переводы Жуковского – вполне самостоятельные, равновеликие подлинникам, а порою и превосходящие их произведения. Одна из работ, выполненных в подобном жанре, итог многолетних трудов, перевод прозаического романа немецкого писателя Ламотт-Фуке Ундина, увидевшая свет в 1836. Ундина поражает не столько своим объемом, сколько размахом поднятых в ней тем – о смысле человеческих страданий, о судьбе, о предназначении человека, о любви как силе, «что движет солнце и светила», наконец о предательстве и возмездии…

В то же время поэт вовсе не стремится отображать современную ему действительность, его больше занимает вечное в человеке. Поздние баллады
Жуковского, переводы индийской и иранской поэм Рустем и Зораб, Наль и
Дамаянти – поистине шедевры русской поэзии, мудрые, драматичные и, как это ни парадоксально, современные. Ведь Жуковского беспокоят непреходящие темы, он ищет истоки широкого обобщающего взгляда на жизнь и судьбу, а частое использование им вольного стиха еще больше приближает его поздние переводы к нашему времени. Эпическим полотном представляется и перевод Жуковским пьесы Фридриха Гальма Камоэнс, где размышления о вечных вопросах, о судьбе поэта в мире автор вкладывает в уста знаменитого португальского поэта, перед смертью обращающегося к своему сыну:

…Страданием душа поэта зреет,

Страдание – святая благодать…

Расцветает в 10-х гг. и талант самого Жуковского. В 1808 литературная общественность была взбудоражена неожиданной публикацией.
Ценители изящной словесности могли прочитать на страницах того же «Вестника
Европы» первую балладу Жуковского под названием Людмила – как и многие другие сочинения автора в том же жанре, – вольный перевод, в данном случае немецкого поэта Г.Бюргера. (Баллада – стихотворная лирическая новелла с драматическим сюжетом и нередко с присутствием сверхъестественного, фантастического элемента.). За пределы известного, познаваемого мира, в страшную и сладкую даль увлекают образы баллады, и потустороннее, пугающее и манящее вплетается в ее ткань, заставляя трепетать и героев этого сочинения, и его читателей.

Конь несётся по гробам;

Стены звонкий вторят топот;

И в траве чуть слышный шёпот,

Как усопших тихий глас…

Вот девица занялась.

Следующая баллада Жуковского – Светлана, уже не перевод, а оригинальное произведение, так полюбилась российскому читателю, так органично слилась с народной жизнью, что строки из нее уже многие годы спустя напевали над детской колыбелью: Раз в крещенский вечерок девушки гадали: За ворота башмачок, Сняв с ноги, бросали…

Позже, в оригинальной балладе Жуковского Эолова арфа (1814) читатель находит редкое сочетание лирической стихии и балладной поэзии.
Лейтмотив двоемирия, проходящий через все творчество поэта, особенно после смерти Маши Протасовой, звучит здесь особенно пронзительно: героиня баллады не умирает, а «плавно переходит» в «очарованное там», где и наступает соединение с возлюбленным.

Освоение же жанра баллады было для Жуковского одновременно и освоением новых художественных средств. Это был новый этап в дальнейшем самоопределении русского романтизма как самостоятельного явления.

Уже в первой балладе "Людмила " (1808 ) обозначилась главная черта художественного мира большинства баллад Жуковского: в этом мире нет умиротворённости, успокоенности, обещанных надеждой на конечное торжество справедливости. Разочарованность романтика в результатах исторического развития предстала в дисгармоничном и жестоком художественном пространстве баллад как необъяснимая жестокость судьбы и сверхсил по отношению к человеку .

Князь П.А.Вяземский, характеризуя мир баллад Жуковского, называет поэта " гробовых дел мастер ". Сам же Жуковский о себе писал: "Дядька русских чертей и ведьм ".

За период с 1808 по 1818 год Жуковским было написано более тридцати баллад, среди которых наиболее известны
" Леонора ", " Кассандра ", " Людмила ", " Лесной царь ","
Светлана "...

