Истинных любителей русской словесности не может не радовать, что за последние годы воскрешён из небытия ещё один пласт несправедливо забытой литературы. Речь идёт о произведениях русских писательниц прошлого века.

Цель моей работы - показать роль женщин в становлении дворянской культуры. Показать как женщины - писательницы отстаивали свои права своей литературной деятельностью.

Данная цель определила основные задачи работы:

Показать положение русских женщин, взявшихся за перо; Познакомить современного читателя с творчеством графини Е.П.Ростопчиной; Выявить роль Ростопчиной в становлении дворянской культуры.

Так называемый "женский вопрос" давно привлекал внимание русских писателей. Ещё в конце XVIII века Н.М. Карамзин в своей повести "Бедная Лиза" нарисовал образ возвышенно-прекрасной, нравственно-чистой девушки - "поселянки", наделённой глубокими чувствами. Карамзин одним из первых в русской литературе заявил, что способность "чувствовать" отнюдь не является привилегией представительниц образованных сословий, что "и крестьянки любить умеют".

Многотрудной, часто безрадостной и горькой доле русской женщины посвящали свои произведения не только великие художники прошлого, такие, как А.С.Пушкин, М.Ю.Лермонтов, Н.А.Некрасов, Ф.М.Достоевский, М.Е. Салтыков-Щедрин, Л.Н.Толстой, А.П.Чехов, но и менее известные писатели - В.Ф.Одоевский, Н.Ф.Павлов, В.А.Сологуб, А.В.Дружинин, В.А.Слепцов и многие другие. И в этом не было ничего удивительного. Положение женщин в России во многом отражало духовное и нравственное состояние общества. Многие прогрессивные деятели русской культуры неоднократно ставили вопрос о необходимости уравнения прав мужчины и женщины, о равноправном воспитании и образовании. "Только коренное преобразование женского воспитания, общественных прав женщины и семейных отношений, - писал революционер-демократ М.Л.Михайлов, - представляется мне спасением от нравственной шаткости, которую, как старческой немощью, больно современное общество".

И всё-таки кто как не сами женщины, с их обострённым восприятием мира, могли лучше рассказать о своей судьбе, о своих чувствах и переживаниях, мечтах и стремлениях. Недаром В.Г.Белинский отмечал, что "женщина лучше, нежели мужчина может изображать женские характеры, и её женское зрение всегда подметит и схватит такие тонкие черты, такие невидимые оттенки в характере или положении женщины, которые всего резче выражают то и другое и которых мужчина никогда не подметит".

Об этом же очень точно сказал в стихотворении "Женщине" поэт Н.Ф.Щербина:

Ты сердца чуткого прозреньем

Те правды можешь угадать,

Которых нам ни размышленьем,

Ни долгой жизнью не дознать.

Однако далеко не сразу за русскими женщинами, взявшимися за перо, было признано право заниматься литературной деятельностью. Это, впрочем, было характерно не только для России. "Звание писательницы, - писал В.Г.Белинский в 1843 году, - пока ещё контрабанда не у одних нас … Никакая пишущая женщина в Европе не избегнет пошлых намёков и названия синего чулка, каков бы ни был её талант, равно всеми признанный. Никто там не оспаривает у женщины права высказываться печатно и возможность быть одарённою даже великим творческим талантом; никого не оскорбляет и не соблазняет зрелище пишущей женщины, посмеяться над ограниченностью женского ума, более будто бы приноровлённого для кухни, детской, шитья и вязания, чем для мысли и творчества".

Подобный взгляд на женщин, решившихся посвятить себя творчеству, очень долгое время господствовал и в русском обществе. Однако вопреки предвзятому к себе отношению они всё-таки утверждали своё право творить. Это проявлялось в самых различных областях искусства. Ещё в середине XVIII в. прославилась знаменитая танцовщица Аксинья Баскакова, в конце XVIII - начале XIX столетия во всей своей полноте раскрылся талант актрисы Параши Ковалёвой - Жемчуговой, балерины Татьяны Шлыковой - Гранатовой, певицы Е.П.Сандуновой и многих других. Тогда же первые женские имена украсили и многие литературные произведения, и в первую очередь это коснулось поэзии. Преодолев господствующие предубеждения, начали печатать свои стихи талантливые русские поэтессы А.П.Бунина, А.А.Волкова. А чуть позже З.А.Волконская, Н.С.Теплова, Е.Б.Кульман, А.И.Готовцева, Е.П.Ростопчина и К.К.Павлова. Но прозаические произведения женщин-литераторов систематически начали появляться в печати лишь в середине 1830-х годов. Объяснялось это общими закономерностями развития нашей литературы. В это время проза становится доминирующим жанром. "Если есть идеи времени, то есть и формы времени", - писал Белинский в 1835-м. И такой формой становятся роман и повесть, которые по словам критика, удобнее "для представления человека, рассматриваемого в отношении к общественной жизни". И проза русских писательниц органически вписалась в общий ход развития русской литературы.

