Случилось так, что в душе весьма романтичная особа. Именно поэтому мне всегда нравились различные, немного даже сказочные, нереальные, произведения. Когда мне впервые попался на глаза томик стихов
Александра Александровича Блока, то он сразу привлек мое внимание. Мое воображение поражали строки:

День поблек, изящный и невинный
Вечер заглянул сквозь кружева.
И над книгою старинной
Закружилась голова.
Встала в легкой полутени,
Заструился вдоль перил.
В голубых сетях растений
Кто-то медленно скользил.

Имя Александра Блока тесно связано в сознание читателя с таким течением, как символизм, тоже мне очень близким. Ведь все поэты, принадлежавшие этой школе, смотрели на все события, происходящие в этом мире совсем не так, как, например , это делали реалисты или приверженцы романтизма . В стихах, и прозе символистов всегда присутствуют какие – то таинственные символы, над разгадкой которых иногда приходится долго размышлять. Но Блок часто выходил за рамки символизма. При прочтении его стихов кажется, что поэту «надели» эти рамки, ему тесно. Именно поэтому тема «Блок и символизм» меня очень привлекает. В своей работе я постараюсь выяснить отношение Блока к символизму, причину его разногласий, а после и разрыва с поэтами- символистами.

Поэт, оставивший заметный след в истории литературы, неизбежно принадлежит тому или иному литературному направлению. Но он никогда не принадлежит только одному литературному направлению. Это в полной мере относится к творчеству одного из крупнейших русских поэтов XX в. – Блока.
Блок может рассматриваться как продолжатель и завершитель традиций великой русской литературы XIX в – и как зачинатель новой русской поэзии
XX в, и как наследник и продолжатель традиций романтических, как автор вдохновенных пророчеств о гибели старого мира – и как создатель первой поэмы об Октябрьской революции. Все эти подходы оправданы богатствам и многогранностью творчества Блока.

Однако в этой многогранной картине особо значимо та литературная среда Блока, которую он сам для себя считал более органичной и разрыв с которой на определенном этапе своей творческой эволюции был основным событием его духовного развития.

Нет сомнений, что таким литературным направлением для Блока был символизм, а такой средой – символистская. Принадлежность Блока к символизму так же очевидна, как и рано родившееся у него стремление
«преодолеть» символизм.

Наиболее распространена точка зрения, согласно которой «первые годы творчества Блока (1898-19034) безоговорочно связаны с символизмом», а затем поэт все дальше отходит от прежних единомышленников. Но тем временем, мысль Л.К. Долгополова: «Именно в творчестве Блока символистская поэма и обрела свои наивысшие достижения »до сих пор почти уникальна в своей определенности.

Русский символизм – явление сложное, не покрываемое одним рядом каких-либо характеристик. На разных этапах становления и в творчестве разных художников ценность символизма выявлялась по-разному. И по этому, для того чтобы понять как Блок был связан с символизмом, нужно разобраться в самом понятии «символизм»

2. Что такое символизм?

Первые символисты, во главе с Жаном Мореасом, появились во Франции еще в 1886 году. В России были мало известны. Считается, что первые робкие шаги для утверждения символизма в России сделал Брюсов. Для него символизм 90-х г. – в первую очередь «поэзия намеков», для Бальмонта – «изысканность русской медлительной речи» и т.д. Все символисты были очень разные. Но все они стремились продемонстрировать обостренную чувственность, непонятные обычному человеку переживания, неожиданные ведения. Еще одним человеком, повлиявшим на мировоззрение символистов был Владимир Соловьев. Именно его влияние сказывалось на творчестве Блока, Белого, Иванова. Их так и называли
– «соловьевцами».

Это у Соловьева впервые появляются такие термины, как «Красота»,
«вечная Женственность», которые очень часто встречались в разных стихах
Блока. Вообще у символистов Красота – единственная сила, способная «мир спасти», она выше этики, долга, чести:

А ты Елена, клятвы мира

И долг нарушив, - ты чиста.

Тебя прославить песнь О мира,

Затем, что вся надежда мира –

Дочь белой Леды – Красота

(Мережковский)

Красота – единственное, что противостоит хаосу и все уничтожению в романе Ф. Сологуба «мелкий бес». Сологуб тоскует о мире красоты.

Где ты делась, несказанная

Тайна жизни, красота?

……………………………..

Хоть бы в дымке сновидения

Ты порой явилась мне,

Хоть бы поступью ведения

В краткий час уединения

Проскользнула в тишине.

Красота играет определенною роль в творчестве В. Брюсова.

А я всегда, неизменно,

Молюсь неземной красоте.

У Бальмонта, автора «Литургии Красоты», красота – основа мира его главная «идея».

… Милый брат и я и ты -

Мы только грёзы Красоты.

Вячеслав Иванов даже назвал свой первый лирический сборник «Красота».

Идеи спасающий мир Красоты господствуют и лирике, и в первых
«симфония» А. Белого и утверждаются как основная тема «соловьевцев» 1900 – х год. в «Стихах о Прекрасной Даме».

Еще одна важная черта «соловьевского» мировоззрения – это идея платоновского «двоемирия». То есть существования иных миров, которые можно постичь только путем искусства, глубже проникнув в суть всех мировых явлений.

«Мы не замкнуты безнадежно в этой «голубой тюрьме»… Из нее есть выход на волю, есть просветы… те мгновения сверхчувственной интуиции, которые дают иные постижения мировых явлений… Исконная задача искусства и состоит в том, чтобы запечатлеть эти мгновения прозрения, вдохновения» – писал В.
Брюсов в программной статье «Ключи Тайн» (1904 г.) Искусство – «познание мира вне рассудочных форм, вне мышления…», т.е. наиболее глубокое и адекватное для символиста познание.

Важной чертой символизма, был «мифологизм» - восприятие мира, как мифа, «творимой легенды». Примеры такого восприятия мира символизм находил, в частности, в философии В. Соловьева. Здесь мы видим постоянную борьбу так называемой «Души Мира» с материальным миром зла Хаоса.

Этот миф породил множество других, например, сологубовский миф о
Недотыкомке, миф о новых аргонавтах у Белого, о Дионисе, Эросе или о страннике, плывущем в поисках истины, В.Иванова, о Прекрасной Даме у Блока или о России, как Спящий Царевне и др.

Интересно то, что символисты называя явление земного мира, одновременно подразумевают и все то, что «соответствует» этому явлению в
«иных мирах», а так как миры бесконечны, то и значения явления для символиста безграничны. Но при этом мир для символизма – не просто разрозненные ряды «соответствующих» друг другу явлений. И земная действительность и «миры иные» - это совершенные, живые единства, находящиеся в полной гармонии друг с другом.

Что касается развития символизма в России, то в литературе используется деление символистов на «старших» («декадентов») и «младших»
(мистиков – «соловьевцев»). И все же в становлении русского символизма легко вычислить три этапа.

Первый период, как известно – 1890 – е годы. С этим этапом Блок, начавший серьезно писать в конце десятилетия («Отроческие стихи», 1897), прямо не связан. Однако в самом конце 1890-х – начала 1900-х годов он становится внимательным читателем произведений «нового искусства», а борьба символистов начала века многое определит в блоковском творчестве.

Особенность первого периода истории символизма обусловлены эпохой. На него повлияли и кризис народничества, и реформы правительства и многое другое. «Декадент»1890-х годов отвергает современность:

Я действительности нашей не вижу

Я не знаю нашего века

(Брюсов)

Он отказывается от любой веры – от веры «в бога и людей»:

Не сотворю себе кумира

Ни на земле, ни в небесах

(Сологуб)

«Декадент» «Ненавидит Родину» (Брюсов) и вообще все реальное. В стихах все больше акцента делается на собственное «Я».

Я – бог таинственного мира (Сологуб)

…и себя я искренно, хоть первый миг, любил.

(Добролюбов)

Символизм второй волны (1900-1907) рождается вместе с общественным предреволюционным подъемом. Тенденция максимального отделения «нового искусства» от традиций современности изменяется в 1900-х годах противоположной установкой увидеть « символизм всего». Под влиянием грозовой атмосферы революции, символизм осознает себя частью национальной культуры, вписывается в нее и во многом обновляет.

Наконец, этап истории русского символизма (1908 – начало 1910-х гг.), справедливо определяется как период «кризиса символизма». Действительно, символизм уже показал себя во всех своих формах. И как «неприятие мира» в
1890-х годах, как восторг мятежа проявился в годы революции «Кризис» проявляется как творческий спад у многих «метров» символизма или их отход от «нового искусства». С середины 1910-х годов о символизме в целом можно было говорить в прошедшем времени. Лишь при таком ограничении его можно воспринимать как яркую и оригинальную страницу русской (да и мировой) культуры.