Художественный мир баллад Жуковского - это подлинно трагический мир. И самая "благополучная " из них - "
Светлана" - особым образом, чуть ли не в виде исключения освобождена от фантастической свирепости, от ужасов мстительного сведения счётов, от безысходности бытия, обречённого на уничтожение и наполненного ненавистью . В этой балладе Жуковский как бы снял мрачный оттенок с происшествия, перенеся его из реальности в сновидение: трагическая ситуация не состоялась, грозный мир таинственных страхов лишь дохнул на Светлану. Снятию трагизма в балладе помогло и применение поэтом фольклорных образов: здесь и гадание на русский лад, особые обороты русской речи ( "ангел- утешитель, утоли печаль мою"), фольклорная образность ("повода шелковы
"," пышут дым ноздрями ")... Всё это снимает впечатление обречённости. И это естественно: русскому фольклору в принципе чужда трагедийность, народное творчество по природе своей оптимистично.

Однако большинство баллад Жуковского заключает в себе почти болезненное внимание к жестокому, трагическому, неотвратимому в человеческом бытии.

Всюду между героями баллад и читателями стоит повествователь, который по своим душевным качествам не отличается от лирического героя Жуковского . Очень часто " автор " выступает в качестве главного субъекта действия в балладах, а другие персонажи являются лишь объектами повествования.

А после 1812 начинается новая «война», на этот раз литературная. На одном из полюсов оказываются члены общества «Беседа любителей русского слова» во главе с Шишковым, на другом – общество «Арзамас», бессменным секретарем которого становится Жуковский. Его острый ум, склонность к каламбурам, шуточным и дружеским посланиям делают его душой общества. Среди его друзей и единомышленников – Василий и Александр Пушкины, А.Тургенев,
П.Вяземский, С.Уваров… Все те, кто был солидарен с требованием Карамзина
«писать так, как говорят», опираясь при этом на изменчивость литературных языковых норм. Шишков же, напротив, выступал как сторонник неискаженного русского языка, ссылаясь на традиции Ломоносова.

Однако сам Жуковский своеобразно пользуется поэтическим языком. Его излюбленные слова – любовь, красота, невидимое, неизъяснимое, тишина, радость – на разные лады варьируются и перетекают из одного стихотворения в другое, создавая причудливую вязь, увлекая читателя в иной, лучший мир, в дальнюю, обетованную страну. Истинный романтик, он полагает, что «внешняя точность описания мешает постигнуть тайны мироздания, доступные только интуиции, мгновенному поэтическому озарению…». Не потому ли к поэзии
Жуковского еще при жизни автора относились по-разному. Белинский, например, полагал, что некая туманность, расплывчатость поэтических образов Василия
Андреевича и составляет главную прелесть, равно как и главный недостаток его произведений. К.Рылеев прямо писал о пагубном воздействии поэта на русскую литературу, а Бестужев, также считая изъяном склонность к мистицизму, писал все же так: «С Жуковского и Батюшкова начинается новая школа нашей поэзии. Оба они постигли тайну величественного, гармонического языка русского».

Пушкин же и вовсе называл Жуковского «кормилицей» всей последующей плеяды поэтов, признавая его заслуги в разработке нового поэтического языка. Защищая своего друга, Пушкин вопрошал в письме Рылееву: «Зачем кусать нам груди кормилицы нашей? Потому что зубки прорезались?».
Жуковский, в свою очередь, видел в Пушкине восходящее «солнце русской поэзии» и в ответ на подношение только что вышедшей поэмы Руслан и Людмила подарил Пушкину свой портрет с надписью: «Победителю ученику от побежденного учителя».