Наиболее распространенным жанром в 1830-е годы стала так называемая "светская повесть", возникшая в процессе становления романтической прозы. Жизнь светского общества, изображение пагубного воздействия его предрассудков на личность незаурядного героя, зависимость частной жизни человека от господствующего уклада общественной жизни нашли своё воплощение в повестях и рассказах В.Ф.Одоевского, О.М.Сомова, А.А.Бестужева(Марлинского), Н.Ф.Павлова, Н.А.Полевого, В.А.Соллогуба, И.И.Панаева и других.

В основе светской повести, как правило, лежала любовно-психологическая драма, конфликт между "светом" и героями, осмелившимися нарушить его "законы". Это и определяло во многом их сюжетное развитие, взаимоотношения персонажей, особенности построения характеров, а также эмоциональный тон повествования.

В отличии от большинства авторов светских повестей русские писательницы, стремясь придать своим произведениям большую достоверность и даже определённую "документальность", широко использовали эпистолярную форму и дневник3овые записи. Это позволяло им глубже передать внутренние переживания действующих лиц, искренность и непосредственность их чувств. Но главным достоинством повестей и рассказов писательниц было то, что в них более глубоко отразилась борьба в защиту прав женщины, протест против порядков, которые не давали ей возможности участвовать в общественной жизни своего времени. Борьба за свободу выбора, право на любовь, за равноправие в семье - вот основные темы их произведений.

II Краткий очерк жизни и творчества графини Евдокии Петровны Ростопчиной

В театре светской повести выступала известная поэтесса Е.П.Ростопчина. Евдокия Петровна родилась 23 декабря 1811 года в Москве в семье Сушковых. В возрасте шести лет осталась без матери, которая умерла после тяжёлой болезни. Отец же, чиновник, много разъезжавший по делам службы, редко появлялся дома. Девочка, вместе с двумя младшими братьями, до самого замужества прожила в семье деда и бабки с материнской стороны. Воспитанная гувернёрами Сушкова, обладая незаурядными способностями, рано пристрастилась к чтению и быстро овладела несколькими иностранными языками, в том числе, французским, немецким, английским и итальянским.

Занятия литературой были традиционными в семье Сушковых: бабка поэтессы, урождённая М.В.Храповицкая, перевела "Потерянный рай" Мильтона; дядя, Николай Васильевич Сушков, был довольно известным литератором; отец, Пётр Васильевич, писал на досуге неплохие стихи. Именно поэтому увлечение поэзией началось у Евдокии Сушковой ещё в детстве и, хотя ей удавалось долго сохранять это увлечение в тайне, первая публекация её стихов - в альманахе "Северные цветы на 1831 год" за подписью Д…..а… - произошла когда девушке не исполнилось и восемнадцати лет.

В стихах Е.П.Ростопчиной современники отмечали "энергию чувства", "одушевление", "грустные порывы", живую непосредственность и искренность. Эти черты свойственны и её прозе.

Кто не помнил обращённого к ней стихотворения Лермонтова:

Я знаю - под одной звездою

Мы с вами были рождены …

или не читал "Двух встреч" - лирического рассказа Ростопчиной о знакомстве и доверительной беседе с оценившим её дар Пушкиным? Наконец, она была остроумна, естественна, очаровательна, "везде - и в скромной беседе, и в шумном собрании, и в поэтических мечтаниях - везде мила, везде завлекательна".

У Ростопчиной сложились сложные отношения с мужем, графом Андреем Фёдоровичем, сыном известного генерал-губернатора Москвы 1812 года, памятного современным читателям по "Войне и миру" Л.Н.Толстого, неприязнь свекрови обостряла горечь существования.