3. Символизм раннего Блока

Как известно, на дельнейшую жизнь любого человека влияет его семья и воспитание. Александр Блок не был исключением. Его семья часто играла важнейшую роль в жизни поэта.

И сам Блок и многие мемуаристы, и ряд критиков и исследователей творчества Блока, писали об огромной роли «бекетовской культуры» в становлении поэта.

Прабабушка Блока вращалась в кругах известных поэтов-декабристов, таких как Дельвиг. Прадедушка был знаком с самим Пушкиным.

«Прекрасная семья Гостеприимство стародворянское, думы – светлые, чувства -простые и строгие», - говорил Блок о семье в которой вырос.
Кроме того, все семья была связана с литературой. Две тети занимались переводами и даже сами писали стихи и рассказы.

Мать поэта очень любила литературу и сама любила сочинять.

Но в семье «господствовали, в общем, старинные понятия о литературных ценностях и идеалах». И поэтому маленький Саша Блок впитал в себя не новое искусство, а наоборот, исконно русскую, классическую литературу.
Однако – что более важно, «новое искусство» в «бекетовском доме» не столько «не знали», сколько активно не принимали. Слова «декадент»,
«декадентский», часто встречается в переписке членов семьи, в их дневниках, семейных стихах и т.д., и всегда как «чужое» слово с иронической или резко отрицательной окраской. Бабушка поэта позднее сокрурушается по поводу «декадентских» стихов любимого внука, сам Блок- подросток в духе семейных традиций высмеивает (действительно ему малоизвестную) «декадентскую» поэзию в своем рукописном журнале
«Вестник».

Таким образам, первоначальное, воспитанное в «бекетовском доме» отношение Блока к «новому искусству» было не только вполне отчужденным, но и , по всей видимости негативным. Его первые опыты питала совсем иная поэтическая среда- традиции русской лирики XIX–в. И хотя на протяжении своего творчества Блок часто отрицал бекетовские традиции, его путь к поэме «Двенадцать» был одновременно связан с его постоянным возвращением к этим традициям, ставшими для поэта символом русской культуры XIX–в.

Первые стихи Блока (1897-1900), впоследствии объединенные им в цикл,

«Ante Lucem», не предвещают никакого «конфликта» с культурой
Бекетовых. Эти стихи свидетельствуют о том, что Блок во многом учится у русских романтиков (Пушкин, Лермонтов) и лириков середины века(Фет,
Тютчев). Хотя уже тогда создается особый стиль, который во многом тяготеет к символизму. Это, например, тоска по ушедшим культурам. Еще ближе к символизму то, что во многих стихах Блока, при помощи сочинений, цитат объединяются разные эпохи, герои. Например, поэтическое объединение Гамлета и Ленского в стих.

Есть в дикой роще у оврага…:

Есть в дикой роще, у оврага,

Зеленый холм. Там вечно тень.

Вокруг – ручья живая влага

Журчаньем нагоняет лень…

И наконец стихотворения :

Там , там глубоко под корнями

Лежат страдания мои,

Питая вечными слезами,

Офелия, цветы твои!

И все же Блок 1898г. – 1990г. еще отнюдь не представитель «нового искусства».

Поэзия Блока, устремленная за красотой, весьма далеко от напряженного и осознанного индивидуализм декадентов. Поэтическая «картина мира» Блока еще только формируется и в целом традиционна.

Романтическое противопоставление поэта и людей:

Я – равнодушный серый нелюдим…

Толпа кричит – я хладен без конечно

Толпа зовет- я нем и недвижен

Мотивы ранней разочарованности не мешают Блоку пламенно верить в счастье любви:

Теперь одной любви полны сердца,

Одной любви и неги сладкой…

В высокую дружбу:

Когда устанем на пути,

И нас покроет смрад туманный,

Ты отдохнуть ко мне приди,

А я- к тебе, мой друг желанный!

Многие особенности раннего блоковского мироощущения, которые навсегда войдут в его творчество, органически идут от культуры XIX в.

Важно то, что при всей чуждости молодому Блоку какого-либо социального чувства, оно все равно появляется в его поэзии:

Ужасна ночь! В такую ночь

Мне жаль людей, лишенных крова,

И сожаленье гонит прочь –

В объятья холода сырого!

Бороться с мраком и дождем,

Страдальцев участь разделяя.

Но иногда эти настроения Блок отталкивает от себя:

Что человеческие слезы

Когда румянится закат!

Следующий этап в творчестве Блока - это время создания сборника.
«Стихи о Прекрасной Даме». Воздействие «бекетовских» традиций сменилось глубоким чувством к Л.Д.Менделеевой, предреволюционными настроениями народа и впечатлениями от мистической лирики Вл. Соловьева – все это резко изменило мир Блока.

Начало 1900-х годов сразу определило место Блока как младшего символиста, пламенно верящего в спасение, преображение материального
«царства, времени» вечной мистической Красоты:

Явись ко мне без гнева,

Закатная, таинственная Дева,

И завтра, вчера огнем соедини

В 1900-1901 г. Блок еще не связан ни с декадентами, ни соловьевцами: Только в 1902г. Блок знакомится с Мережсковским, а через семью Соловьевых сближается с А.Бельем. Но уже с начала века, Блок внутренне противостоит влиянию «бекетовской» культуры . Им был пережит своеобразный конфликт «отцов и детей». Позднее он скажет «Нет у нас гения отеческого, зато с современностью очень соприкасаемся. Отцы громили нас…
Страшна родителей кара… Позднее будет раскаянье. А того и не будет ».

Первая попытка Блока критически оценить символизм относится к началу
XXв.

До нашего времени сохранилась незавершенная статья Блока о русской поэзии(1901-1902). Цель этой статьи сам поэт определял так: «Следующий очерк не содержит в себе чего-нибудь стройно-цельного. Это критика от наболевшей души, которая стремится защитить от современников белые и чистые святыни».

В своей статье Блок соглашается с Меренсковским, который считал, что символы, не вчерашнее изобретение парижской моды, а возвращение к древнему, вечному, никогда не умиравшему началу. Блок так же считает символизм начала XX века, современным видоизменением вечного и живого начала.

В статье Блок приходит в выводу, что символизм вышел из романтизма, но при этом символизм – не столько продолжение, сколько преодоление романтизма, который кажется поэту старинным и наивным мироощущением…

Подлинный символизм для Блока всегда был связан с поисками идеала, которым была, как и у всех «младших» символистов, «нетленная красота в окружении веры и вера в окружении красоты».

Но, разумеется, неизменно важнее поэзия Блока 1901-1902гг. «Стихи о
Прекрасной даме»- одно из самых глубоких явлений символистического искусства в России и вместе с тем произведение удивительно самобытное, уникальное.

В своем сборнике Блок сумел создать реальное поэтическое единство различных символов. В стихах видно и напряженное ожидание полного обновления мира, и сочетание двух, противопоставляемых друг-другу миров,
«мифического и реального».

«Стихи о Прекрасной доме» нужно читать несколько раз. При первом прочтении они предстают как собрание вполне самостоятельных, хотя и отличающихся удивительным единством эмоций и стиля лирических стихотворений. При втором – в них раскроется единое повествование, а каждое стихотворение окажется его частью.

С одной стороны, «Стихи о Прекрасной Даме» являются художественным описанием вполне «земных» переживаний и любовных мук самого поэта, но с другой стороны в них раскрывается символистское ощущение мира, его понимание и пути развития вселенной.

Конечно, в сборнике могут быть выделены тексты, где господствуют мистические интерпретации изображаемого. Таково, например, знаменитое
«Предчувствую Тебя. Года проходят мимо…» Здесь и эпиграф из Вл.
Соловьева, и написания «Ты», «Тебя», и как бы «вынесенность» действия в пространства «неба», «закатов», подчеркивают тему страстного ожидания земных воплощений.

Вечной женственности и боязни того, что в миг воплощения «Она»,
«изменит облик», окажется во власти земного Хаоса. В других стихотворениях
– и их довольно много,- напротив, заметнее связь с порядившими их реальными событиями. Например, «Не поймут бескорбные люди…», где упоминания «масок, смехов в окне и лирического «я», ожидающего «Всю ночь, всю ночь – у окна! – почти точно воспроизводят ситуацию ожидания поэтом своей невесты, ушедший на маскарад.

