Задонщина –
памятник древнерусской литературы конца 14–15 вв., посвященный победе русских
войск, возглавляемых великим князем Московским Дмитрием Ивановичем (Дмитрием
Донским) и его двоюродным братом Владимиром Андреевичем, над монголо-татарскими
войсками правителя Золотой Орды Мамая; битва произошла на Куликовом поле 8
сентября (по старому стилю 1380).
Дата создания
Задонщины неизвестна. По мнению исследователей М.Н.Тихомирова и В.Ф.Ржиги, это
произведение было написано вскоре после Куликовской битвы, между 1380 и 1393.
Их доказательства таковы. Во-первых, в Задонщине упомянута столица Болгарского
царства город Торнава (Тырново), до которого доходит весть о славной победе,
одержанной Дмитрием Донским. Но Тырново было завоевано турками в 1393, а значит
Задонщина, скорее всего, была написана до этого времени. Во-вторых, в тексте
произведения есть указание, что от битвы на реке Калке (1223), первого
столкновения русских с монголо-татарами, до победы на Куликовом поле прошло 160
лет. По-видимому, этот подсчет относится не к году Куликовской битвы, а ко
времени написания Задонщины, то есть к 1384 или, может быть, несколько ранее.
М.А.Салмина утверждала, что автор Задонщины использовал текст так называемой
Пространной летописной повести, созданной в 1440-х, соответственно, Задонщина
не могла быть написана раньше 1440-х. Но большинство ученых не поддержали эту
гипотезу. Более вероятно, что не Задонщина испытала влияние летописной повести,
но, наоборот, составитель летописной повести обращался к тексту Задонщины.
Известно 6
списков Задонщины. Самый ранний из них, содержащий сокращенный текст
произведения (так называемую Краткую редакцию), датируется 1470-ми; его
переписчик и вероятный редактор – известный древнерусский книжник, монах
Кирилло-Белозерского монастыря Евфросин. 5 списков (наиболее ранний относится к
концу 15 – началу 16 вв., остальные составлены в конце 16 и в 17 вв.) содержат
текст так называемой Пространной редакции Задонщины; в трех из этих пяти
списков текст сохранился полностью, в двух – только отрывки. Между списками
есть серьезные разночтения. Ни в одной из рукописей не сохранен исходный,
авторский текст произведения.
В науке ведутся
споры о том, какая из двух редакций – Краткая или Пространная – ближе к
первоначальному тексту Задонщины. Господствует мнение о первичности Пространной
редакции в сравнении с Краткой. Исследователь Задонщины Л.А.Дмитриев,
сопоставив все рукописи произведения, реконструировал авторский текст. Однако
его реконструкция признана не всеми учеными.
Слово Задонщина
содержится в заглавии произведения только в самом раннем списке, принадлежащем
книжнику Евфросину: «Задонщина великого князя господина Димитрия Ивановича и
брата его князя Володимера Ондреевича». Хотя в научной литературе слово
«Задонщина» стало названием памятника, в самом тексте заглавия «Задонщиной»
названа Куликовская битва, а не посвященное ей произведение.
В заглавии
этого же списка упомянут как автор некий монах (старец) Софоний, или Софония
рязанец: «Писание Софониа старца рязанца »; сходным образом Софоний
упомянут и в заглавии одного из списков Пространной редакции – Синодального:
«Сказание Сафона резанца ». Имя Софония встречается и в самом тексте
Задонщины в нескольких списках Пространной редакции. Но здесь о Софонии
говорится в третьем лице: «Аз же помяну резанца Софония» (список
В.М.Ундольского), «И здесь помянем Софона резанца» (Синодальный список). Имя
Софония содержится и в некоторых списках Основной редакции другого произведения
о Куликовской битве – Сказания о Мамаевом побоище, причем Софоний назван
автором «Сказания ». Эти противоречивые известия о Софонии дали
основания для гипотезы, что Софоний был автором не Задонщины и не Сказания о
Мамаевом побоище, а не дошедшего до наших дней произведения о победе на
Куликовом поле (так называемого Слова о Мамаевом побоище). Возможно, к тексту
этого произведения обращались и составитель Задонщины, и составитель Сказания о
Мамаевом побоище. (Эта гипотеза принадлежит Р.П.Дмитриевой.)
Куликовская
битва изображается в Задонщине как подвиг русских князей и воинства во имя
православной веры, как победа, предначертанная Богом.