Для нового поколения романтическая биография, дружба с поэтами и сочинения Ростопчиной могли быть предметом интереса, но не живого увлечения. Она не заметила, что время не только течёт, но и меняется. Из него уносило романтическую дымку, в нём уже не ощущался сладостный женщине и поэтессе шарм поэзии. Появились новые писатели, возникла натуральная школа. Обыденная действительность разрушила рамки "идеального мира" словесности. Поэзия "обратилась к прозе". "Угловатые", "грубые", "газетные" стихотворения Некрасова невыносимо коробили изящный вкус поэтессы, воспитанной на Байроне и Жуковском. Но - необходимо сделать оговорку - литературный консерватизм Ростопчиной не переходил в эстетическую глухоту: она высоко ценила творчество Гоголя, комедии Островского, "Детство" Л.Толстого.

… Обстоятельства способствуют или стесняют, но всякое творчество имеет свой собственный, внутренний предел. В лирических произведениях тридцатых и сороковых годов - "Талисмане", "Пустом альбоме", "Черновой книге Пушкина", "Болезнях века" Ростопчина его достигает. Её находки, повторяясь, грозят обернуться кризисом.

Веяния времени были восприняты Ростопчиной как вызов; теперь она не принимает комплиментов, а поднимает брошенную ей перчатку. Любовное объяснение сменяет дуэль.

В первой половине 1850-х годов в своём доме Ростопчина открывает "субботы", на которые приглашает своих светских знакомых и писателей разных поколений и школ. Её намерение - создание животворного оазиса литературы в московской пустыне, примирение разноречивых литературных и общественных начал под покровительством радушной хозяйки. Среди её гостей - поэт, автор мистической поэмы "Таинственная капля" Ф.Н.Глинка, в прошлом декабрист; близкий знакомый Пушкина, злоязычный светский острослов С.А.Соболевский, "неизвестный сочинитель всем известных эпиграмм"; А.Ф.Вельман, автор причудливых романтических повестей и бытовых романов; "молодые литераторы" - А.Н.Островский, Л.А.Мей, А.Н.Майков. На приёмах у Ростопчиной бывает Л.Н.Толстой.

Попытка сблизить литераторов разных поколений была обречена - отсутствовало объединяющее начало. Сама хозяйка салона воспринималась скорее как "достопримечательность" литературной Москвы, свидетельство прошлого. В журнальном мире имя её начинает произноситься с подчёркнуто иронической интонацией. На страницах "Современника" Ростопчину преследуют насмешки Панаева и Некрасова; на вышедшее в свет в 1856 году собрание стихотворений уничтожающей рецензией откликнулся Н.Г.Чернышевский. Ростопчина уязвляется и в своих эстетических и аристократических чувствах. Разбор текстов переходит в сатиру "на лицо".

Одним из немногих утешений был отзыв А.В. Дружинина, постоянного поверенного Ростопчиной в эти годы. "Даже в самых незначительных стихотворениях графини Ростопчиной смело проглядывает личность," - замечал критик в статье "Стихотворения Е.П. Ростопчиной, Я.П. Полонского и И.С. Никитина." (1856), выражая уверенность, что "имя графини Ростопчиной перейдёт к потомству, как одно из светлых явлений нашего времени", и заключая: "В настоящую минуту она принадлежит к числу даровитейших наших поэтов".

Интересно, что Евдокия Петровна Ростопчина принимает свою "отсталость" от века не как упрёк, а как защиту и знамя:

Я разошлася с новым поколеньем,

Прочь от него идёт стезя моя,

Понятьями, душой и убежденьем

Принадлежу другому миру я.

Иных богов я чту и призываю

И говорю иным я языком;

Я им чужда, смешна, - я это знаю,

Но не смущаюсь перед их судом.

……………………

Сном братьев и друзей моих далёко -

Он ополчил, окончив жизнь свою.

Немудрено, жрицей одинокой

У алтаря пустого я стою!

("Моим критикам" 1956 г.)

В 1851 году, в подмосковном селе Воронове, Ростопчина заполняет своим скользящим "паутинным" почерком страницы нового романа о светской красавице Марине Ненской, "счастливой женщине, убитой своим счастьем". Героиня изысканна и благородна, мы видим прекрасную женщину в голубом дымковом платье при свете высоких свечей. Поэтический идеал женщины, столь не похожей на неблаговоспитанных "эмансипанток", заполнивших страницы современных книг, бульвары и гостиные городов и глумящихся над всеми правилами нравственного и эстетического чувства.