«Все необъятное в единый вздох теснится…» С годами, особенно после пережитой глубокой личной драмы, Жуковский все более задумывается о
«небесном», о «святом», в стихах его все явственнее звучит религиозный, а порою мистический оттенок. И хотя друзья поэта опасались, что после смерти своей музы и «ангела-хранителя» Маши Протасовой он лишится главного источника вдохновения, перо он вовсе не думает оставлять. Разве что стиль его произведений становится несколько строже, порою он отказывается и от стилистических излишеств, и от традиционной рифмы. Слово для него все более и более становится знаком чего-то неизмеримо более существенного, чем видимый, осязаемый мир, а «избыток неизъяснимых чувств», по-прежнему переполняющий его душу, «жаждет излиться и не находит вещественных знаков для выражения». «Все необъятное в единый вздох теснится; и лишь молчание понятно говорит», – пишет он в известном стихотворении Неизъяснимое (1819).
В то же время именно словами, поэтической речью Жуковский с годами овладевал все совершенней. Свидетельство тому – прежде всего его оригинальные произведения 20-х гг., пожалуй, наиболее совершенные создания его лирики – Невыразимое, Мотылек и цветы, Таинственный посетитель, стихи, проникнутые фантастичным переплетением жизни человека и тайной жизни мира, природы. Весьма много и плодотворно в 20–30-е годы поэт трудится и над балладами и переводами. Сюжеты он берет у Шиллера (Рыцарь Тогенбург, 1818),
Кубок (1831), у Гёте (Рыбак, 1818), у Вальтера Скотта (Замок Смеагольм, или
Иванов вечер, 1822), у Уланда (Алонзе, 1831)… Увы – мотив «вечной разлуки» звучит во всех упомянутых сочинениях печальным, неизбежным рефреном… Кроме того, еще в 20-х годах Жуковский переводит на современный русский язык незадолго до этого обнаруженное Слово о Полку Игореве, в 1818–1822 переводит Шильонского узника Байрона, Орлеанскую деву Шиллера, испытывает сильное увлечение Гете с которым в 1821, во время первой его заграничной поездки, лично знакомится.

Поприще деятельности Жуковского в его зрелые годы не ограничивается одной лишь изящной словесностью. Уже маститый поэт, почетный член, а затем и академик Петербургской АН, он пользуется доверием императорского двора – его приглашают состоять наставником при малолетнем сыне Николая I, будущем императоре Александре I. Пользуясь своим положением, Жуковский не только пытается воспитать царственного наследника соответственно высоким понятиям нравственности, но принять посильное участие в облегчении участи гонимых и поверженных. Так, во время поездки вместе с юным Александром по Сибири и
Уралу он делает все возможное, чтобы помочь сосланным декабристам и их семьям, и во многом благодаря его заступничеству был освобожден от крепостной зависимости украинский поэт Тарас Шевченко…

В результате воздействия различных фактов социально- политического и духовного порядка у Жуковского сложилось своеобразное мировоззрение. Неразрешимые противоречия раздирали его внутренний мир при всей внешней его умиротворенности и видимом эволюционизме.

Его европеизм проявлялся буквально во всем - в тематике, в обращении к западным авторам, в изучении западных учений, в его откровенном прозападническом просветительстве. И все-таки европеизм был насквозь пропитан российским самобытничеством.

Между тем его поэзия полна духом романтической оппозиционности и отрицания существующих в действительности отношений. Он не принимал мир крепостничества, но не по социально- политическим соображениям, а вследствие своих религиозно-нравственных убеждений.

А эта романтическая оппозиционность противоречиво сочеталась у Жуковского с осознанным убеждением необходимости самодержавия, с неприятием декабризма. Но при этом человеческие симпатии и дружеские связи сближали его с декабристами: кн. Трубецким, К. Ф. Рылеевым, кн.
Волконским, братьями Тургеневыми и братьями Бестужевыми. Они доверяли ему ; так , в 1823 году кн. Трубецкой предложил Жуковскому войти в состав «Северного общества» , от чего поэт решительно отказался, но не донёс; Александр I об этом ничего не узнал.

