В статье приводятся некоторые наблюдения, касающиеся предполагаемой автором трансфор-мации традиционной реалистической художественной системы, имеющей место в русской литературе конца 19-начала 20 вв. На основе анализа творчества современных русских прозаиков, а также критики и литературоведения, выявляются наиболее характерные свойства художест-венных текстов, созданных на основе традиции реализма.

Ключевые слова: современная русская литература, реализм, постреализм, художественная сис-тема, повествование, психологизм

В стремлении осмыслить идейно-художественную адекватность реалистической парадигмы в современной литературе наука и критика переоценивает не только явления соцреалистической литературы, но и основы классического реализма XIX века. Ядром реалистической эстетики традиционно считалась обусловленность характеров социальными обстоятельствами – «правдивое воспроизведение типичных характеров в типичных обстоятельствах» [1]. В рамках конкретно-исторической модели действительности индивидуальная судьба человека была связана с судьбой общества или всего человечества. Мотивация характера в реализме сочетает психологические и социально-исторические детерминанты и основывается на типизации как главном принципе художественного обобщения. При этом типическое – это не только социально-классовое, но и общечеловеческое.

Современные исследователи ориентированы на пересмотр традиционной оптики реализма XIX века в рамках исторического «материала» века ХХ. Обобщение художественного опыта прошлого столетия приводит к мысли, что концепция социально-исторического и психологического детерминизма не исчерпывает потенциал реалистической традиции. В частности, по мысли Н. Лейдермана и М. Липовецкого, на ее эволюцию в современной литературе повлияло, с одной стороны, развитие модернизма, с другой, – опыт соцреализма. Оба явления обнаружили ограниченность социологического подхода, согласно которому реалистическая эстетика материализует обусловленность характеров социальными обстоятельствами. Модернизм раскрыл заложенные в традиции реализма (в частности, в эстетике Достоевского) внесоциальные, онтологические и метафизические мотивировки человеческого поведения и сознания, соцреализм довел до абсурда представление о «типических характерах в типических обстоятельствах» [2]. Авторы учебника современной русской литературы Н. Лейдерман и М. Липовецкий указывают также на кризис жанра романа «с его установкой на поиск “всеобщей связи явлений”», которая «в годы сломов и духовных катастроф <…> не удается стать “формой времени”». Исследователи выявляют противоречия, свойственные реалистической эстетике в конце ХХ века: изображение художественной действительности максимально приближенной к документальной основе и мифологизация, следование принципам исторического детерминизма и апелляция к мистике, жизнеподобная пластика и тяготение к символизации. Писателям-реалистам, стремящимся «с максимальной глубиной постигать усложнившиеся отношения между характерами и обстоятельствами, приходится существенно обновлять творческий арсенал, стараясь по возможности использовать для решения собственных задач то, что наработано соперниками и соседями по художественному движению» [3].

Актуализируется в конце ХХ века и поиск философской платформы для реалистического мировидения. Против представления позитивизма как мировоззренческой основы реализма, редукции метода до «социального анализа» и «жизнеподобия» выступает В. Е. Хализев [4]. Мировоззренческие истоки реалистической парадигмы исследователь предлагает усмотреть не в позитивистской философии, а «в заповеди любви к ближнему – в многовековой христианской традиции, обогащенной опытом Нового времени» [там же]. Т. К. Черная, утверждая реализм категорией мировоззренческой, общефилософской, проецирующейся в область искусства слова, определяет его как «специфическую, исторически сложившуюся, сущностно познавательную, внутренне детерминированную, эстетически системную художественную философию, допускающую изображение не только “жизни в формах жизни”, но и жизни в формах, не поддающихся непосредственному восприятию и знанию» [5]. Решение онтологического, а не эстетического вопроса исследователь называет определяющей задачей художественного метода. Философско-эстетическая концепция реализма допускает существование «бытия как присутствия», «каким бы оно ни представало – достойным, гармоничным, обусловленным или противоречивым и трагично разломанным» [там же].