" Да, тогда выучивали наизусть Расина, Жуковского, Мильвца и Батюшкова. Тогдашние женщины не нынешним чета! Они мечтали, они плакали, они переносились юным и страстным воображением на место юных и страстных героинь тех устаревших книг; это всё, может быть, очень смешно и слишком сентиментально по-теперешнему, но зато вспомните, что то поколение мечтательниц дало нам Татьяну, восхитительную Татьяну Пушкина, милый, благородный, прелестный тип девушки тогдашнего времени," - рассказывает Ростопчина о юности героини и вспоминает собственную. И сама Марина, черноволосая красавица, естественная и романтическая, не слегка ли завуалированная мадмуазель Додо Сушкова, увиденная через стекло лорнета пристальным взглядом "прекрасных и выразительных карих глаз" графини Ростопчиной. Нескромные читатели с появлением романа в журнале "Москвитянин" (1851-1852) стали искать параллели в судьбе автора и её alter ego Марины, и без труда находили. " … до меня дошло, что в высшем петербургском обществе очень восстают на мой роман, уверяют, что я в нём описала себя, рассказывала свою жизнь, что в нём узнаются известные лица, и теперь существующие в обществе, что это цинизм. … Есть ли на свете писатель, кого бы не упрекали тем же самым, и не всегда ли, и не везде ли праздные сплетни и безучастные толки света старались злоумышленно смешать автора с его героем, видеть самого создателя какого-нибудь типа в лице, им представленном, и в чертах безмолвного творения порицать и оскорблять его творца, невольно беззащитного, чтоб терпеливо сносить личные на него нападения?… Не тоже ли было и с Де Сталь, которую наперёд хотели видеть и в Коринне и в Дельфине? Не тоже ли было и с Байроном …" - не сдерживает раздражения Ростопчина. И она права и не права одновременно - поскольку повод к этим неприятным сближениям подала сама.

Конечно, "Cчастливая женщина" - не интимный дневник графини Ростопчиной. Обстоятельства биографии автора и героини похожи, но не тождественны. Неудачное замужество Додо Сушковой не роковая ошибка Марины Ненской, обманутой искусным притворством немолодого жениха. Выбор Евдокии скорее всего можно назвать браком по расчёту; муж был не старше, а моложе и по-своему, несомненно, любил её. Просто лишённая романтической любви, Ростопчина столкнулась с прозаической семейной жизнью вдвоём с взбалмошным и, кажется, не очень романтичным человеком. Не срисован с князя П.А. Мещерского или с А.Н. Карамзина, сын историографа - их молва назвала возлюбленными графини и Борис Ухманский. Образ Марии скорее не так автобиографичен, как автопортретен.

" … в книгах её так много похожего на лирический дневник … . Но самая жизнь, запечатлённая в этих воспоминаниях, похожа на странный роман… " - так лаконично и тонко очертил жизненную канву Ростопчиной Владислав Ходасевич в посвящённой ей статье. В этой характеристике он невольно следует самой поэтессе, писавшей П.А. Вяземскому по поводу последнего издания своих стихотворений: "Это листки из сокровеннейшего дневника моего сердца, которые до сих пор хранились под спудом и не показывались никому".

Ростопчина была лирической поэтессой "в высшей степени"; её стихотворения - почти всегда признания, с точными датами и посвящениями, намеками на понятные ей и близким события. Стирая черту между своей жизнью и её словесным преломлением, Ростопчина одновременно и придавала осязаемость традиционным поэтическим формулам, и подчиняла свою биографию условностям литературы. Это была квинтэссенция романтического видения.

Проза, поэмы, драматургия Ростопчиной родственны её лирике. Внутренняя близость к поэзии особенно проявилась в "Счастливой женщине" - и в недостатках, и в своеобразии романа. Он получился слишком растянутым, часто риторичным в отступлениях и не лишённым мелодраматичности. Причудливое смешение аналитичности и моралистики, свойственной веку восемнадцатому, и конфликтов светской повести В.Ф. Одоевского или В.А. Соллогуба не создавала романную форму, и произведение оставалось как бы незавершённым. Но "Счастливая женщина" не была и всего лишь подражанием романтической повести. Поэтическая героиня Ростопчиной одновременно жертва и порождение не идеального окружения: свет преследовал её чувства, но и одухотворял существование Марины. Коллизия "Счастливой женщины" оказалась как бы (слабым и бледным, конечно) предвосхищением истории Анны Карениной. Романтическая поэтика, может быть, неожиданно для самой писательницы, нарушалась и бралась под сомнение.