В различных
списках в заглавии Задонщины произведение именуется «писанием», «сказанием», «словом»,
«похвалой». «Задонщина» соединяет в себе черты похвального слова князю Дмитрию
Донскому и его брату Владимиру Андреевичу и плача по убитым на Куликовом поле
ратникам. В самом тексте памятник назван «жалость и похвала». Повествование о
битве в Задонщине не развернуто, как бы обрисовано пунктиром: автор не столько
изображает сражение, сколько выражает собственные чувства, с ним связанные.
Авторский текст
Задонщины, вероятно, открывался условным обращением автора к «братиям и
друзьям», «сыновьям русским». Он призывает вспомнить о былом унижении и горе
Русской земли, завоеванной некогда ханом Батыем. В этом фрагменте выражена
антитеза: прежнее бедственное положение Руси, плененной татарами – нынешнее
величие Русской земли, одолевшей на Дону полчища Мамая.
Вслед за этим
идет фрагмент, который также открывается обращением к русским людям. Это
обращение – своеобразный рефрен во вступлении к основному тексту Задонщины.
Автор призывает повергнуть печаль в восточную землю, в татарские пределы, и
прославить Дмитрия Донского и его двоюродного брата Владимира Андреевича.
Повествователь вспоминает искусного певца («горазна гудца») Бояна. Подобно
тому, как Боян прославлял в стародавние времена победы киевских князей, автор
Задонщины, следуя за Бояном и здесь же упомянутым Софонием рязанцем, возносит
хвалу победителям Мамая.
Центральная
часть Задонщины открывается известием о том, как Дмитрий Донской и Владимир
Андреевич выступили против Мамая. Сбор русского войска обозначен метафорой
«звенит слава по всеи земли Рускои» и изображен посредством сравнения русских
ратников с орлами. Автор Задонщины прибегает к гиперболе, говоря, что против
Мамая выступили все русские князья и воины, собранные во всех русских землях.
В описании
похода и сражения доминируют речи и диалоги. Дмитрий Донской призывает брата и
воинов не посрамить своей чести и славы, пролить кровь «за землю за Рускую и за
веру крестьяньскую». Беседуют между собой братья Андрей и Дмитрий Ольгердовичи,
сыновья литовского князя Ольгерда, бывшего злейшим врагом Дмитрия Донского: они
решают помочь московскому князю и выступить против Мамая. Дмитрий Донской
укрепляет дух своего двоюродного брата мужественной речью перед битвою,
перечисляя своих славных воевод и бояр. А воин-монах Пересвет вдохновляет на
битву самого князя Дмитрия кратким напоминанием: «Лутчи бы нам потятым (убитым.
– А. Р.) быть, нежели полоненым от поганых татар». Другой же монах-воин,
Ослябя, обращая речь к Пересвету, предрекает гибель в сражении ему и своему
собственному сыну Якову.
К кульминационному
моменту битвы приурочен плач русских жен по убиенным мужьям, а перелом в
сражении происходит после новых речей Владимира Андреевича и Дмитрия Донского,
призывающих воинов на подвиг. Метафора битвы в речи Дмитрия Донского – пир:
«Брате князь Владимер Андреевич, тут, брате, испити медвяна чара, наеждяем,
брате, своими полки силными на рать татаръ поганых». Другая развернутая
метафора сражения в Задонщине – засевание и поливание земли: «Черна земля под
копыты, а костми татарскими поля насеяша, а кровию ихъ земля пролита бысть».
Битва уподоблена также охоте, в которой охотничьи птицы обозначают русских
ратников, а их добыча – воинов Мамая: «Уже бо те соколы и кречаты за Дон борзо
перелетели и ударилися о многие стада лебединые. То ти наехали руские князи на
силу татарскую ».
Речи участников
сражения перемежаются с лирическими отступлениями автора. Он призывает
жаворонка и соловья воспеть славу князьям, одолевшим врагов-иноплеменников: «О
жаворонок, летняя птица, красных день утеха, возлети под синее небеса, посмотри
к силному граду Москве, воспои славу великому князю Дмитрею Ивановичю и брату
его князю Владимеру Андреевию»; «О соловеи, летняя птица, что бы, соловеи,
вощекотал славу великому князю Дмитрею Ивановичю и брату его князю Владимеру
Андреевичю и земли Литовскои дву братом Олгордовичем, Андрею и брату его
Дмитрею, да Дмитрею Волыньскому».
Движение
Мамаева войска и битва иносказательно описаны в образах, заимствованных из
природного мира. Автор рисует зловещие картины грозы, исполненные символико-метафорического
смысла: «Уже бо, брате, возвияли по морю на усть Дону и Непра, прилеяша
(прилелеяли, принесли. – А. Р.) тучи на Рускую землю, из них же выступали
кровавые зори, а в них трепещутся сильные молыньи»; «На том поле сильныи тучи
ступишася, а из них часто сияли молыньи и загремели громы велицыи. То ти
ступишася руские удалцы с погаными татарами за свою великую обиду. А в них
сияли сильные доспехи злаченые, а гремели князи русские мечьми булатными
».
