Российское чиновничество в произведениях А.П. Чехова
p> Замечу что, такой человек не видит человека и в другом, а только чин,
некий символ, указывающий на субординацию, и только. Человеческое общение
вытесняется служебным соподчинением. Социальная функция оказывается
главенствующей, поглотившей всего человека. Он уже не живет в полном смысле
слова – «функционирует»… Это ли не Чиновник с большой буквы, почитающий
чин, а не человека?
Собственно, вся система рассказов Чехова посвящена исследованию
различных граней духовного подчинения и рабства, начиная от самых простых
(с которых мы и начали анализ) до сложнейших.
В чеховском повествовании среда перестала быть внешней, посторонней
человеку силой, и персонажи зависят от нее в той мере, в какой сами же ее
создают и воспроизводят (формируют своим участием).
Чехов дал множественный анализ причин, принуждающих людей к
подчинению в неволе. Принято говорить, что он «разоблачает» - бичует
угодничество, лихоимство, лесть, предательство, ложь и другие пороки
человека социального. Но для такого «разоблачения» вовсе не нужно быть
Чеховым.
Глубокий, сокровенный смысл чеховского труда и художественного
открытия состоял в том, что как писатель, как психолог, как врач, он капля
за каплей, рассказ за рассказом исследовал состав рабьей крови.
В последние годы жизни Чехов пометил в записной книжке: «Нигде так не
давит авторитет, как у нас, русских, приниженных вековым рабством, боящихся
свободы… Мы переутомились от раболепства и лицемерия».
В своих рассказах Чехов беспощадно рисует самые различные проявления
холопства как вопиющего искажения человеческой личности. При этом писатель
улавливает кровную связь холопства и деспотизма: одно порождает,
поддерживает и питает другое.
Так, в рассказе с весьма точным названием «Двое в одном» один и тот
же чиновник проявляет себя без всяких душевных драм различно в разных
обстоятельствах – то как раб, то как властелин. Эта же тема совершенно
беспринципного конформизма, обнажающего в человеческой природе и холопа, и
деспота, ярко звучит в рассказах «Хамелеон» (как образ природного
приспособленца) и «Маска».
. Подробнее остановимся на рассказе с выразительным названием
«Торжество победителя»: Рассказ отставного коллежского регистратора (1883
г.).
В рассказе речь идет о том, как выбившийся в чины Козулин – нынешний
«победитель» - измывается и глумится над бывшим своим начальником Курицыным
и другими своими подчиненными, угощая их обильным масленичным обедом…
Козулин, судя по всему, чиновник средней руки: «для нашего брата, не
парящего высоко под небесами, он велик, всемогущ, великомудр» - так говорит
рассказчик; на самом же деле он не может похвастать успешной карьерой, хотя
уже немолод, да к тому же мелковат и злобноват, как характеризуют его
подчиненные. «Маленький человек» у Чехова, даже наделенный немалым чином,
мал и всеми остальными человеческими признаками – как данными ему от
природы, так и благоприобретенными. Но в мирке раболепных подчиненных он
действительно чувствует себя всемогущим. Среди его гостей оказался его
бывший начальник, которому он прислуживал прежде как предписано положением
дел, а теперь низко, изощренно и зло мстит ему за свое унижение.
Так в изображении Чехова чиновник выступает как существо, в потенции
содержащее в себе как качества деспота, так и качества раба,
обнаруживающиеся лишь в зависимости от реального его положения в системе
начальствования и подчинения.
Страшную вещь поведал нам о человеке А.П. Чехов: тот, кто претерпел
когда-то унижения, уже в зародыше взрастил в себе злобу, и при определенных
обстоятельствах непременно выплеснет свою деспотическую власть на другого,
а при возможности будет мстить всем, не разбирая правого и виноватого,
получая садистское наслаждение от чужих унижений (выплеснет свои низменные
инстинкты).
Поведение Козулина, наделенного властью над своими гостями –
подчиненными, бесчеловечно и отвратительно: чиновник не видит в подчиненном
человека, в начальственном кураже совершенно теряет свое лицо, обнаруживая
безобразную природу человека, его страсть к самоутверждению за счет
слабого, в данном случае – подчиненного.
Интересно отметить тот факт, что у бывшего начальника – Курицына –
эта жестокость и страсть самому топтать слабого отсутствуют. Возможно
поэтому он и не преуспел в карьере и вышел в отставку в самом мелком чине –
коллежским регистратором. Эту информацию дает читателю подзаголовок, хотя в
самом рассказе ни один персонаж не назван по чину.
Итак, Курицын. Он, конечно, искателен и труслив, смеется с другими
над унижением слабого, и сам готов унижаться за мелкую должность.
Разыгрывая шута вместе с престарелым отцом по приказанию начальника, он с
удовлетворением думает: «Быть мне помощником письмоводителя!» И, вспоминая
через много лет грозного начальника, он мысленно трепещет перед ним… Вот
она, главная причина возможности тирании любого масштаба, та почва, на
которой только и может произрастать бесправие и произвол – это готовность
их воспринимать и продолжать, им подчиняться. Ради чего?
В «казенной» России человек испытывает пагубное влияние общественного
уклада: существование человека обесценено, важен его социальный статус,
повышения которого можно добиться, лишь поднимаясь по служебной лестнице,
сделав успешную карьеру. Так чин, очередное звание, награды стали способом
перехода в новое качество жизни, дерзкая мечта о которой живет в каждом
«маленьком человеке».
Чехов не имеет себе равных в русской литературе в изображении того,
как социальное положение человека определяет собою все прочие аспекты жизни
(включая семейные, товарищеские и любовные отношения), становится главной
человеческой функцией, а все остальное – производным.
Еще несколько ассоциаций по рассказу «Торжество победителя».