Многие стихотворения в равной мере отнесены и к мистическим, и к реальным переживаниям:

Весна ли за окнами –розовая сонная?

Или это ясная мне улыбается?

Или это только мое сердце влюбленное?

У Блока, смысл одних стихотворений проникает в тексты других. В результате любовные, психологические, пейзажные, мистические планы повествования неразрывно связаны.

Таким образом «Стихи о Прекрасной Даме» нельзя рассматривать только как произведение «перерастающее» символизм. Напротив, во многом это- наиболее реальное воплощение творческий устремлений «нового искусства»
XXв.

И все же основания увидеть в «Стихах о Прекрасной Даме » нечто, что не укладывалось символизм начала века – существуют.

В стихах Блока яркость и полнота изображения «земных» чувств иногда оттеняет мистику на задний план.

Например, в строках:

Ухожу в розовеющий лес…

Ты забудешь меня, как простила

Мы видим не только сложности взаимоотношений героя и Души Мира, но видим и теплоту «розовеющего леса», грусть разлуки-чувства самые земные.

В 1902 г. Блок уже предчувствует революцию и это чувство близости
«несказанно» нового придает его стихам человеческую убедительность. В них живет ощущение, что новый мир уже при дверях:

К нам прольется в двери келий

Светлая лазурь.

И полны заветной дрожью

Долгожданных лет,

Мы помчимся к бездорожью

В несказанный свет.

В отличии от других символистов, у Блока «новый мир» лишен мистической туманности, что делает его живым миром красоты, любви и счастья.

И еще одна существенная особенность цикла, выходящая за рамки
«Младшего символизма», «Стихи о Прекрасной Даме» ведут нас не в широкий мир «Нечаянной Радости», не в мир мистической утопии символистов, а в мир уединенный, райский сад первой любви, где живут только двое: лирический герой и объект его высокой любви… « Лирические персонажи» обретают яркость, определенность, выразительность чувств и эмоций.
Читатель ощущает все чувства и переживания героев:

Я долго ждал – ты вышла поздно,

Но в ожидание ожил дух,

Ложился сумрак, но бесслезно

Я напрягал и взор и слух

Когда же первый вспыхнул пламень

И слово к небу понеслось,-

Разбился лед, последний камень

Упал – и сердце занялось.

Ты в белой вьюге, в снежном стопе

Опять волшебницей всплыла,

И в вечном свете, в вечном звоне

Церквей смешались купола.

Эпизод встречи изображен так, что может быть истолкован как некий фантастический или мифологический случай. Но сами эмоции напряженною ожидания и бурной, головокружительной радости встречи, и возникший образ лирического «я», наделены «реальностью», то есть «остаются земными».
Это кардинально отделяет поэзию Блока от поэзии Вл. Соловьева. У
Соловьева герой является только носителем эмоций, не являясь при этом целостным характером, и не облагая индивидуальностью, а образ царицы миров вообще не поддается какому – либо «заземлению, не имеет реальных качеств». Уже позже у Соловьева появляется стихи, где «земное происхождение» героини сознательно подчеркивается, но соединение в ней и мистических, и реальных черт не достигается. Наконец, поздний Соловьев отказывается от поисков ценного в индивидуально человеческом: реальность «лишь грубая кора вещества», под которой герой учится

… осязать нетленную порфиру

И узнавать сиянье божества

(«Три свидания»)

Художественная позиция Блока своеобразна: большинство символистов создали лишь глубоко индивидуальный образ лирического «я» , однако замкнутого в «голубей» тюрьме бытия. Блок в «Стихах о Прекрасной Даме» создает высокий лирический образ-персонаж, выводящий поэта из этой
«тюрьмы».

Итак, Блок в «Стихах о Прекрасной Даме» еще находится под сильным влиянием Соловьева. В цикле отобразились идеалы воплощенной Красоты,
«нового мира», перерожденного Красотой. Но все же, в создании цикла большую роль сыграли и прочные связи Блока с русской культурой XIX в., которые возникли за долгдообращения поэта к «новому искусству» .

4. Круг исканий 1903-1906г.

Следующий этап становления Блока и новый этап его отношения к символизму 1903-1906г. В это время становится заметной парадоксальность и самобытность Блоковского пути. С одной стороны, именно теперь, в годы написания стихотворений, позднее образовавших цикл «Распутья», формирования текстов второго сборника Блока -«Нечаянная» радость(1907), создания трилогии лирических драм (1906), начинается действительный отход поэта от мистического утопизма соловьевства – первый шаг к будущий попытке разрыва с символизмом. С другой стороны, для Блока заканчивается время «одиноких восторгов». Его вводят в свой круг «метры» символизма: весной 1902г. он знакомится с Мережсковским, Блок является посетителем
Религиозно – философских собраний; он ходит на знаменитые среды Вяч.
Иванова и в годы первой русской революции испытывает чувство близости к нему и увлечение идеями «мистического анархизма». В 1904г. после поездки в Москву, Блок сближается с Московскими символистами: с Брюсовым и особенно с кружком молодых московских поэтов – аргонавтов (А.Белый,
С.Соловьев и др.); на 1903-1906г. падают так же переписка, знакомство, начало, апогей и спад дружбы с А.Белым.

Таким образом, Блок был восторженным последователем «нового искусства» в годы, когда имя его оставалось почти неизвестным в символистических кругах и среди читателей, а время затухания мистических зорь совпало с тем, что все большое число людей стало воспринимать Блока как яркого и подающего надежды поэта - символиста.

Просыпающийся интерес Блока к революционной современности, к людям и социальным проблемам настоятельно ставил вопрос о соотношении действительности и поэтического идеала Блока. Ведь революция совсем не была похожа на «лучезарный взор» Девы, Зари, Купины.

И эта предреволюционная действительность настойчиво и с разных сторон врывалась в жизнь и в творчество Блока. Его современник С. Бобров пишет:

«Блок гораздо глубже своих собратьев по символизму пережил 1905г.»
Отрывок из дневника М.А. Бекетовой позволяет уточнить вопрос о изменении блоковского мировоззрения: « Сашура говорит о величии социализма и о падении декадентства в смысле ненужности. За общественность, за любовь к ближним..»»

Университетские волнения , впечатления от одиноких прогулок по дьявольскому», но одновременно манящему Петербургу, особенно – от его охраи, события 9 января – все это определило кардинальные сдвиги в мировоззрении Блока. Определенную роль сыграли и новые литературные впечатления – прежде всего от сборника Бросова «Urbi et orbi» Брюсов указал Блоку совершенно новый поэтические пути к изображению реальности, современных городских будней, современного человека.

В это время Блок критикует «соловьевство» и «петербургскую мистику» Мережковских.

Летом 1903г. Блок пишет А.В. Гиппиусу: «Мы с вами… страшно нагромоздились тревожными теориями. Надо бы подраться с теориями»
Мистические теории противопоставляются Блоком «жизни » и «счастью». Но вместе с тем отрицания этих «мистических теорий» сводится к отрицанию
«теорий вообще, т.е. неизбежно ведет к «декадентству».

Однако Блок в те же годы резко критикует и «декадентство» - как в русском символизме и так и в себе самом.

«Начинаю совсем не выносить декадентство»; «Ненавижу свое декадентство и бичую его в окружающих» и т.д. – неустанно повторит он.
Но в 1903-1906гг., в отличии от последующих этапах эволюции Блока, отрицание «декадентства» зачастую означают попытку вернуться к утопии о спасающей мир Красоте.

Такие же противоречия обнаруживаются и в творчестве Блока: Блок цикла «Распутья», сборника. «Нечаянная радость» неуклонно отходит от веры в «Прекрасную даму», которая «отошла без возврата. Но пути его пока
-это демонические «распутья»», и «действительность», «повседневность»к которым приходит Блок «Пузырей земли» и

«Города» – это царство хаотического, злого («Город»):

Город в красные пределы

Мертвый лик свой обратил,

Серо-каменное тело

Кровью солнца окатил

Или этически нейтрального, вечного («Пузыри земли»)

Одинокая участь свята.

Это Вечность Сама снизошла

И навеки замкнула Уста

Блок по отношению к этому царству зла не становится, в отличии от других символистов, в позу романтического отвержения мира. Подобно
«принимающим» мир «декадентам» Брюсову и Бальмонту и символизму соединявшему «соловьевство» и мистический анархизм, Вяч. Иванову, Блок упивается миром «земли». В земном Блок притягивает его страстность, - то солнечная;

Солнцу, дерзкому солнцу, пробившему путь,-

Наши гимны, и песни, и сны – без числа!