Впрочем, не вполне романтическим оказался и идеал писательницы. Образ женщины, требующий поклонения и защиты, представлялся Ростопчиной несовместимым с формально - юридической, "непоэтичной" и "безнравственной" идеей эмансипации, свободы брака и любви, которой посвятила свои романы Жорж Санд. Цензура рассудила иначе.

"Он мне кажется сомнительным в смысле нравственном и плохим в литературном отношении" - так характеризует роман цензор Ржевский в письме Погодину. Издатель сообщает о мнениях, своих и цензора автору. Ответ Ростопчиной на высказанные ей Погодиным замечания резок, отступать она не намерена: "Я ни слова, ни полслова не переменю", - заявляет писательница и упрекает издателя "Москвитянина", что тот боится "ультра православных злословных".

Роман читает Л.А. Мей и убеждает цензора изменить мнение. В архиве Погодина сохранилось письмо поэта: "Поехали к Графине и прослушали роман (оканчивающийся громовым письмом). Роман оказался (по моему мнению совершенно удобопропускаемый, по мнению Ржевского - пропускаемый за многими исключениями. И с разрешения Владимира Ивановича.). Что делать? … во 2-м часу я во всяком случае буду у Ржевского - кто знает? Утро вечера мудренее? … Роман Графини вообще очень хорош, местами восхитителен", - сообщает Мей издателю.

Претензии цензуры были по-своему логичными. Незаконная любовь Марины и Бориса оправдывалась в глазах Ростопчиной искренностью их чувств, изменами и холодностью мужа Ненской - но она оставалась посягательством на святость и нерушимость брака … . Писательница романтизировала и находила оправдания страсти, но не могла найти его для законов супружества.

Подвёл итог истории и нашёл слова для оценки дядя Ростопчиной, Н.В. Сушков, литератор третьестепенный, но человек с взыскательным эстетическим вкусом; "Сказка как сказка, роман как роман. Нет в нём ничего особенно странного и ничего бессмертного. Что же? И друзья, и недруги стали чего-то доискиваться в нём затаённого, Жорж Сандовского, безнравственного! По-моему, "Счастливая женщина" стоит всех почти повестей и романов, постоянно появляющихся в журналах, - ни выше, ни ниже их; только разве благороднее, благопристойнее и благовиднее."

Роман не принёс счастья героине и оставил неудовлетворённой писательницу. Воображение и воспоминания ведут романтическую красавицу в другой край.

Повесть "Палаццо Форли" написана спустя год после "Счастливой женщины" и внешне не похожа на неё. Интригующий авантюрный сюжет, а не исповедь организуют текст. Любовь героев не драматична, скорее радостна. Охраняемые провидением и заботливой писательницей, Пиэррина Форли и Амиль де Монроа благополучно преодолевают все препятствия. "Счастливая Женщина" и "Палаццо Форли" - это две версии романтического повествования. Судьба может предложить горький или светлый жребий - всё зависит от случая и обстоятельств, а Италия - тот уголок земли, где обстоятельства благоприятствуют любви. Воздух, наполненный мелодичными напевами оперных арий; камень, хранящий следы шагов великого Данте; полувоздушная красавица, как бы вышедшая из золотистой дымки старой венецианской картины … это край, с которым связаны тёплые воспоминания автора "Палаццо Форли". Здесь, в Риме, весной 1846 года соотечественники чествуют её поэтический дар лавровым венком. Здесь Ростопчина встречается с Гоголем, и, может быть, он говорил о красоте и весёлой раскованности итальянского карнавала; сцены народного праздника в повести Ростопчиной напоминают картины этого веселья в гоголевском "Риме". В образе Пиэррины Форли она рисовала своё несбывшееся счастье, как в Марине Ненской - своё настоящее горе.

"Счастливая женщина" и "Палаццо Форли" были попыткой писать вопреки духу и нравам времени и в стороне от него. Их читали - и не читали, обсуждали - и молчали. Спустя 4 года Ростопчина переходит в литературную атаку на новый век. Классический образец для парафразы "Горя от ума" окажется не стесняющим обрамлением современному маскараду идей и идолов, оттеняющим пороки нынешних лжегероев. Фигуры Грибоедова столь объёмные, что скрывают в себе множество современных лицедеев и лицемеров. "Долой маски!"