Таким образом, научная мысль ищет гибкий подход к реализму, который позволил бы вместить в себя художественный опыт ХХ века. Одновременно художественная практика представляет разнообразные формы трансформации реалистического письма, формируя внутри единой художественной системы множество стилевых направлений. «Молодая» литература дает примеры художественного синтеза между классицизмом, сентиментализмом, романтизмом, модернизмом и реализмом. Эта тенденция к стилевому взаимопроникновению отмечена авторами ряда статей и диссертаций последних лет [6]. Стремление современной прозы к трансформации художественных моделей, форм и конструкций Т. Н. Маркова называет приметой эпохи художественной «переходности», рубежного бытия и смены художественных парадигм [7]. О формировании нового типа поэтики в 1992 году заявляет статья Н. Л. Лейдермана «Теоретические проблемы изучения русской литературы ХХ века: Предварительные замечания» (Русская литература ХХ века: Направления и течения. – Екатеринург, 1992. – Вып. 1), где в числе прочих художественных тенденций впервые указывается формирование на основе модернизма и реализма нового творческого метода. Тогда же в печати появляется статья К. Степаняна «Реализм как заключительная стадия постмодернизма» (Знамя. – 1992. - № 9), в которой «новый реализм» рассмотрен как синтез традиционно-идейного взгляда на мир с субъективным, свойственным модернизму. В книге «Русская проза конца ХХ века» Г. Л. Нефагина определяет такие аспекты трансформации реалистической системы, как ослабление социальных характеристик героя, перенос акцента на сознание и самопознание личности, пытающейся преодолеть хаос и разорванность внешнего мира.

Литературная критика начинает поиск названия для новых художественных образований. Возникают такие определения, как «новый реализм», «постреализм», «пост-постреализм», «трансметареализм», «гиперреализм», «пост-модернистский реализм», «другой реализм». Стилевыми новообразованиями реалистической литературы называют «символический реализм», «романтический реализм», «сентиментальный реализм», «мистический реализм», «метафизический реализм», «психоделический реализм».

Примером поиска адекватных решений существования реализма в условиях конца ХХ века является феномен «постреализма», концепция которого разработана Н. Лейдерманом и М. Липовецким [8]. Эстетической базой новой художественной системы авторы называют теоретические идеи М. М. Бахтина, заложившего, по их мнению, основы новой релятивной эстетики, которая предполагает взгляд на мир как вечно меняющуюся текучую данность. Гипотеза о «постреализме» направлена на утверждение нового творческого «инструментария», позволяющего осваивать мир как дискретный, алогичный, абсурдный хаос и искать в нем смысл. В литературной периодике эта концепция вызвала полемику. В частности, П. Басинский видит в «мутации» реализма опасность, заявляя, что «любые средние фазы между реализмом и модернизмом ведут к гибели реализма. Его цели и смысл слишком точны и не терпят никакой относительности. Если художник согласился на произвол, на “самовыражение”, значит, он потерял доверие к миру, к его замыслу и теперь его цели лежат совсем в другой области и его счастье – совсем другое» [9]. Подобное явление рассматривает и К. Степанян [10]. Признаки «нового реализма» он находит в языковом своеобразии прозы рубежа веков, и прежде всего – в расширении лексических запасов и обогащении образного строя произведений благодаря обращению к прошлым культурам и эпохам. Идею синтеза постмодернизма и реализма, называя это явление «трансметареализм», продолжает Н. Иванова [11]. В качестве формально-смысловых параметров этого литературного феномена, развившегося в творчестве Бакина, Ермакова, Дмитриева, Маканина, она предлагает следующие признаки: «развертывание текста как единой многоуровневой метафоры, интеллектуализация эмоциональной рефлексии, проблематизация «проклятых вопросов» русской классики» [там же].

