Прежде
всего необходимо установить, в каком смысле следует понимать слова хаос и
космос в отношении поэзии Тютчева. Хаос, понятие окончательно оформившееся в
древнегреческой философии, - это трагический образ космического первоединства,
начало и конец всего, вечная смерть всего живого и одновременно принцип и
источник всякого развития. Он неупорядочен, всемогущ и безлик. Космос же - это
мироздание, понимаемое как целостная, упорядоченная, организованная в
соответствии с определенным законом вселенная, живое, разумное существо,
вместилище космического ума, души, тела.
Здесь
же мы коснемся вопроса, связанного с определением поэзии Тютчева как
философской лирики. Ведь если мы говорим о выражении в поэзии таких философских
понятий как хаос и космос, то она становится сродни философии, но не может
стать самой философией. Однако в лирике поэт выражает своеобразие своего
художественного переживания не только в колорите своего творчества, но и в
характере подбора и формирования определенного материала, то есть
"нуждается в извлечении из мира всего, соответствующего своей
натуре". Если этот материал пересекается с философской проблематикой, то
можно говорить о философской лирике.
Но
в философии и поэзии различается в первую очередь способ использования языка. В
философском поэтическом произведении имеется не развитие мысли, не развернутая
аргументация, ее подтверждающая, а ее обозначение, декларирование философемы,
которая живописуется словом в поэзии, то есть дается комплекс мыслей в
переживании, в эмоциональных, художественных, "ощутительных" образах.
Содержание бытия открывается непосредственно через образы. Естественно, что без
дарования поэта рифмованные строчки не будут представлять собой истинного
художественного произведения.
Тютчев
был поэтом, в творчестве которого соединились "величайшая яркость и
обрисованность объективно-эпического момента поэзии, ее идейного содержания, с
исключительной силой и богатством ее лирико-музыкального элемента". Первая
черта лирических произведений Тютчева - "всеобщее предметное
чувство", носящее космический характер. Это чувство имеет объективный и
реалистический характер. Другой поэт мог бы ощущать все явления предметного
мира в себе, полагать, что природа откликается на его настроения. Для Тютчева
все чувства и настроения - проявления космического бытия как такового.
Целостная жизнь, физические явления воспринималась им как жизнь самой природы,
самих вещей, космоса, "как состояние и действие живой души". Природа
для него есть сама по себе комплекс живых страстей, сил, чувств, а отнюдь не
мертвый материал, который послушен воле художника:
Не
то, что мните вы, природа!
Не
слепок, не бездушный лик -
В
ней есть душа, в ней есть свобода,
В
ней есть любовь, в ней есть язык…
Даже там, где основная тема произведения -
явления личной внутренней жизни, они представляются поэту проявлением жизни
всего космоса. Душевная жизнь ощущается им как область, входящая в порядок
объективного бытия и подчиненная космосу, "внешний свет природы становится
внутренним светом разума и сознания". У Тютчева душа "бьется на
пороге как бы двойного бытия", порыв радости представляется как
проникновение стихии в душу человека ("как бы эфирною струею по жилам небо
потекло"), старческая любовь есть вечерняя заря на потухшем небе,
страстное томление девушки - рождающееся сгущение атмосферы перед грозой, а
слезы - "капли дождевые зачинающей грозы". Это не просто образы, а
восприятие их подлинно космической природы, то, что было названо Франком
"космизацией души" - перенесение в личную жизнь категорий
космического порядка.
Следует
подчеркнуть, что предметное чувство поэта направлено на природу как целое, и
каждое проявление жизни для него есть символ великого и невыразимого космического
целого, некого "иного" - космоса в философском смысле этого слова.
Поэзия Тютчева делает конкретные впечатления жизни в ее целом предметом
восприятия, художественным центром, вокруг которого расположены частные
поэтические идеи. Здесь - своеобразная художественная "религиозная
философия", проявляющаяся в общности и вечности ее тем. Времена года, день
и ночь, свет и тьма, любовь, море, душа - все это у Тютчева предмет
художественного описания в своей общей, стихийной природе. Даже отдельные переживания
связываются с общим, вскрывается космическая сторона жизни. Это может
достигаться как прямым указанием на присутствие высших сил (например, гроза -
проявление демонических сил: "Одни зарницы огневые, / Воспламеняясь
чередой, / Как демоны глухонемые / Ведут беседу меж собой…"), так и
посредством эпитетов, зачастую парадоксальных - "звучные волны ночи,
гремящая тьма, поющие деревья" и т. п., которые у Тютчева представляют
собой "приемы классификации явлений, превращение разрозненных моментов в
необходимые, внутренне согласованные обнаружения проявлений вечных начал
космоса".
Осознание
в творчестве всего как единого и признание в видимом духовного начала - это
пантеизм. Однако само конкретное содержание жизни космоса мыслимо лишь на
основе многообразия, и в лирике Тютчева необходимо присутствуют мотивы
двойственного порядка. Действительно, при обращении ко всей его поэзии мы ясно
видим, как эта двойственность пронизывает все ее содержание. Наиболее яркий
пример - стихотворение "День и ночь":
День
- сей блистательный покров -
День,
земнородных оживление,
Души
болящей исцеленье,
Друг
человека и богов!