Злая сатира на общественную жизнь "Возвращение Чацкого в Москву … " не свидетельство верноподданических симпатий автора. Правда, перу Графини Ростопчиной принадлежат, цитируемые В. Ходасевичем, выразительные строки из письма Погодину, в котором писательница выражает желание стать "на полчасика Николаем Павловичем, чтобы призвать на лицо всех московских либералов и демократов и покорнейше просить их … прогуляться за границу"; или например, такой пассаж: "Если бы нам теперь себя огородить духовно Китайскою стеною, запретить ВСЕ без изъятия книги и журналы, прервать все сношения с западом, мы бы ещё на много веков отвратили от себя заразу … ". И всё же позиция Ростопчиной далека от официозности. Вспомним о созданных в 1830 и 1831 двух стихотворениях, о "Мечте" и "К страдальцам - изгнанникам". Или о "Насильном браке". Её неопубликованное письмо близкому знакомому, литератору Н.В. Путяте, приоткрывает нам истину:

Вороново, 7 июля 1855 года

Вы меня так утешили Вашею припискою, любезный брат Николай Васильевич, что мне непременно хочется самой вас благодарить. К тому же, и поспорить с вами не мешает. А ведь одна из моих любимых привычек, - из таких споров я всегда выношу что-нибудь полезное и хорошее, чем обогащается память или моя мысль. Вы правы на счёт моего боярина он не только изображает то, что было, как то, что я бы желала видеть в боярине, и что могло бы у нас возродится, если бы мы сами о том порадели. - А насчёт аристократии, воля ваша, я за неё горою и упиралась на примере в оочую происходящие. Кто во Франции держит себя честно, тихо, с достоинством, ни жертвуя ни верою, ни убежденьями своими, кто как не один faubourg A. Germain? А в Англии, эти мерзавцы торгаши, в чьих руках управление так грустно, разве это не вши, не выскочки из торгашей, не отродье адвокатово, тогда как настоящая аристократия, старинные лорды, удалены от дел вот уже 30 лет, и только иногда показываются - когда надо принести что-нибудь в жертву за благосостояние целого края и твёрдость конституции? … Везде средние классы портятся и развращаются все своим эгоизмом, продажеством, честолюбием мелким и мелочным, и если запад страждет, то от них и по их милости. Даже люди способные между ними скорее сносны, чем полезны, потому что пружины их деятельности не честь и не благородство. - Если у нас боярства нет, то именно потому, что не было родовое, коренное, независимое и фундаментальное, а доставалось, как мандаринство, по высшему соизволению или капризу, ни за что, ни про что иногда. Дайте наследственных бояр, и мы возродим общее мнение, эту необходимую пружину в многосложной машине всякого правительства и управления! - Вот какова была моя мысль, и к чему клонятся мои выражения конечно, её нельзя было высказать напрямик, - и я похвалила дедов, чтоб дать внукам желанье заслужить такие же похвалы. - Впрочем, ещё раз благодарю за критику вашу, которой доказывается мне ваше сочувствие и ваше внимание к моим рифмам; вы знаете, что каждое ваше слово ценится и имеет вес в глазах моих. Да-с! а что Пуо высказал недавно о необходимости аристократии, о своих прежних заблуждениях на это счёт? … - Но я теперь, без всяких заблуждений жму дружески вашу руку, прошу вас передать кузине всё, что я желаю ей хорошего и думаю о ней прекрасно, равно мои искренние поздравления с дорогою племянницею, - и обоих вас прошу не оставлять своею дружбою. Преданная вам вполне Евдокия Ростопчина"

Высказанные в письме взгляды не феноменальны и во многом совпадают с воззрениями Вяземского и Пушкина 1830-х годов. Конечно, мысль о независимой от власти аристократии, ограничивающей и примиряющей абсолютистские притязания монархии и разрушительные стремления "низших классов" в ситуации середины 50-х годов была безнадёжным анахронизмом. И в реальности она может воплощаться в советы охранительного толка.

Идеи противника необходимо разоблачать, лучше всего - высмеивать: "надо уничтожать, опровергать, а главное, осмеивать умело всё вредное, злонамеренное, безумное и порочное, что появляется в наших современных и других изданиях … ".

"Возврат Чацкого в Москву …" ибыл одним из опытов такой полемической сатиры. Защищаться и атаковать приходилось в разные стороны: не менее, чем антисословный и антиаристократический нигилизм публицистов "Современника", Ростопчину раздражала идея славянофилов, которые "сочинили нам какую-то мнимую древнюю Русь, к которой они хотят возвратить нас, несмотря на ход времени и просвещенья".