Итак, в науке о литературе и критике рубежа веков проблема определения и дифференцирования современной реалистической литературы остается нерешенной. Сложность характеристики реалистической системы объясняется многообразием ее стилевых течений и феноменов. «Реализм» выступает в виде индивидуальных художественных решений. Причем к авторам реалистического толка часто относят писателей, находящихся в стилевом отношении на крайних полюсах литературной среды.

В конце 1990-х годы не утихает волна интереса писателей к советскому прошлому, которое переосмысливается, как правило, с позиций неомифологизма. Духовно-нравственная переоценка советского периода, осмысление причин кризисного сознания человека рождают жанровые трансформации с ярко выраженным антиутопическим пафосом. Показательный пример жанрово-стилевого опыта представляет собой роман-житие «Дурочка» Светланы Василенко, внутреннее единство которого обретается на стыке исторической фактурности, мифологического сознания и натуралистичности повествования. Элементы художественной условности организуют образный уровень, становятся сюжетообразующими, формируя причудливую пространственно-временную композицию. Художественное время преломляется, соединяя исторические тридцатые и шестидесятые. Реалии сталинского времени, персонажи советского ряда переплетаются с фольклорными сюжетами и сказочными героями. Все повествование пронизано узорной метафоричностью христианских и фольклорных образов, напоминая народный лубок. Именно через фольклорные, мифологические категории «оценивается» бытийность советского времени. Стилевую глубину романа, обнажающего уродливую природу советского мироустройства, органично дополняет гротескная поэтика. Ярким примером ее служит создание образа села, прикинувшегося немым, чтобы «не слышать» призыв объединяться в колхоз. Гротеск, по законам которого в романе выстраивается советская линия, обнажил трагикомические противоречия между коммунистической мифологией и реальностью. Однако при всем хронологическом и стилистическом полифонизме повествование четко ориентировано на однозначно узнаваемую историческую реальность конца ХХ века. Она возникает как итог советского мироустройства. Сцена, когда дети посреди ночной степи ждут атомный удар, реалистически выверена автором и лишена всякой двусмысленности.

Разработка нового типа психологизма с особым вниманием к глубинным процессам человеческой психики с одной стороны и символическим деталям с другой присуща прозе молодого реалиста Андрея Дмитриева. Действие большинства произведений писателя разворачивается в вымышленном городе Хнове и его окрестностях, образуя «хновский цикл». Сам автор определяет данный топос как некий символ: «Хнов – это состояние. Состояние реальности, которое я чувствовал в семидесятые годы, но не нашел иного способа выразить его – чтобы было и лаконично, и объемно, и зримо. Хнов – это застой (не в политическом, но в экзистенциальном смысле)...» [12]. В повести «Поворот реки» посредством кинематографичного сцепления нескольких эпизодов раскрываются поведенческие модели героев. Авторское повествование вступает в прямой диалог с их мыслями и памятью. Зоны сознания разных героев встречаются, следуют друг за другом, разворачивая сюжет. В повести заметно внимание к художественным достижениям «деревенской прозы» с ее стремлением выйти на онтологические законы бытия, прозреть в жизненном материале символы Вечного. На краю обрыва маленький герой повести наблюдает за рекой. И пока взрослые ищут божье присутствие в мертвых фресках заброшенного монастыря, мальчик, освобожденный во сне, бежит по волнам бескрайнего синего океана. Реалистическая пластичность письма, соединяясь с лиризмом, создает почти музыкальное произведение – хрупкую, ускользающую от однозначных толкований повесть. Жанрово-стилевые опыты писателя не позволяют однозначно отнести повесть к произведениям «традиционной» литературы.