Поэзия есть бог в святых мечтах земли.

И этому богу поэт остается верен до самой смерти. Вынужденный отказаться от исполнения заветного желания – соединиться с любимой, он будто закалился в страданиях и на склоне дней обрел второе дыхание. Это хорошо понимал Гоголь, когда высказывался по поводу перевода Жуковским бессмертной Одиссеи Гомера Николай Васильевич писал: «Вся литературная жизнь Жуковского была как бы приготовлением к этому делу. Нужно было его стиху выработаться на сочинениях и переводах из поэтов всех стран и языков, чтобы сделаться потом способным передать вечный стих Гомера». К сожалению, не зная древнегреческого языка, поэт был вынужден постигать ритм поэмы и ее звучание с помощью немецкого филолога-классика, который специально для него сделал точный подстрочный перевод. И хотя определенного романтического тона и некоторой сентиментальности Жуковскому все не удалось избежать в своем переводе, корить его за это трудно. Впервые русский читатель смог открыть для себя величественный, яркий, фантастичный мир гомеровского эпоса…
Только в 1841, в возрасте 57 лет, поэт все же обрел семью, женившись на дочери своего друга, Елизавете Рейтерн. Родились дети, но болезнь жены заставила семейство выехать в Германию. Там-то и его настиг недуг, по причине которого он вскоре уже не мог брать перо в руки. Но работа мысли не прекращалась – диктуя, Жуковский заканчивает поэму Странствующий жид – итог своей жизни и творчества, своеобразную «лебединую песню». И наконец в 1851 он пишет элегию Царскосельский лебедь, заканчивающуюся картиной гибели лебедя, некогда жившего в Царском Селе. Это было достойное завершение непростой, полной трудов жизни поэта, которого вскоре, 12 апреля (24) 1852, не стало и которого похоронили в Петербурге на кладбище Александро-Невской
Лавры неподалеку от могилы его учителя и друга Карамзина.

З А К Л Ю Ч Е Н И Е

В рамках русского романтического движения Жуковский был крупнейшим предромантиком . Под влиянием его поэзии формировался вкус к романтизму у П. А. Вяземского и В. К. Кюхельбекера , А .С.
Пушкина и Е.А. Баратынского , А. А. Бестужева и Ф. И. Тютчева; только в их творчестве было уже меньше созерцательности, больше пылких порывов, отчаяния, гордого одиночества...

Г. Р. Державин, стоящий у истоков классического русского стиха, в одно из мгновений провидчески написал относительно поэзии
Жуковского:

Тебе в наследие, Жуковский,

Я ветху лиру отдаю;

А я над бездной гроба скользкой

Уж преклоня чело стою.

И почти два десятилетия XIX века Жуковский определял развитие русской поэзии, возглавляя ведущее направление этого времени - романтизм. Однако и он нашёл себе приемника задолго до того, как уйти с литературного поприща. Им стал А .С. Пушкин.
Более того, Жуковский точно отметил ту грань, что отделила одну эпоху от другой: собственно его время и пушкинскую эру . Это был день, когда Жуковский подарил юному поэту свой портрет, литографированный Эстеррайхом, со своей подписью: " Победителю - ученику от побеждённого учителя. В тот высокоторжественный день, в который окончил он свою поэму Руслан и Людмила . 1820. Марта 26.
Великая пятница".

КАРТАШКИНА ИРИНА

9 « В » класс

Л И Т Е Р А Т У Р А .

1.Жуковский В.А. Цветы мечты уединённой: Стихотворения и баллады. -

М .: Дет.литература, 1984.
2.Бухштаб Б. Русские поэты. Л.;Художественная литература, 1970.
3.Городецкий Б.П. Русские лирики. Историко-литературные очерки. Л.; Наука,
1974.
4.Коровин В.И. Поэмы пушкинской поры. М.;Просвещение, 1980.

[pic]

-----------------------

4
??????????????????????????????????????????????????????

121