Золотая игла!

Исполинским лучам пораженная мгла!

Опаленным, сметенным, сожженным до тла -Хвала!

то восторги петербургских ночей:

Пускай невинность из угла

Протяжно молит о пощаде

……………………………..

Бегите все на зов! На лов!

На перекрестки улиц лунных!

Весь город полок голосов

Мужских – крикливых, женских – струнных!

Даже революция с таких позиций первоначально представала как веселый праздник разрушения и смерти:

Ведь никто не встретит старость-

Смерть летит из уст в уста…

Высоко пылает ярость,

Даль кровавая пуста…

Что же! Громче будет скрежет,

Слаще боль и ярче смерть!

Вместе с этими, можно сказать «декадентскими» настроениями, Блок все же хочет верить в грядущее повторение «мистических зорь» и пробуждение
«спящей царевны». Он пытается соединять идеалы «Души Мира» и революции:

О, дева, иду за тобой-

И страшно ль идти за тобой

Влюбленному в душу свою,

Влюбленному в тело свое?

Или другое:

Казалось, вверху разметались одежды,

Гремящую даль осенила рука…

И мы пробуждались для новой надежды,

Мы знали: нежданная Радость близка!

Стихотворения, где нисхождение в мир Красоты отождествляется с сотворением царства всеобщего счастья:

Мы все, как дети, слепнем от света

И сердце встало в избытке счастья.

……………………………………….

И Дева-свобода в дали несказанной

Открылась всем – не одним пророкам!

Так все мы- равные дети вселенной,

Любовники Счастья…

-Особенно интересны. В них Блок стремился вернуться в «детский» непротиворечивый мир «соловьевской гармонии»- прославить будущее как мир не только Красоты, но и добра, справедливости, истины.

Но эти попытки оказались несостоятельными. Процессы, происходившие в блоковском творчестве, были необратимыми.

Создается впечатление замкнутого круга колебаний между
«соловьевством» и его «теорией», декадентским отрицанием любых «теорий», апологией полной свободы человечества. Среди этих колебаний вырисовывается основная линия пути.

Эволюция Блока может быть представлена как смена целостных «картин мира», в каждой из которых лежит образ, характеризующий представление об основном начале мира. Для раннего Блока таким образом являлась «Вечная
Женственность», для Блока периода первой русской революции – «символ стихии».

Пафос «стихии» - основного начала бытия – свойственен был, конечно, не одному Блоку; это – существенная черта символизма эпохи революции 1905.
В типично блоковском воплощении «стихия» - это начало нерассудочное, постигаемое интуитивно, связанное с красотой и ее энергией. Энергия эта обычно проявляется в разрушении, но и силы разрушающие, и возникающий от их действия «стихийный » мир – прекрасны. Впрочем «стихия» живет и в городе, составляя его глубинную сущность, прорывающуюся сквозь внешнюю мертвую кору:

Он спит, пока закат румян,

И сонно розовеют латы.

И с тихим свистом сквозь туман

Глядится змей, копытом сжатый.

Среди стихотворений о «стихии» выделяются произведения революционной темы. «Стихия» здесь – это народные массы, вышедшие на улицы «из тьмы погребов», загадочные и непонятные («их речи – словеса незнакомых поречий») .

С ними у Блока сразу же связываются поэтическое представление о будущем: мир стихии – грядущее, быть может уже стучащееся в дверь:

Пусть заменят нас новые люди!

В стихотворении «Подымались из тьмы погребов», написанном 10 сентября 1904г., смена настоящего мира будущим, стихийным представлена как мирная, без борьбы:

Не стерег исступленный дракон,

Не пылала под нами геенна

Такой подход характерен для Блока кануна революции. Он виден в
«Барке жизни» (1904 декабрь) и в поэме «Ее прибытие» (1904 декабрь).

Однако с 1905г. образ «стихии» как народа существенно меняется. Теперь со «стихией» связываются образы социальных катаклизмов, радостного разрушения, борьбы и гибели:

Шли на приступ. Прямо в грудь

Штык наточенный направлен.

…………………………..

Рядом пал, всплеснув руками,

И над ним сомкнулась рать.

Кто-то бьется под ногами,

Кто- не время вспоминать.

Соотношение современного «интеллигентского » и народного мира мыслится теперь как непримиримая борьба:

Толпа проснулась. Дико взвизгнул

Пронзительный свисток.

И в звоны стекол перебитых

Ворвался стон глухой,

И человек упал на плиты

С разбитой головой.

Одновременно с исчезновением иллюзий мирного прихода нового образ
«стихии» получает свой законченный поэтический облик: стихийные катаклизмы природы (бури, вьюги, грози) и катаклизмы социальные объединяются единой символикой (ср. «ропот темы» и «ропот волн»).

В стихотворениях 1904-1905г. особенно заметно и то, что Блок в годы первой русской революции все чаще обращается к традициям русской литературы XIX в. Под влияниями этих «традиций» образы «стихий» претерпевают еще одно существенное изменение: первоначально «стихия» наделялась по преимуществу такими характеристиками, как красота, динамизм, сила – теперь «стихийных мир» и его герои выступают и как объект сострадания, и как носители чувств человечности.

Серые прохожие усердно проносили

Груз вечерних сплетен, усталых стертых лиц.

……………………………………………

Умерла и вновь в дождливой сети тонкой

Зычные, нестройные звучали голоса.

Кто-то поднял на руки кричащего ребенка

И, крестясь, украдкой утирал глаза…

Меняется и отношение к реализму. Новый подход искусству, формирующийся в эпоху «Нечаянной радосты», Блок уже в 1912г. склонен называть: «фантастическим (или мистическим)» реализмом.

Блок стремится к синтезу« разнообразных культурных традиций – черте, присущий значительно более широкому кругу явлений, чем поэтика символизма.

1903-1906гг. – один из самых динамических периодов блоковском эволюции.

Блок начинает путь пламенным приверженцем символизма испытывает и преодолевает воздействия «петербургских мистиков», затем обращается к тем символистским произведениям, которые наиболее отчетливо связаны с настроениями предреволюционных лет. К концу периода Блок как бы завершает круг исканий внутри символизма. Его искания теперь связываются с устремлением от символизма – к Достоевскому, Л.Толстому и – в конце концов
– к Пушкину. На этом пути и формируется Блок «третьею тома» художник, выявивший все лучшие творческие задатки символизма, выведший его на новые дороги русской культуры и в то же время отказавшийся от всего, что мешало другим символистам выйти на эти дороги.

5. Блоковская Критика символизма в 1907-1909гг.

Следующий шаг в эволюции Блока, резко изменивший его отношение к символизму, - в 1907 – начало 1909г., время создания статей народе и интеллигенции, циклов «Вольные мысли» (1907), «Фаина» (1906-1908), драмы
«Песня Судьбы»(1908). В эти время демократизм и реализм прошлого становятся для Блока той внешней по отношению к символизму точкой зрения, с которой он оценивает «новое искусство»:

«Для меня, - пишет он в статье «Вопросы, вопросы и вопросы»(ноября
1908), - «…» гораздо вкуснее старая русская жвачка, чем новая, я думаю, что она гораздо питательнее, я совсем не «модернист», чтобы питаться
«воздухом и обещаниями современной литературы»».

Вместе с тем позиция Блока сложна – и он сам это чувствует.
Культура XIX в. Для него родная «по крови», «бекетовская» культура, культура дедов. Но Блок постоянно ощущает так же свое родство с символистской культурой, можно сказать, что он чувствует свою
«зараженность» ею.

Более привлекает Блока в культуре XIX в. Образ человека. В 1906 году многие писатели, поэты начали напряженно вглядываться в образ «маленького человека», завещанного еще реализмом XIX в. Блок пронзен ощущением исконно прекрасного в человеке, пишет, «как живуч, силен и благороден человек».

Падфос «человека», чуждый, как правило, декадентам, привлекал многих символистов 1900-х г., воспринимаясь как завещанный Вл. Соловьевым:

Здесь, с природой в вечном споре,

Человека дух растет

И с бушующею моря

Небесам свой вызов шлет.

- и оказал влияние на Бальмонта, Брюсова, Белого и др. Но апология человека у символистов носит романтический характер: герой – индивидуалист (Бальмонт, Брюсов) ли жертвенный Агнец (Белый).

Блоковский пафос в 1907-1908 гг. другой .