В современной реалистической прозе обновляется концепция личности, возникает новый тип психологизма, связанный с закрытостью современного человека, попытками переоценить традиционные духовные категории. Жанровые новообразования свидетельствуют о специфическом художественном мышлении авторов. Формируется новая модель повествования с нарушением пространственно-временных связей, усилением символических, знаковых элементов, ассоциативных цепочек и аллюзий. Актуализируется философское осмысление действительности, определяющее установку на мифологизм, расширяя и углубляя повествовательное пространство. Прием полистилизма в текстах молодых авторов имеет внутреннюю мотивировку – историческую, психологическую или сюжетную, – заменяя традиционные формы реалистической поэтики. Спецификой «рубежного» сознания обусловлены такие художественные тенденции, как антиутопический пафос, интерес к историческому прошлому, актуализация широкого спектра литературных традиций, интерес к феномену смерти и психическим отклонениям, тяготение к жанрово-стилевым экспериментам, проникновение в литературное пространство достижений кинематографа, театра и живописи.

Повествовательная манера писателей, работающих в рамках реалистической традиции, – таких как Л. Бородин, А. Варламов, С. Василенко, Б. Евсеев, А. Дмитриев, А. Терехов, свидетельствует, на наш взгляд, об экспериментальном отношении к традиции, жанрово-стилевом обновлении современной реалистической прозы. В ней вариативность мировидений, стремление к новым художественным решениям связаны с постановкой вопросов духовно-нравственного порядка, которые по-прежнему служат ориентирами творческого поиска «традиционной» литературы.

Список литературы

1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч.. 2-е изд. – М., 1965. Т. 37; С. 163.

См.: Реалистическая традиция: кризис и переосмысление // Лейдерман Н. Л. и Липовецкий М. Н. Современная русская литература: 1950–1990-е годы: Учеб. Пособие для студ. Высш. Учебн. Заведений: В 2 т. – Т. 2: 1968–1990. – М.: Издательский центр «Академия», 2003. – 688 с. – C. 523.

Н. Лейдерман. Георгий Владимов и его генералы, или Реализм сегодня // «Урал» 2003, № 7 .

См: В. Е. Хализев. Место и роль авангардизма, модернизма и классического реализма в русской литературе ХХ века // Русская литература ХХ-XXI веков: проблемы теории и методологии изучения: Материалы Международной научной конференции: 10-11 ноября 2004 г. / Ред.-сост. С.И. Кормилов. – М.: Изд-во Моск. Ун-та, 2004. – 472 с.; С. 13.

Т. К. Черная. Реализм как художественная философия // Русская литература ХХ-XXI веков: проблемы теории и методологии изучения: Материалы Международной научной конференции: 10-11 ноября 2004 г. / Ред.-сост. С. И. Кормилов. – М.: Изд-во Моск. Ун-та, 2004. – 472 с.; С. 232.

См., например: Н. М. Солнцева. О некоторых универсалиях новой литературы // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 2002. № 2.

См.: Маркова Т. Н. Современная проза: конструкция и смысл (В. Маканин, Л. Петрушевская, В. Пелевин): Монография. – М.: Изд-во Моск. гос. обл. ун-та, 2003. – 268 с.

См.: Н. Лейдерман, М. Липовецкий. «Жизнь после смерти, или Новые сведения о реализме» // Новый мир. 1993. № 7; Постреализм: формирование новой художественной системы // Лейдерман Н. Л. и Липовецкий М. Н. Современная русская литература: 1950–1990-е годы: Учеб. Пособие для студ. Высш. Учебн. Заведений: В 2 т. – Т. 2: 1968–1990. – М.: Издательский центр «Академия», 2003. – 688 с. – С. 583-668; Н. Лейдерман. Георгий Владимов и его генералы, или Реализм сегодня // Урал, 2003, № 7.

П. Басинский. Возвращение. Полемические заметки о реализме и модернизме // «Новый Мир» 1993, № 11.

См.: К. Степанян «Реализм как заключительная стадия постмодернизма» // Знамя. 1992. № 9.

См.: Иванова Н. Преодолевшие постмодернизм // Знамя. 1998. № 4. С. 193-204.

Мифология свободного полета. Андрей Дмитриев в беседе с корреспондентом «Литературной газеты» М. Сетюковой // Литературная газета. № 23. 8 июня 1994.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://evcppk.ru