Комедия Ростопчиной портретна. В образе медоточивого поэта Элейкина, изворотливого в споре и откровенно злобного, когда задето его самолюбие, угадываются славянофилы А.С. Хомяков и И.С. Аксаков (оба писали стихи). Фамилия говорящая - элейкость ("елей" или "элей" - церковное масло), намёк на подчёркнутое обрядовое православие Хомякова, проступает во всех речах и поступках певца блаженной старины.

В образе профессора Феологинского выведены не только московские историки-западники Т.Н. Грановский, Б.Н. Чичерин и С.М. Соловьёв, но и Чернышевский; в фамилии персонажа комедии Феологинский (от "феологии" или "теологии") скрыт намёк на происхождение Чернышевского, сына священника. Цурмайер - конечно, пародия на Добролюбова, в ту пору студента, но уже одного из критиков "Современника", поэта. Сестрицы - эмансипанки княжна Зизи и княжна Милен - возможно, злые женские шпильки в адрес нелюбимой Ростопчиной "красной" графини Е.В. Салиас де Турнемир, её соперницы в литературе.

Сатира "на лица", "Возврат Чацкого в Москву … " продолжает Грибоедова; истинные имена персонажей "Горе от ума" были хорошо известны его первым читателям. В самом Чацком современники угадывали Грибоедова и П.Я. Чаадаева. И в комедии Ростопчиной Чацкий - это как бы сам автор "Горя от ума", вернувшийся в Москву "после двадцатилетней разлуки". Хронология точна и не случайна - в родные края приезжает герой "преддекабрьской" эпохи (действие грибоедовской пьесы Ростопчина относит к 1825 году) и с изумлением видит, как опошлены ничтожными подражателями его заветные идеи свободы, просвещения и национальной самобытности … Москва образца 1850 года всё та же - "стареет, Но не меняется", и проживают в ней все старые знакомые. Нет лишь Репетилова - зато он проглядывает в каждой из окружающих героя масок …

Мир "Возврата …" саморазоблачает себя. Инвективам радикалов Цурмайера и Феологинского против "квасных патриотов" Элейкина и четы Горичей не откажешь в меткости, как и уколом другой стороны в адрес поклонников "идеи" и "прогресса". А язвительная графиня - внучка, осыпающая градом насмешек оба лагеря, в своих наблюдениях почти совпадают с самим Чацким.

Но Чацкий, по замыслу Ростопчиной стоит над схваткой: от его проницательного и иронического взора не скрывается то, чего не могут увидеть остальные, ослеплённые взаимной ненавистью или завистью: частицы правды, содержащиеся в доктринах обеих "партий", но доведённые их приверженцами до абсурда. Единственный союзник Чацкого - одиноко сидящая в углу фамусовской гостиной княгиня Цветкова, которая со спокойным достоинством держит себя в чужом ей пошлом окружении. Её "цветочное" имя - прозрачный намёк на саму Ростопчину - вспомним "белоснежную розу", с которой сравнивается в "Счастливой женщине" Марина Ненская, или такие строки:

А я, цветок, в безвестности пустыни

Увижу я …и мысли тщетный дар,

И смелый дух, и вдохновенья жар -

Кто их поймёт? …В поэте луч святыни

Кто разглядит сквозь дум неясных пар? …

("Последний цветок", 1835 год)

Салон, посетить который просит княгиня Чацкого ("Я позову для вас и женщин, просвещённых и несколько мужчин, и стариков почтенных") - это, конечно, салон Ростопчиной.

Правда, писательница не так спокойна и милосердна к обществу, как её героиня.

Княгиня Цветкова привечает странника Чацкого, графиня Ростопчина пишет свою комедию между строк грибоедовского текста, подхватывая полузабытые остроты автора "Горя от ума". Так, уничижительное замечание Чацкого о Цурмайере и Попове " У нас, бывало, В старинные года, лет 25 назад, - В распорядители журнала Не вздумали бы взять ребят" - может быть, отголосок желчных эпиграмм Грибоедова на "детей" и "студентов" М.А. Дмитриева и А.И. Писарева, критиков его комедии.