Образ « маленького человека в литературе XIX в. Включал для Блока две тенденции, символизму в целом чуждые: интерес к социальным проблемам и представление о «человечески прекрасном», как присущем каждому. Блок иронически относится к мещанской интеллигенции:

Что сделали из берега морского,

Гуляющие, модницы и фронты?

Наставили столов, дымят, жуют,

Пьют лимонад…

Образы человека же всегда поэтичны:

И я прекрасен - нищей красотою.

Зыбучих дюн и северный морей или.. вникая в темный говор

Небритых и зеленоглазых финнов

(т.1. стр.355)

Движение от XIX –в. К символизму представляется Блоку спадом. В 1908г. он объявляет, что подлинное искусство – искусство для народа. Теперь
Блок отвергает не только отдельные тенденции внутри «нового искусства», но и весь символизм в целом. Он пишет 25 сентября 1908г. «Не могу принять: ни двух бездн, бога и дьявола, двух путей добра, - «две нити вместе свиты», ни теории познания (Белый), ни иронии (мистический анархизм), «ни всех гаваней» (декадентство)». Но отрицая и брюсовское «декадентство», прославляющее «все гавани», и романтическую иронию, и неприятие мира у декадентов 1890-х и у

мистических анархистов(В.Иванов), Блок , по существу, критикует себя, свое прошлое.

Интересно то, что религиозно – мистические направления символизма, в основном связанные с традициями Соловьева, теперь решительно не удовлетворяют Блока. В одной из своих статей, а именно в статье
«Литературные итоги 1907 года » Блок, говоря о посетителях, религиозно- философских собраний, этого детища Мережковских, иронически пишет об образованных и ехидных интеллигентах, поседевших в спорах о Христе и антихристе.

Резко упрекает Блок символистов в индивидуализме («Им. нипочем, что столько нищих… Они под крылышком собственного «я» ). У символистов, пишет он в статье «Вечера искусств»(октябрь 1908) «нет ореала общественности», поэтому они «еще не имеют права считать себя потомками священной русской литературы». Блок упрекает символизм так же в «мистическом рационализме»: «Как могу я поверить в то, что так страшно симметрично, в богофильство» и «богофобство». Волынского, в «верхнюю и нижнюю бездну»
«Мережковского, в два пути добра»» Минского!.» « Губителен яд этой правильности; тот, кто попробовал его, знает, как разлагающе действует он на живую жизнь. Настоящий поэт не может примириться с этой симметрией».

Но идеалы Блока неоднородны. Ведь часто он критикует символизм с позиций символизма же. Например, высказывание, что искусство способно
«превратить нашу жизнь в сплошной и никогда не бывалый праздник», созвучно с эстетическими утопиями символизма начала XIX в. Блок в 1907-
1908гг. считает, что, вера и воля всякого художника покоится в лоне «вечно- женственного».

В итоге Блоковская «картина мира» в 1907-1908гг., несмотря на крайнюю резкость критики символизма, в своих глубинных основах во многом остается символисткой. Символизм же дает Блоку и способы соединения самых разнородных идей в единое целое. Он удивительно тонко выделяет то общее, что объективно присуще культуре позднего романтизма, реализму и новому искусству- представление об искусстве как отображении неличностных ценностей и идеалов. Это общее и становится основанием для сближения во многом противоположных традиций и идеалов.

Блок надеется на «одно из очень характерных явлений нашей эпохи
«встречу» » реалистов и символистов:

«Реалисты тянутся к символизму, потому что они стосковались на равнинах русской действительности и жаждут тайный и красоты.

Символисты идут к реализму, потому что им опостылел спертый воздух
«келий», им хочется вольного воздуха…»

Первые же мечты о движении символизма к реализму встретили резкий отпор символисткой критики, особенно Андрея Белого. Он пишет: «Слияние символизма реализмом объясняет он (Блок), так сказать, по-домашнему:

Реалисты - де тянутся к символизму, потому что они возжаждали тайны, а символисты идут к реализму, потому что им опостылел «спертый воздух келий» Просто и ясно».

В статьях 1908г. видно полное разочарование Блока в символизме, мысли о его изжитости, ненужности. Блок считает теперь, что символизм не имел для читателя «ничего ни интересного, ни поучительного». В следующей статье Блок вообще объявляет «новое искусство несуществующим. Настоящей школы не было никогда. Это так же ясно, как то, что ее не будет». Таков итог оценки символизма Блоком 1907 – 1908гг.

Следует прибавить, что Блок оказывается в 1908г. в почти полной изоляции от других символистов. На ней сказалась критика Блока Белым, отход Блока от мистических анархистов В.Иванова. Только одобрительные рецензии лично далекого Блоку Брюсова да возобновление осенью 1908г. (после более трех лет длившегося разрыва) контактов с Мережковскими (творчески поэту уже давно чуждыми) остаются тонкими нитями, соединяющими Блока с художниками «нового искусства».

6. Литературная позиция Блока 1909-1911гг.

1909-1911 годы редко выделяются как особый этап эволюции Блока.
Однако в этот отрезок времени отношения Блока с символистами и его оценка символизма вновь изменяются.

В весне 1909г. испытанные поэтом в 1907-1908 гг. подъем, вера в близость революции, стремление к общественной деятельности сменяются апатией чувствам безнадежности борьбы. («Или надо совсем не жить в России, плюнуть в ее пьяную харю, или - изолироваться от унижения – политики, да и «общественности», партийности (….). Пусть вешают, подлецы, и околевают в своих поях – 3 апреля 1909).

Ощущение «непробиваемости» ненавистной поэту реакции, разочарование в известных ему формах «общественности»(прежде всего символистских) и незнание иных ее форм породили новое умонастроение миру реакции, несправедливости и мещанства противопоставима лишь одна ценность красота природы и искусства 13 апреля 1909г. Блок пишет матери о постановке «Трех сестер »: «Это – угол великого русского искусства, один из случайно сохранившихся, каким – то чудом не заплеванных углов моей пакостной, грязной, тупой и кровавой родины». Путешествие по Италии, «обжегшей»
Блока искусством, усилило эту мысль: «Я теперь ничего не могу воспринять , кроме искусства, неба и иногда моря(…). Европейская жизнь так же мерзка, как и русская» . «Отсюда убеждение в праве художника служить лишь творчеству: Я считаю теперь себя в праве умыть руки и заняться искусством».

Противопоставление реальности искусству:

«Лишь в легком челноке искусства // от скуки мира уплывешь» - вновь сближает Блока с символизмом. Идеи Блока 1909 – 1911г. существенно отличаются от по ранних .

Теперь Блок говорит не о красоте мистической, небесной («Стихи о
Прекрасной Даме»), а о земной красоте: природы, искусства, любви. Апология хаоса, возникшая в годы предшествующие первой русской революции, смыкается пафосом гармонии. Мир для Блока не просто прекрасен – он подобен искусству. Сущность и первооснову мира Блок – в духе романтиков и статьи А.Белого.

«Формы искусства»- определяет как «самое совершенное из искусств»- музыку: «Музыка творит мир. Она есть духовное тело мира – мысль(…)».

Наиболее совершенное орудие познания мира, самый точный отзвук мировой музыки – искусство: для проникновения в сущность бытия «иных средств, кроме искусства мы пока не имеем».

Такое осмысление природы и задач искусства – глубоко символистское .
Блок перекликается с ранним Андреем Белым, со всеми «младшими символистами»,особенно с В.Ивановым и даже с Брюсовым.

Блок в 1909-1911гг., как и в ранней молодости, наиболее значительным из направлений современного искусства объявляет символизм, противопоставляя его наивному реализму:

«Солнце наивного реализма закатилось, осмыслить что бы то ни было вне символизма нельзя. Оттого писатели даже с большими талантами не могут ничего поделать с искусством, если они не крещены «огнем и духом символизма». В известной статье «О современном состоянии русского символизма» Блок детально описывает историю направления, безоговорочно приписывая к нему и себя. Символизм для Блока – опять школа, хотя всего год или два назад он утверждал, что никакой «школы»нет и не было. Теперь
Блок вновь говорит об изначальной пророческой миссии символизма.

Несмотря на отразившийся в статье отчетливо символистский характер блоковской «картины мира», она сильно отличается от миропонимания раннего
Блока. Один из основных мотивов статьи – преодоление «одиночества», индивидуализма.