Окончание
рассказа о битве в Задонщине – сетования татар, бегущих с поля сражения, и
упоминание о бегстве Мамая, который укрывается в генуэзском городе Кафе (ныне
Феодосия) в Крыму; выходцы из Генуи, населяющие Кафу, укоряют Мамая за
поражение и бесславие, противопоставляя ему победоносного хана Батыя,
покорившего Русскую землю. Так создается композиционное «кольцо»: и во
вступлении, и в этом фрагменте содержится воспоминание о прежних временах,
когда Русь была завоевана монголо-татарами, и прошлому противопоставлено
нынешнее время, когда монголо-татары терпят от русских сокрушительное
поражение.
Завершается
текст Задонщины в Пространной редакции перечнем имен павших князей и бояр (эти
имена называет Дмитрию Донскому его боярин Михаил Александрович) и словами
Дмитрия – прощанием с погибшими и призывом к двоюродному брату с честью и
славой возвращаться в Москву.
В Задонщине
встречаются образы и приемы, характерные для народной поэзии: метафоры
битвы-пира и битвы-засевания земли, сравнение русских князей и воинов с
соколами и орлами, обращения к жаворонку и соловью воспеть победу. Но Задонщина
– памятник книжности, а не запись или переработка народной песни о Куликовской
битве.
Эти образы и
приемы, свойственные фольклору, встречаются помимо Задонщины еще в одном
памятнике древнерусской словесности – в
Слове о полку Игореве. Совпадения текста двух произведений очень
значтельны. По мнению большинства исследователей, Слово о полку Игореве было
написано в конце 12 в. (возможно, в 1187). Соответственно, автор Задонщины мог
заимствовать из Слова о полку Игореве, а не наоборот. Некоторые фрагменты из
Слова о полку Игореве, очевидно, не были поняты автором Задонщины и
превратились под его пером в не вполне ясные или в неточные по смыслу фразы.
Автор Задонщины
мог воссоздать структуру Слова о полку Игореве: воспоминание о певце Бояне и
его песнях – выступление русского войска в поход – ободряющая речь князя –
зловещие природные явления (знамения) – битва – плач (Ярославны в Слове о полку
Игореве, русских жен в Задонщине) – укоризна чужих народов предводителю, проигравшему
битву. Но в Задонщине этот композиционный ряд приобретает новый смысл,
противоположный первоначальному. Стародавние времена, воспетые Бояном, не
противопоставлены нынешним как более славные и могущественные. Напротив,
нынешняя победа представлена как «эхо» великих деяний стародавних князей. В
Задонщине зловещие знамения предвещают поражение не русским, как в Слове о
полку Игореве, а татарам; горе распространяется не по Русской земле, а в
татарском войске; иноземцы (генуэзцы из Кафы) корят за поражение не князя
Игоря, а Мамая.
Подражая Слову
о полку Игореве, автор Задонщины не стремится воссоздать стиль
текста-источника: поэтические фрагменты, заимствованные из Слова о полку
Игореве, соединены с элементами так называемого делового стиля: с подробными
указаниями места и времени сражения, числа воинов, с длинным перечнем убитых
князей и бояр. Д.С.Лихачев назвал Задонщину «нестилизационным подражанием»
Слову о полку Игореве.
Памятник
относится к группе произведений конца 14 – 15 вв. (Житие Стефана Пермского,
Житие Сергия Радонежского, Русский Хронограф), характерной чертой которых
является «экспрессивно-эмоциональный стиль». Д.С.Лихачев так характеризует его
особенности: «Черты нового стиля могут быть отмечены в Задонщине, живописующей
события Куликовской битвы «буйными словесы». Сравнительно со Словом о полку
Игореве Задонщина гораздо более «абстрагирует» и «психологизирует» действие,
многие из речей, произносимые действующими лицами, носят условный характер; это
не реально произнесенные речи, как в Слове о полку Игореве. Усилена
экспрессивность изложения. Такой экспрессивный характер носит сцена бегства
татар, которые бегут, «скрегчюще зубы своими, дерущи лица своя», и произносят
длинные, явно вымышленные речи».
Сопоставление
Задонщины и Слова о полку Игореве отнюдь не случайно. Перекличка и во многих
случаях решительное сходство этих памятников, рассматриваемое исследователями
как заимствование, очевидны. Вопрос о том, что послужило первоисточником, а
что, в свою очередь, несет черты копии, неоднократно обсуждался в научной
литературе.