Но
меркнет день - настала ночь;
Пришла
- и с мира рокового
Ткань
благодатную покрова,
Собрав,
отбрасывает прочь…
И
бездна нам обнажена
С
своими страхами и мглами,
И
нет преград меж ней и нами -
Вот
отчего нам ночь страшна!
День и ночь здесь - символы двух различных
стихий космоса, светлой и темной, последняя же - олицетворение "бездны
безымянной" - названа Тютчевым хаосом:
О
чем ты воешь, ветр ночной?
О
чем так сетуешь безумно?..
О,
страшных песен сих не пой
Про
древний хаос, про родимый!
Как
жадно мир души ночной
Внимает
повести любимой!
Из
смертной рвется он груди
И
с беспредельным жаждет слиться!..
О,
бурь уснувших не буди -
Под
ними хаос шевелится!..
Жизнь космоса - борьба светлого космического
начала с хаосом. Вселенское бытие здесь внутренне двойственно, свет и хаос
связаны как день и ночь. И, что самое главное, не только светлое начало, но и
хаос божествен, прекрасен и привлекателен. Это подтверждается и эпитетами:
"родимый" хаос, "святая "ночь.
Борьба
между идеальным космическим началом и демоническим началом хаоса существует не
только в природе, но и в самой человеческой душе:
...человек,
как сирота бездомный,
Стоит
теперь и немощен и гол,
Лицом
к лицу пред пропастию темной.
И
чудится давно минувшим сном
Ему
теперь все светлое, живое...
И
в чуждом, неразгаданном, ночном
Он
узнает наследье родовое.
Темная стихия страсти, угрюмый "огнь
желания" таит очарование даже более сильное, чем светлая
"пламенно-чудесная" игра, день - лишь "отраден и чудесен",
ночь - "святая", воля к смерти и воля к жизни одинаково
привлекательны для человека:
И
в мире нет четы прекрасней,
И
обаянья нет ужасней,
Ей
продающего сердца…
В человеке - желание гармонии более сильной, чем
погружение в животворный океан идеального "эфирного" мира:
Сумрак
тихий, сумрак сонный,
Лейся
в глубь моей души,
Тихий,
томный, благовонный,
Все
залей и утиши…
Дай
вкусить уничтожения,
С
миром дремлющим смешай!
Подлинное значение хаоса в лирике Тютчева -
это начало уничтожения, бездны, сквозь которое необходимо пройти для достижения
полного и подлинного слияния с космосом; тоска, охватывающая при встрече с
проявлениями хаоса, - тоска и ужас смерти, уничтожения, хотя в них достигается
блаженство самоуничтожения. Эта тоска - причина трагедии человека. Человек -
лишь "греза природы". Отсюда - ощущение себя сиротой перед лицом
темной бездны, ощущение призрачности жизни:
Душа
моя, Элизиум теней,
Что
общего меж жизнью и тобою!
В лирике Тютчева образно выражена мысль о том,
что стихия хаоса, "как бы неадекватная, соответствующая ограниченности
человеческого существа", позволяет нам при соприкосновении с ней осознать
всю глубину пропасти, отделяющей нас от истинно космической жизни, мысль, что
зло и грех не противоположности добра и святости, а лишь ступени к ним.
На
этом новом уровне противопоставление хаоса и идеального начала - космоса -
находит выражения не в образах "дня и ночи", а в образах
"тишины, успокоения и зноя "и столкновение их - это столкновение
манящей и бурной красоты жизни с тихой и светлой красотой бессилия и умирания.
Здесь подчеркивается черта, присущая самому космосу - сила возвышения над самим
собой. Хаос, таким образом, - олицетворение "преодоления земного и
смертного".
"Обе
разнородные силы как бы с обеих сторон сближаются между собой и выявляют
присущую им высшую гармонию, недостижимую вне духовного преобразования,
страдания и умирания". Этот синтез достигается Тютчевым и в описаниях
осени:
Есть
в светлости осенних вечеров
Умильная,
таинственная прелесть…
Ущерб,
изнеможение, и на всем
Та
кроткая улыбка увядания,
Что
в существе разумном мы зовем
Возвышенной
стыдливостью страдания.
И в описании состояния старого человека:
"одна улыбка умиления в измученной душе моей". И в описании
"вещей души человека", бьющейся "на пороге двойного бытия":
"Душа готова, как Мария, / К ногам Христа навек прильнуть..."
Итак,
в лирике Тютчева, "самой ночной души русской поэзии", открывается в
неподвижной, завершенной форме, в чистой красоте божественное единство космоса
и хаоса, в борьбе между которыми протекает "злая жизнь с ее мятежным
жаром".
Список литературы
Тютчев
Ф.И. Стихотворения. Письма. М., 1957.
3унделович
Я.О. Этюды о лирике Тютчева. Самарканд, 1971.
Франк
С.Л. Космическое чувство в поэзии Тютчева. Русская мысль. Кн. 11. 1913.
Соловьев
В.С. Поэзия Ф.И. Тютчева. В сб. Соловьев В.С.
Философия
искусства и литературная критика. М., 1917.