При сопоставлении взглядов Блока 1909-1911гг. и периоды статей о народе и интеллигенции выявляется любопытная закономерность. Общее понимание природы мира, отношение действительности и искусства у Блока остается почти неизмененным. Меняются представления о теме искусства, о способах постижения «миров иных» и земного воплощения идеала. В 1909-
1911гг. понимание темы символизма у Блока одновременно сужается (из него исключается политика, быт) и частично расширяется (входят темы истории, искусства). Так же мы видим, что Блок вновь «вернулся» к символизму, правда оценив его по новому, с другой точки зрения.

7. Блок и кризис русского символизма(1912-1917гг.)

К концу 1911г. взгляды Блока Вновь существенно изменяются. Ощущение начавшегося общественного подъема возрождает - отныне не покидающую поэта
– уверенность в близости неслыханных перемен: «Были в России «кровь, топор и красный петух» (….), а потом опять будут (…). Есть Россия, которая, вырвавшись из одной революции, жадно смотрит глаза другой, может быть, более страшной».

1 декабря 1912г. , работая над драмой. «Роза и Крест», Блок записывает: «Нет, в теперешнем моем состоянии (….) я не умею и не имею права говорить больше, чем о человеческом. Моя тема – совсем не «Крест и
Роза»- этим я не овладею, а судьба человеческая». Уже позднее, в 1916г.
Блок напишет о поэтике «Розы и Креста»:

«Одним из главных моих «вдохновений» была честность, т.е. желание не провраться мистически. Так чтобы все можно было объяснить психологически, «просто». События идут как в жизни, и если они приобретают иной смысл , символический, значит, я сумел углубиться в них.»

Из этого можно сделать вывод, что Блок снова отходит от мистических символов и склонен оценивать действительность с точки зрения реализма.

«Человеческое» господствует и в «Розе и Кресте», и в поэмах
«Соловьиный сад», и «Возмездие», и в грандиозной «трилогии лирики», под знаком которой Блок стремится осмыслить и оформить все свое поэтическое наследие в трехтомном «Собрании стихотворений».

«Трилогия лирики» Блока, как он назвал свое «Собрание стихотворений »- это, конечно, не просто собрание наиболее, с авторской позиции, значимых стихов, создающих картину его пути. Нет, это единое

произведение, где творческий путь осмыслен как история лирического «я», а в ней постоянно подчеркивается «схожесть» с «обычной» историей «совершенного человека», современного мира, России, наконец, человечества.

С одной стороны лирический герой, и «ты»в «трилогии»Блока живут «как все»т.е. в их неповторимо личном отражено социально, национально и исторически характерное для жизни всех блоковских современников. С другой стороны, история «я» и «ты» характерна истории мира в целом а не каких-то отдельных его частей. Блок, осмысливая все свое поэтическое творчество как единый символический текст и воплощая это осмысление в
«лирической трилогии», выступает , и как художник, наиболее полно воплотивший задачи, которые лишь теоретически ставил перед собой
«реалистический символизм» (Вяч.Иванов). Никто из символистов не смог создать в своей лирики такого грандиозного «мира о пути».

Ставил ли подобные задачи символизм в целом? В критике и теоретических работах, особенно 1900-1910-х годов – безусловно да
(Особенно Вяч. Иванов). Однако позиция Блока – художника совершенно особая. Не говоря уже о символистической лирике, насквозь пронзенной романтической идеей неповторимости «я» , даже проза и драма символизма существенно отличаются и общей «картиной мира», и своим строением от зрелого творчества Блока. Основные из этих различий можно легко проследить.

Символизм давал одну из двух интерпретаций «земли» и «человека».
Это, с одной стороны, типично романтическое осмысление «земного» как антитезы «небесного», идеального мира. Эта линия реализуется либо как полное игнорирование «суетливых» дел мирских(«Стихи о Прекрасной Даие», первые сборники стихов Вяч. Иванова), либо как изображение всего земного зла и пороков (И.Анненский, Ф.Сологуб, ранний Брюсов). В таких произведениях роль «земного» резко ограничена, четко и однозначно предопределена, чего совсем нет у Блока 1910-х годов.

Вторая концепция земного являла собой оправдание не только земли, но- особенно у «петербургских мистиков» и земного зла.

«Петербургские мистики» принимали зло не как таковое, а как стадию становления мира, однако , как уже было замечено, отношение к ним Блока еще в начале века было сложным. В целом в данном случае, позиция Блока и «Петербургских мистиков» совпадает. Но есть и различия.

Прежде всего «сюжет» «трилогии» сам поэт определил как путь лирического героя от изначальной гармонии, «мгновений слишком яркого света» - через «болотистый лес» земной действительности с ее
«отчаянием, проклятьями, возмездием », но и, с «земной красотой»с «первыми восторгами книги Бытия»- к рождению человека «общественного», художника, мужественно глядящего в лицо миру: Т.е. роль « земного» в трилогии двойная. Во-первых, «земное», «человеческое»- этап становления «я», связанный с утратой изначальной гармонии и « низвержением» лирического
«я»(и «героини») блоковской лирики на землю. Здесь «земное» - сегодняшняя действительность , во всем ее «зле» - но и красоте, силе . Так воспринимал земной мир Блок. «Нечаянной Радости» , «Снежной маски». Это восприятие близкое «Петербургским мистикам», дополняется описанием измени
«Высокому»:

Был я беден, слаб и мал.

Но Величий неких тайна

Мне до времени открылась,

Я Высокое познал

Недостойный раб, сокровищ

Мне врученных, не храня

…………………………….

Я пошел во вражий стан

…………………………..

Ослепительные очи

Привлекли меня в туман.

- так изображает «путь на землю» Блок 1912г. Герой, идущий этим путем,-
«падший ангел», отступник Прекрасного .

Но трилогия знает и другое, собственно блоковском, «земное», иное
«человеческое» связанное с воплощением идеала в любви и природе («Арфы и скрипки»), искусстве («Итальянские стихи»), в жизни Родины («Родина»), в полнокровном разливе страстей («Кармен»), наконец, в героине «боя» за будущее («На поле Куликовом», «Ямбы»).

У Блока 1910-х г. Воплощение Прекрасного в мире и есть
«Человеческое» и «Человек» в трилогии поэтому – не символы «» чего –то иного, не знаки, а, напротив , глубинное, «тайное» значение таких образов», как «я», «мы», то, что сквозит за буднями повседневности: не земная «маска», а сущность. А у символистов во всех случаях собственно человеческое в образах фактически почти не подчеркнуто, или же оказывается внешней оболочкой, сквозь которую сквозит подлинная, “небесная” сущность изображаемого. То есть любой лирический герой символистских произведений является либо сошедшим в мир божеством (“Стихи о Прекрасной Даме,
“Райская мать” Вяч. Иванова, Богородица Сологуба и т.д.), либо падшим, дьявольским образом (“ты- иная, немая, безликая” Блока, “Лжехристос”
Белого и т.д.).

Блок 1910 –х годов создает собственный “миф о человеке”, миф- о человеческой истории”. Человеку здесь отводится особая, несоизмеримая с философией Вл.Соловьева и других символистов, роль. Этот “миф” был осмыслен в образах фольклора (“царевич”, спасающий, “царевну”), Ветхого
Завета (путь к Земле Обетованной), Евангелия (поэтическая синонимичность образов лирического “я”, Человека и Христа), средневековой рыцарской литературы(“рыцарь”) и в образах “маленького человека”, в героической традиции романтизма XIX и начала XXв. “Падший ангел” – Человек, который когда – то “небо знал”, но “пал” на землю, - оказывается в страшном мире земного зла, хаоса. Познав земные “восторги” и падения , подойдя к краю
“унижения, “обнищания” и гибели, герой “лирической трилогии”должны стать мужественным активным участником “мифа об Истории”.

Именно Человек – участник героического “вечного боя” за Россию –
“Новую Америку”, “рыцарь”, освобождающий “пленную царевну” (“Душу мира”,
“тоскующую в объятиях Хаоса”,- земного зла). Человек – это тот, кто должен победить “страшный мир”, принести в жизнь новую Радость - не
“счастье”, “уединенного создания”, пережитого когда-то “в раю”, а
“творческий восторг”, “Новой жизни” – жизни всеобщей.

Сочетание конкретно- исторического и мифологического пластов повествования, их объединенность “мифом о человеке”, “ мифом об истории” еще заметнее в драме “Роза и Крест” и поэме “Возмездие”. Работая над
“Розой и Крестом”, Блок, как показывают его собственные письма, дневники и записные книжки и подтверждает скрупулезное исследование В.М.
Жирмунского, детально изучал быт описываемой эпохи, ее социальные отношения; стремился он и к углубленно психологическим характеристикам героев. Блок постоянно соотносит социальные коллизии эпохи.