Слог Ростопчиной часто совершенно грибоедовский, характеры естественные и пародии смешны. Правда, пьеса не совсем попадает в цель. Подмечая смешные и слабые стороны своих противников, писательница так утрирует их, что воюет скорее с порождёнными ею же карикатурами. Кстати, вовсе не Москва вопреки её убеждению была рассадником вольномыслия. К репликам и монологам Элейкина или Горичей или Цурмайера и Попова ни славянофильство, ни воззрения публицистов "Современника" свести невозможно - даже при необходимой поправке на сатирическое преувеличение. Но если взглянуть на пьесу Ростопчиной как на осмеяние крайностей или неудачных подражаний двум течениям русской мысли, то за автором нельзя не признать правоты здравого смысла.

"Возврат Чацкого в Москву … " повторил судьбу "Горя от ума": комедия была запрещена к постановке и публикации. Перо цензора отметило как "неудобопропускаемые" не только язвительные пассажи в адрес правительственных чиновников и светского общества, но и стихи Элейкина или восторженные речи княжны Зизи. Предосудительными сочли даже осмеиваемые автором слова персонажей. Как и "Горе от ума", "Возврат Чацкого в Москву … " разошёлся в списках. Он будет опубликован только в 1865 году, спустя 7 лет после смерти Евдокии Петровны Ростопчиной.

III Заключение

Итак, в работе рассмотрено творчество Евдокии Петровны Ростопчиной - русской писательницы, поэтессы, графини, одной из самых известных русских поэтесс второй четверти XIX века.

Дворянская культура - образец классической культуры. Она дала России таланты, без которых немыслимо культурное развитие общества.

Но вся духовная культура России выросла из культуры быта. По мнению философов, "если бы наша культура не была организована с точки зрения быта, то наши деятели культуры вряд ли могли бы творить".

Но говоря о дворянской культуре, прежде всего называют имена мужчин, отводя женщину на второй план.

Женщина в культуре - барометр эпохи. В XVII-XIX веках женщина стала организующим центром культуры. Это связано с грамотностью. Женщины стали читать, писать. Так царевна Софья переписывала книги. Княжна Волконская пишет письмо Бенкендорфу на французском языке, что означает равенство женщины и государственного мужа.

Женщина собирала библиотеки, занималась воспитанием детей.

В начале XIX века в России организуются литературные салоны, в которых происходила огромная духовная работа. Литературный салон - искусство интеллектуального диалога, который строится на игре умов, сливающей просвещение и элитарность. В центре салона - женина. То есть культура скреплялась женщиной.

Но не смотря на то, что женщина являлась организующим центром культуры, её зеркалом, ей постоянно приходилось бороться за свои права. До сих пор нам малоизвестны имена Н.А. Дуровой, Е.А. Ган, М.С. Жуковой, Е.В. Салиас де Турнемир, К.К. Павловой, М.А. Виленской, А.П. Сусловой, А.В. Корвин-Круковской, Н.Д. Хвощинской, О.А. Шатер, А.Р. Крандиевской и др. Это же касается и Ростопчиной. Достаточно быстро за ней закрепилось право заниматься литературной деятельностью. Ростопчина стремилась придать своим произведениям большую достоверность. Евдокия Петровна, как и другие писательницы XIX века, в своих произведениях отражала борьбу в защиту прав женщины, протест против порядков, которые не давали ей возможности участвовать в общественной жизни своего времени.

Произведения Ростопчиной не могли переменить не очень любезного ей хода событий. Они не стали образцовыми созданиями прозы и комедиографии, но оставили своеобразный след в русской словесности. Исповедь влюблённой и страдающей героини, описание картинного и непосредственного мира старинного палаццо вызовут соучастие и сочувствие, а меткие выпады безжалостной женской руки удовлетворит взыскательному вкусу читателей и спустя полтора века. Найти отзыв в чужом сердце через поколения - не об этом ли мечтала Евдокия Петровна Ростопчина и не в этом ли предназначение литературы?

Литература "Сердца чуткого прозреньем …" (Повести и рассказы русских писательниц XIX века), Москва "Советская Россия", 1991 год. Михайлов М.Л., Соч.: Т.3, Москва 1958 год. Белинский В.Г., Полн. собрание соч.- Т.I, IV, VII Москва, 1954 год. Туревский Н.Ф. "М.Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников", М., 1972 год. Ростопчина Е.П. Талисман. Избранная лирика. Драма. Документы, письма, воспоминания, М., 1987 год. Сушков С.П. Вестник Европы, 1888 год, №5. Ростопчина Е.П. "Счастливая женщина". М., Издательство "Правда", 1991 год.