Задонщина с
самого начала воспринималась как подражание Слову о полку Игореве, но
французский славист Луи Леже в конце 19 в. выдвинул гипотезу, согласно которой
отношения между текстами могли быть обратными, то есть именно Задонщина
послужила Слову о полку Игореве объектом для подражания. Гипотезу эту
отстаивали в своих работах чешский славист Ян Фрчек (нап. – 1930, опубл. –
1948), французский славист Андре Мазон (опубл. – 1940). Позднее ту же идею
защищал советский историк А.А.Зимин.
Накал полемики
определяло и то, что от итогов дискуссии зависели столь важные вещи, как
признание подлинности Слова о полку Игореве и его датировка. Опровержение
шаткой, на первый взгляд, концепции противников первенства Слова было затруднено
тем, что текст Задонщины не поддается точному восстановлению. Характер
имеющихся списков также не был удовлетворительным. В списках встречались
многочисленные описки, и даже ошибки (на основании чего выдвигалась гипотеза,
что памятник имеет устное происхождение, И.И.Срезневский, высказавший эту мысль
первым, утверждал, будто Задонщина – особого рода народная поэма). Загадочным
представлялось и то, что к Слову о полку Игореве наиболее близок не самый
ранний из известных списков Задонщины (как было бы логично предположить), а
более поздние, относящиеся к 16 и 17 вв. Однако в ходе целого ряда исследований
убедительно доказано, что в данном списке отразилась манера монаха Кирилло-Белозерского монастыря Ефросина, переписывавшего
этот текст. Места, менее подвергшиеся его правке, гораздо ближе к тексту Слова
о полку Игореве, чем более поздние списки.
Созвучие
произведений имеет свои серьезные причины и неправомерно рассматривать действия
автора Задонщины лишь как «литературное подражание», то есть вписывать их в
систему эстетических координат. Причины подражания, в первую очередь,
культурно-исторические. Для конца 14 и начала 15 вв. характерен интерес к
периоду национальной независимости Руси, утраченной с татаро-монгольским
нашествием. Интерес этот прослеживается и в искусстве (реставрируются Успенский
собор во Владимире, обновляется храм в Переяславле-Залесском и др., возводятся
новые храмы, причем с явным учетом архитектурных традиций домонгольского
периода, восстанавливаются росписи), и в фольклоре (в былинах воспеваются
киевские богатыри и князь Владимир), и в политической мысли.
Разворачивается
«борьба за киевское наследство», которую ведут московские князья. Титул великих
князей, заимствованный ими у князей владимирских, теми, в свою очередь, был
заимствован у князей киевских, а потому московские князья рассматривали себя в
качестве потомков Владимира Мономаха.
Обращение к эпохе независимости русского государства было созвучно
историческому моменту: противостояние Польше и Литве в борьбе за русские земли,
а также Орде переводили «борьбу за
киевское наследство» в новое качество – за свободу и национальную
независимость.
Кроме того,
сама Задонщина, в свою очередь, стала в 15–16 вв. объектом для подражания
(имеются в виду Сказание о Мамаевом побоище и рассказ псковской летописи о
битве на Орше в 1514).
На Задонщину
также повлияло еще одно древнерусское произведение – Повесть о разорении Рязани
Батыем, рассказывающая о покорении Рязанского княжества монголо-татарами в
1237. К этому произведению восходят, по-видимому, некоторые высказывания в
речах Дмитрия Донского и выражения, изображающие победу русских над Мамаем.
Список
литературы
Повести о
Куликовской битве. Изд. Подг. М.Н.Тихомиров, В.Ф.Ржига, Л.А.Дмитриев. М., 1959
«Слово о полку
Игореве» и памятники Куликовского цикла. М. – Л., 1966
Памятники
литературы Древней Руси: XIV – середина XV века. (текст в реконструкции
Л.А.Дмитриева). М., 1981
Сказания и
повести о Куликовской битве. Изд. подг. Л.А.Дмитриев, О.П.Лихачева. Л., 1982
Памятники
Куликовского цикла. Сост. А.А.Зимин, Б.М.Клосс, Л.Ф.Кузьмина, В.А.Кучкин
(издание текста по Кирилло-Белозерскому списку и по спискам Пространной
редакции – Синодальному, В.М.Ундольского и Государственного Исторического
музея). СПб, 1998
Библиотека
литературы Древней Руси, т. 6, XIV – начало XV века. (текст в реконструкции
Л.А.Дмитриева). СПб., 1999.