Кризиса феодализма и крестьянских войн с современностью. Как вечные рассматривает Блок и характеры персонажей. Таким образом, для пьесы оказывается необходимым воспроизведение разных сторон действительности.

На этом фоне развертывается “миф”. Все персонажи характеризуются относительно главного критерия – человечности. Входят неудачливость, страдание и одновременно высокое мужество, спокойная жертвенность, готовность к гибели.

Близкую концепцию человеческого и структуру образов находим и в
“полной революционных предчувствий” поэме “Возмездие”.Здесь еще больше конкретно-исторического, бытового, автобиографически точного. Первая глава в особенности строится так, что позволяет истолковать характеры героев как реалистические – определенные эпохой и историей: повествование о
“дворянской семье” , живущей “под петербургским небом”.

Но такое истолкование будет и правильным, и неполным. По Блоку, чем меньше “музыки” в ходе истории, тем больше “среды”, “быта”, “нравов”. Чем громче звучит мазурка исторического “возмездия”, тем эфемернее быт. “Сын” гибнет, уйдя из мира “уютов” и так и не увидел Нового.

А сын Сына (о котором Блок пишет во вступлении к неоконченной поэме) вообще дан вне “быта”: дитя дворянина и польской крестьянки, он живет, заброшенный в “широких, польских клеверных полей”, слушая музыку Природы.
Ему-то, может быть, и сужденно совершить подвиг Возмездия за искалеченные,
“страшным миром” судьбы людей.

Такое понимание Человеческого, резко отличаясь от концепций
Вл.Соловьева и тем более от символистского “соловьевства”, во многом ведет к известным нам традициями – демократическому утверждению исконной ценности человека, дополненному героическими чертами русской культуры начало XX в. – ее верой в мощь и силу Человека. Как мы видим, Блок вновь пытается объединить принципы символизма и реализма, как в 1907 году. Но в то же время, теперь главную роль для Блока играют исторические факторы. Блока 1910-х годов не покидает ощущение, что свет, история и современность, именно во всей их конкретности, отображают становление
“мирового мифа” и что вне знания исторически конкретного невозможно проникнуть в тайны бытия. Отсюда – постоянные мысли о роли конкретных и живых деталей в искусстве: “люблю в “Онегине”, чтоб сжалось сердце от крепостного права. Люблю деревянный квадратный чан для собирания дождевой воды на крыше над аптечкой возле PLAZA de TOROS в Севилье (Муз. Драма
“Кармен”). Меня не развлекают, а мне помогают мелочи (кресла, уюты, вещи) в чеховских пьесах. (….).

Очень люблю психологию –в театре. И вообще чтобы было питательно.
“Питательны”, жизненно важны для искусства, конечно, не разграничений
“самоценные” детали. В итоге если рад критических высказываний Блока (в статьях дневниках и т.д.) совпадал с положениями символистской критики, а творческий метод прозы, поэмы и драмы мог в той или иной степени, но никогда полностью – сближаться с символистским (ср. исторические произведения Мережковского, прозу Белого 1910-х годов, Вяч. Иванова), то лирики, сталь глубоко пронизанной историзмом, символизм никогда не создавал.

Ср. “Возмездие”:

Век девятнадцатый, железный,

Воистину жестокий век!

Тобою в мрак ночной, беззвездный

Беспечный брошен человек!

В ночь умозрительных понятий,

Матерьялистских малых дел,

Бессильных жалоб и проклятий

Бескровных душ и слабых тел!

Крайняя точка расхождения Блока с символизмом – вопрос о способах воздействия искусства на жизнь. Полностью отказавшись от утопий
“жизнестроения”, Блок , поэт революционно активной эпохи, не оставил мыслей о высокой миссии искусства. Однако теперь он видит эту миссию, во- первых, в познавании глубинных основ жизни и главное -путей истории.
“При всей нашей слабости и безмолвии, подкрадывание двенадцатого года к событиям отмечается опять-таки дневнике в литературе”. Связь искусства с ощущением подземного хода истории для Блока особенно важна:

«Мы на стенах читаем строки». В 1910-х годах Блок вновь резко отрицает “мистическое шарлатанство” символистов начала века и избегает ответственного слова “пророк” (“Не называйте поэтов пророками, потому что этим вы обесцените великое слово”).

Зато он охотно подчеркивает то, что отличает его понимания “пророка” от символистского, - необходимость для художника учиться в жизни.

Но высокий смысл искусства Блок, совсем отходя от символистской эстетики, находит в ином. Из дневниковых записей выясняется, что для искусства необходима нравственность: “(…) искусство связано с нравственностью”. Это и есть “фраза”, проникающая в произведение (“Розу и
Крест”, так думаю иногда я )”. Это «тайное» знание проникает не только в
«розу и крест», но и во все творчество Блока 1910-х годов. Его мысли о необходимости для каждого современника знаний об исторической необходимости возмездия (“возмездие”, поэ а и цикл), о долге (“соловьиный сад”, “Роза и Крест”) и высокой героике подвига(“На поле Кумиковом”,
“Ямбы”) не только еще раз свидетельствуют о воздействии на Блока демократизма XIX в. Впервые в истории символизма речь идет о том, что искусство-это средство для служения жизненным , а не “мистическим”,
“небесным”, целям.

8. Блок после Октября.

(Конец символизма 1918-1921г. )

В Октябрьской революции Блок увидел торжество музыки – не искусства звукосочетаний, а той не поддающейся строгим определениями музыки, под которой он понимал первооснову и сущность бытия.

Вскоре наступает 1918 год – год новой эры в истории России и Блока .

В первые январские дни Тревога в Петрограде достигает крайнего напряжения. Город покрывается эсеровскими плакатами, призывающими всех выйти на улицы и провозглашающими: “Вся власть учредительному собранию!”.

На улицах метель. На безлюдных, темных улицах помело глубокие сугробы. Ударил сильный мороз.

Черный ветер,

Белый снег,

Ветер, ветер!

На ногах не стоит человек.

Ветер, ветер

На всем божьем свете!

………………………..

От здания к зданию

Протянут канат.

На канате – плакат:

“Вся власть Учредительному собранию!

Блок начал писать “Двенадцать ” 8 января - и писал весь день. В его записной книжке под этим числом записано:

“Внутри дрожит”.

В дальнейшем наступил перерыв.

Пятнадцатого января записано: “ Мои “Двенадцать ” не двигаются”.

19 января в газете “Знамя труда” была напечатана статья Блока,
“Интеллигенция и революция”. Среди символистов и других поэтов она произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Блок записал: “Звонил Есенин, рассказывал о вчерашнем “утре России” в Тениневском зале. Гизетти и толпа кричали по адресу его, А Белого и моему: “Изменники (…) Катеды и
Мережковский злятся на меня страшно” . К этому Блок приписал красным карандашом: “Господа, вы никогда не знали, России и никогда ее не любили!
Правда глаза колет”.

З. Гиппиус адресует Блоку надменно презрительные статьи. “Люди и нелюди” и “Неприличия”, а затем и стихотворение “Все это было, кажется, в последний….” На получение его Блок сначала пробует ответить письмом.

Он упрекает Гиппиус в пристрастной оценке событий. Однако, не отправив письма, он отвечает Гиппиус в стихах.

Ядом напоенного кинжала

Лезвье целую, глядя в даль

Блок пытается показать “всемирность” своей и узколичностный характер позиции Гиппиус:

Но в доли я вижу – море, море,

Исполинский очерк новых стран,

Голос ваш не слышу в грозном хоре,

Все гудит и воет ураган!

……………………………………….

Высоко – над нами – над волнами, -

Как заря над черными скалами-у

Веет знамя – Интернационал!

Последнее письмо, завершающее 16 – лет нюю переписку Гиппиус и
Блока,- вложенное в конверт без адреса стихотворение “Бывшему рыцарю
Прекрасной дамы”, Было передано Блоку Мережковским 3 октября 1918г.

Впереди 12-ти не шел Христос:

Так мне сказали сами хамы.

Но за то на Кронштадте пьяный матрос

Танцевал польку с Прекрасной Дамой.

Говорят – он умер. А если и нет?

Вам не жаль Дамы, бедный поэт?

Поэма “Двенадцать” родилась 27 и 28 января. Поставив точку, Блок 29 января записал в дневнике: “Страшный шум, возрастающий во мне и вокруг …
Сегодня я -гений”.

