Марину Цветаеву я считаю принцессой русской поэзии. Она так самоотреченно была влюблена в поэзию, что часто в других любила ее больше, чем в себе. Отсюда столько посвящений великим поэтам, ее современникам, ее принцам духа: А. Блоку, В. Маяковскому, Б. Пастернаку, П. Антокольскому и многим другим. Перечисленных поэтов она знала лично. Поразительно, но иногда мне кажется, что Цветаева считала Пушкина своим современником, вопреки времени и здравому смыслу. Это ощущение не покидало меня во время прочтения ее поэтической прозы “Мой Пушкин”.

Своим воображением Цветаева однажды в детстве создала себе живого поэта Пушкина, да так и не отпускала его ни на шаг от своей души всю жизнь. Обстоятельства ей помогли. Вспомним случай, когда отец маленькой Марины привел в дом сына Пушкина и девочка приняла его за настоящего поэта.

Пушкина рядом с Цветаевой я всегда представляю в окружении его знаменитых героев, и Марина с детской непосредственностью и восторгом наблюдает, как благороден Дубровский, стоящий перед Машей в саду, как очаровательна Татьяна Ларина, дающая отповедь Онегину, какой страшный и прекрасный Пугачев! Как замечательный русский художник Илья Глазунов изобразил на одном холсте почти всех великих россиян и назвал картину “Великая Россия”, так и я себе представляю еще не написанную картину, на которой М. Цветаева рядом с А. Пушкиным в окружении множества персонажей его произведений. Лицо Цветаевой при этом светится блаженством и счастьем.

Эта фантазия не случайна. Я знаю, что Цветаева любила играть в красивые и сложные игры. Обычные детские игрушки ее не интересовали никогда. Ее любимой “игрушкой” был опять же Пушкин. Она то обряжала его во фрак и цилиндр, то облачала в охотничий костюм и сажала верхом на лошадь. Или вдруг на месте Дубровского в темном саду оказывался сам Пушкин, и Машу это нисколько не удивляло, а даже наоборот — приводило в восторг. Татьяна Ларина, в свой черед, поднимает глаза и видит, что перед ней вовсе не Онегин, а... В такой ситуации Татьяна просто должна упасть в обморок от неразрешимости выбора. Все-таки Пушкин на голову выше всех прекрасных генералов и поэтичных Онегиных, вместе взятых. А блистательный Сильвио из “Повестей Белкина”! Конечно, только Пушкин мог позволить себе такие игры с судьбой.

Итак, заполнив всю воображаемую жизнь Цветаевой, поэт, естественно, вторгся и в ее собственную поэзию. Одно за другим стали появляться посвящения Пушкину. Наиболее зрелый, я считаю, цикл “Стихи Пушкина”.

В эти стихи вместе с самим Александром Сергеевичем перекочевали и почти все его герои:

Бич жандармов, бог студентов,

Желчь мужей, услада жен,

Пушкин — в роли монумента?

Гостя каменного? — он,

Скалозубый, нагловзорый

Пушкин — в роли Командора?

В это стихотворение и “Медный всадник” прискакал, и “Небо Африки” возникло, и даже “Ваня бедный” появился:

Трусоват был Ваня бедный,

Ну, а он — не трусоват.

Естественно, Пушкин был для Цветаевой олицетворением лужественности. И вообще идеалом мужчины. Казалось бы, зрелости эта игра в Пушкина должна была незаметно сойти за нет, уступив место более реалистическому мироощущению. Но возникло очередное явление Пушкина в духовном лире Цветаевой в качестве волшебного, божественного существа, подаренного ей русской историей и царем, наперсником Зога на земле:

И шаг, и светлейший из светлых

Взгляд, коим поныне светла...

Последний — посмертный — бессмертный

Подарок России — Петра.

Появление в России Пушкина — потомка арапа Петра I Ганнибала, Цветаева напрямую связывает с божественной волей.

Подтверждением божественного происхождения Пушкина могут служить и такие ее строки:

То — серафима

Сила — была:

Несокрушимый Мускул — крыла.

Русские поэты еще много раз будут открывать для себя нового Пушкина, но мне более по душе цветаевский Пушкин — воплощение красоты, мужества, ума и бесконечности.

«Любви старинные туманы» (тема любви в лирике М. И. Цветаевой)

Как для любой женщины, для Марины Цветаевой любовь была важной частью бытия, возможно — важнейшей. Нельзя представить себе героиню цветаевской лирики вне любви, что означало бы для нее — вне жизни. Предчувствие любви, ожидание ее, расцвет, разочарование в любимом, ревность, боль разлуки — все это звучит в лирике Цветаевой. Любовь у нее принимает любые обличья: может быть тиха; трепетна, благоговейна, нежна, а может быть безоглядна, стихийна, неистова. В любом случае она всегда внутренне драматична.