После выхода поэмы отношения с символистами окончательно разрываются. Как говорилось выше, первыми отвернулись от поэта
Мережковские. Они же налаживали бойко автору “Двенадцати”. Так же резко.
Оборвались отношения с Вяч. Пястом, одним из самых близких друзей Блокова в
1910-х годах. Приятель и пламенный почитатель Блока эпохи “Вольных мыслей”, Г.Чулков громит Блока в статье “Красный призрак”; близкий в
1900-х годах к символизму М.Прищвин, в статье “Большевик из Балаганчика” утверждает, что “скучающий” индивидуализм, отсутствие идеалов и ирония – основные качества личности и творчества Блока. Ф. Сологуб вместе с Вяч.
Пястом и А.Ахматовой отказываются участвовать вечере, где должна была исполняться “Двенадцать”.

Разумеется Блок встречался в Петрограде с рядом писателей – символистов или с людьми, в той или иной степени к символизму близкими.
Но все эти встречи носили чисто официальный характер.

В годы революции особенно явно выступает на первый план общая отчужденность поэта от символизма, как безнадежно далекого и мало интересного прошлого. Таково, например, отношение Блока к Бальмонту, уже в середине 1900-х годов глубоко его разочаровавшему.

Более сложны, противоречивы и не совсем относятся только к памяти о прошлом чувства Блока к А.Белому и Вяч. Иванову. Белый 1918 года, близкий к “стихийнической” стороне блоковского принятия Октября, явно ищет новых связей с Блоком.

Его письмо от 17 марта полно прежнего “трепета” в отношении к блоковскому творчеству. В ответном письме Блок напишет: “Твое письмо меня очень поддержало”. Он заранее, так же попросит Белого не пугаться
“Двенадцати”. Мнения двух поэтов в 1918 были более близкими не раз сравнивали между собой “Двенадцать” и “Христос воскрес!” Белого. И все же пропасть между Блоком и Белым, которую вырыли их личные конфликты и особенно 1917-1918гг, оказалась непреодалимой. Виноге поэты оказываются слишком далекими друг от друга. Так во время одного из приездов Белого в
Петроград, Блок заходил к нему в отель “по делу”: “Дела и ничего не вышло”, - констатирует Блок.

С Вяч. Ивановым духовные пути Блока в эти годы тоже перекрещиваются.
В начале 1918г. Иванов порвал отношения с Блоком. Но постепенно их позиции сближаются. Блоку безусловно Были близки некоторые идеи Вяч.
Иванова: пафос истории, культуры, памяти. Но при этом Блоку чужда в
Иванове отстраненность от действительности, путь от символистского мистицизма к религии.

И так, после октябрьские годы – это время с каждым днем углублявшегося разрыва всех личных духовных связей Блока с символистами – от окончательных разрывов (З.Пиппиус, Мережковский) или постепенного отхождения (Р.В. Иванов - Разумников) до превращения контактов в чисто бытовые (Е.Иванов), деловые (В.Зоргенфрей) или ничего, “специфически символистского” в себе не заключающие (К.Чуковский, А.Волынский и др. ).
Даже в случае сохранения известной объективной общности позиции(А.Белый,
В.Иванов), она уже не может стать основой для сколько-нибудь серьезных и важных контактов. Символизм и символисты для Блока революционных лет
-только прошлое.

Да, Блок принял революцию. Он видел в ней свет, новые возможности. И писать он стал по-новому. Мир Блок воспринимает предельно напряжено, героически, в полной готовности гибели во имен революции. Отсюда – рост героико -романтических черт мировосприятия и времени. Оно соединяется с ростом своеобразной тяги к “реализму”, Блок хочет писать правду о себе, своих современниках и своем времени. Например, текст “Двенадцати” насыщен реалиями и намеками на жизнь Петрограда 1917-1918 годов.

Да и вообще “Двенадцать” – противоречивое произведение. В одном из писем Блок напишет: “Я чувствую временами глухую травлю; чувствую что есть люди, которые никогда не простят мне “ Двенадцати”; но, с другой стороны, есть люди, которые (совершенно неожиданно для меня) отнеслись сочувственно и поняли, что я ничему не изменил ”.

После смерти Блока, Маяковский пишет: “Помню, в первые дни революции проходил я мимо худой, согнутой солдатской фигуры (…). Меня окликнули. Это был Блок (…). Спрашиваю: “Нравится? ” – “Хорошо”, - сказал Блок, а потом прибавил: “У меня в деревне библиотеку сожгли”.

Вот это “хорошо” и это “библиотеку сожгли” было два ощущения революции, фантастически связанные в его поэме “Двенадцать”. Одни прочли в этой поэме сатиру на революцию, другие – славу ей. Это объединение двух различных мнений в единое произведение - и есть Александр Блок. В поэме он без прикрас показал весь ужас революции, ее ошибки. Но в то же время он оставил для себя надежду , что все улучшится, что люди поймут свои ошибки и не повторят их. К сожалению, этого не произошло.

После разрыва с самими символистами, Блок меняет свой взгляд и на символизм. В статье “Владимир Соловьев и наши дни” Блок называет идейного учителя символистов 1900-х годов “духовным носителем и вестником тех событий, которым надлежало развернуться в мире”. Ученики Соловьева унаследовали от него это чувство будущего и Блок считает себя обязанным от лица “ соловьевцев”1900-х годов “указать на то (…) что самое начало столетия было исполнено существенно новых знамений и предчувствий”. Поэтому главное, что подчеркивает Блок в Вл.Соловьеве и его учениках, - это
“страшная тревога, беспокойство, способное довести до безумия”.

Однако Блок горько и решительно сознается, что русский символизм не исполнил задуманного. Распад символизма, решительно относимый теперь к сравнительно далекому прошлому (конец 1900-х начало 1910-х годов), Блок объясняет причинами идейными: “Писатели, соединившиеся под знаком
“символизма”, в то время разошлись между собой во взглядах и миросозерцаниях”. Это - известная ситуация “кризиса символизма” , когда
“Брюсов и его соратники пытались вдвинуть философское и религиозное течение в какие –то школьные рамки”. В итоге “Храм “символизма” опустел, сокровища его бережно унесли с собой немногие: они и разошлись молчаливо и печально по своим одиноким путям”. Блок, очевидно, причисляет себя к тем, кто “бережно унес” и “продолжает хранить” наследие символизма XXв. Но крах символизма для него самого как целого очевиден.

Блок не оставил целостных размышлений о причинах гибели направления, но в его статьях и рецензиях разбросаны важные замечания о том, что именно в наследии символизма губительно. Это - и “яды” индивидуализма, и недосказанность, невыраженность многих важнейших сторон символизма. Это и язык символизма . Его Блок считает, с одной стороны, могучим средством познания мира, с другой, однако, он подчеркивает, что язык этот “условен и непитателен” : отвлекаясь от реального, он представляет “не людей, а некие собирательные существа”.

Блок при всей вере в то, что именно символизм был предвестником
“гармонизации” мира , видит его коренной порок в “ непитательности ” –
“внежизнености и отвлеченности”. “Современный художник, к кому бы цеху он не относился , - неустанно повторяет Блок,- в работе своей-
“натуралист”(…)таскает на плечах грузы психологии, истории, быта ”.
Символизм, предвестник новой “музыки” жизни, сам слушал эту музыку только через культуру, пренебрегая “психологией, историей, бытом”.

9. Заключение.

Идеалом Блока была художественная культура. По глубокому убеждению
Блока следует стремиться не к “закрытости”, изоляции от других художественных и общественных веяний, а к культуре, открытой всем ветрам истории и искусства. В отличие от ряда символистов, Блок широко и жадно впитывал впечатления окружающего мира. Искусство для Блока определялось не
“цеховой” принадлежностью, а способностью” слушать в мире ветер”. Блоку никогда не изменяла “бесстрашная искренность”, которая была в любом его стихотворении. Он хотел быть понятым читателями и надеялся, что когда- нибудь о нем скажут:

Простим угрюмство - разве это

Сокрытый двигатель его?

Он весь – дитя добра и света,

Он весь – свободы торжество!

10. Использованная литература.

1.Литературное наследие « Александр Блок. Новые материалы и исследования ». Том I.

2. Александр Блок. «Полное собрание стихотворение в двух томах. »

3. Вл. Орлов « Гамаюн. Жизнь Александра Блока ».

4. Энциклопедия для детей « Русская литература XXв ». Издательство «
Аванта плюс ».

5. М.А. Бекетова «Александр Блок».

6. А. Белый « Дневниковые записи»