Юная героиня Цветаевой смотрит на мир широко открытыми глазами, всеми порами впитывая жизнь, открываясь ей. То же и в любви. Оглядчивость, расчетливость несовместимы с искренним, глубоким чувством. Все отдать, всем пожертвовать — вот единственный закон любви, который приемлет Цветаева. Она даже не стремится завоевать любимого, ей достаточно быть “лишь стихом в твоем альбоме”.

Цветаевская героиня немыслима без любования, восхищения любимым. Безоглядность чувств делает ее любовь всеобъемлющей, пронизывающей весь окружающий мир. Поэтому даже природные явления зачастую связываются с образом любимого:

Ты дробью голосов ручьевых

Мозг бороздишь, как стих...

Движение одного человеческого сердца к другому — непреложный жизненный закон, естественная часть бытия. И если у других людей разлука часто ослабляет чувства, то у Цветаевой — наоборот. Любовь тысячекратно усиливается вдали от любимого, расстояние и время невластны над ней:

Нежней и бесповоротней

Никто не глядел вам вслед...

Целую вас через сотни

Разъединяющих лет.

Разлука, расставание, неудавшаяся любовь, несбывшиеся мечты — частый мотив в любовной лирике Цветаевой. Судьба разводит двух людей, предназначенных друг другу. Причиной расставания может стать многое — обстоятельства, люди, время, невозможность понимания, недостаток чуткости, несовпадение устремлений. Так или иначе, цветаевской героине слишком часто приходится постигать “науку расставанья”. Это трагическое мировосприятие как нельзя лучше отражено всего в двух строчках известного стихотворения:

О вопль женщин всех времен:

“Мой милый, что тебе я сделала ?/”

Здесь и вековая скорбь всех женщин в мире — современниц Цветаевой, женщин, умерших задолго до нее и еще не родившихся, — и собственное страдание, и ясное понимание обреченности. Это стихотворение о том, когда один из двоих уходит, а есть еще более тяжелое расставание — волею обстоятельств: “Разбили нас — как колоду карт!” Та и другая разлука тяжела, но ни одна не имеет силы, чтобы убить чувства.

Ревность, неизменная спутница любви и разлуки, тоже не осталась в стороне от цветаевской лирики. Строки о ревности трогают ничуть не меньше, чем строки о нежном чувстве, а звучат стократ трагичнее. Самый яркий тому пример — “Попытка ревности”. Наряду с характерной для Цветаевой мукой от потери любви, здесь столько желчи, столько горького сарказма, что автор строк предстает совершенно в новом свете. У нее тысяча ликов, и никогда не знаешь, какой из них проглянет в следующем стихотворении.

Образ лирической героини в творчестве Цветаевой двоится. С одной стороны — это женщина, полная нежности, ранимая, жаждущая понимания (“Неизжитая нежность — душит”), с другой стороны — сильная личность, готовая преодолеть все преграды и противостоять хоть всему миру, отстаивая свое право на любовь и счастье. И тот и другой облик — две стороны одной медали, единое целое, предстающее в разных ипостасях. Героине, обладающей этими чертами, свойственны сосредоточенность души, погруженность в любовь до полного растворения. При этом она не подвержена саморазрушению и сохраняет целостность личности. Во всем этом — сама Цветаева. Образы, чувства не надуманы, поскольку искренность — главное оружие поэтессы.

Но не следует делать вывод, что в любовной лирике Цветаевой основное место занимают несостоявшаяся любовь, неразделенные или отвергнутые чувства. Ее стихи — как сама жизнь; они бывают как безнадежными, так и полными надежды, как мрачными, так и светлыми. Иногда героиня предстает, полная безмятежного счастья и ощущения праздника, всей грудью вдыхающая саму жизнь:

Милый, милый, мы, как боги:

Целыймир для нас!

И уже не озлобленная, измученная ревностью женщина глядит на нас, а юная девочка, упивающаяся любовью, полная нерастраченной нежности.

Любовь никогда не умирает, просто перевоплощается, принимает разные обличья и — вечно возрождается. Это постоянное обновление для Цветаевой объясняется очень просто: любовь — воплощение творчества, начало бытия, что всегда-было так важно для нее. Как не могла она жить — и не писать, так не могла жить — и не любить. Цветаева принадлежит к тем немногим людям, которым удалось увековечить и себя, и свою любовь.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.coolsoch.ru/