В этом маленьком и, казалось бы, нелепом сюжете Чехов с удивительной
зоркостью показывает нам истоки тиранства: Козулин не убивает людей и не
подвергает их пыткам, поскольку он всего лишь – начальник канцелярии, а не
концлагеря. Но никаких моральных тормозов у него нет. Разные – только формы
истязания…
Но и Чехов не мог предвидеть жутких монстров, фашистов и массовых
убийц, на которых столь щедрым оказался XX век.
Уже в названии рассказа обозначено подлое человеческое явление –
торжество над побежденными, т.е. зависимыми людьми. Это звучит очень
тревожно и для нашего времени, ведь победить можно только в противостоянии,
войне, которую люди постоянно ведут на разных уровнях…
Чтобы быть «победителями»?!
Хотя Чехов никогда не был чиновником, этот малопривлекательный
исторический и малохудожественный литературный стереотип превращается в его
рассказах в зримые и сочные образы (ставшие даже именами нарицательными),
воплощающие характерные черты этого сословия.
Важно отметить, что в сочинениях Чехова происходит описание тенденции
очиновничения всего русского общества, превращение массы людей, формально
не считавшимися чиновниками, в нечто чиновникообразное. Чехов создал образы
не просто чиновников по профессии, а образы чиновничьих отношений во всех
сферах жизни и во всех слоях общества.
Обратимся к рассказам.
. Чины и ордена встречаются в рассказах Чехова, пожалуй, чаще, чем у
других писателей. Один из ранних рассказов называется «Орден».
Гимназический учитель в чине коллежского регистратора по имени Лев
Пустяков отправляется на обед к знакомому купцу, надевая чужой орден
Станислава, потому как хозяин «страшно любит ордена» и, предполагая
произвести фурор. Но в гостях ему пришлось столкнуться с другим «фурором»:
его сослуживец, оказавшись за столом напротив, тоже надел незаслуженный
орден Анны. Коллизия, таким образом, благополучно разрешилась, однако наш
герой весьма огорчился, что не нацепил орден Владимира. Было бы похлеще!
Поразительно умение Чехова одним коротким штрихом и обрисовать
характер человека, и превратить забавную сценку в глубокомысленную притчу!
Ведь учитель Пустяков (!) не просто хочет угодить вкусам хозяина дома – он
заражен всеобъемлющей болезнью русского чиновничества – хлестаковщиной.
Это стремление выглядеть значительнее, чем есть на самом деле, и
жажда незаслуженных почестей отличают и современных наших чиновников –
бюрократов: наверное, каждый из нас в повседневном житейском обиходе,
обращаясь даже за пустяковой справкой – бумажкой, испытывал на себе
давление видимой значительности и зависимости от рядовых чиновников –
исполнителей. Ведь значительность лица в административном мире часто
определяется способностью имитировать свою значительность разными
средствами, не обязательно символами власти. Не быть, а казаться – вот
такая бюрократическая пошлость.
. «Рассказ, которому трудно подобрать название» - очередная курьезная
сценка, где главный герой чиновник Оттягаев, пламенный оратор, начав свой
тост, так сказать, за упокой («Кругом кражи, хищения, воровство,
грабительство, лихоимство…»), заканчивает его за здравие («…выпьем за
здоровье нашего начальника, покровителя и благодетеля…!»). Эта смена
тональности, вызванная появлением самого начальника за обеденным столом, а
также безудержное славословие и показной демократизм его речи, дают
внимательному читателю понять истинную цену этому чиновнику. Вроде бы
прекрасный на словах порыв забыть о чинопочитании, объединиться всем на
равных, на самом деле демонстрирует лесть и угодничество перед собственным
начальником и стремление хоть мысленно воспарить в более высокие сферы,
приблизившись запанибрата к гораздо более высоким чинам. К тому же не факт,
что на деле он не будет показывать свою власть над нижестоящими, ведь
известно, что дутая значительность компенсирует свою несостоятельность за
счет более слабых.
Герою рассказа тоже трудно подобрать «название»: демагог плюс весь
угоднический и фарисейский набор. Плюс… собственная неловкость и
недоумение. Пустой человек!
. Рассказ «Пережитое», тоже из ранних, мне подсказал взять для реферата А.
Зиновьев (№11). Сюжет этого рассказа незатейлив: чиновники одного
учреждения ставят свои подписи на присутственном листе по поводу нового
года. Когда один чиновник аккуратно поставил свою подпись, другой сказал
ему, что может легко его погубить, поставив около его подписи закорючку или
кляксу. Первый чиновник пришел от этого в ужас, поскольку этот, казалось
бы, пустяк, мог действительно испортить его карьеру, как это произошло с
сослуживцем, который угрожал ему…
Интерпретируя эту ситуацию к советской действительности, А. Зиновьев
утверждает, что в советских учреждениях чиновники делают пакости друг другу
побольше, чем чеховские герои, причем в самой изощренной форме, при этом
прикрываясь заботой о ближнем, коллективе, стране, обо всем прогрессивном
человечестве. Советский интеллигентский фольклор отразил это в бесчисленных
анекдотах и шутках. Приведу несколько общеизвестных: если при капитализме
человек человеку волк, то при социализме товарищ волк; порядочный человек
отличается от подлеца лишь тем, что делает подлости по отношению к близким,
не испытывая от этого удовольствия; я начальник – ты дурак, ты начальник –
я дурак; не делай добра – не получишь зла; инициатива наказуема; свято
место пусто не бывает… Не правда ли знакомое, почти чеховское?
Наша отечественная история и литература после Чехова, да и мои
собственные наблюдения в современной жизни подтверждают, что Чехов был
удивительно прав: «Как мало нужно, чтобы сковырнуть человека!»
2.2.3. Т е м а с т р а х а и е е р а с к р ы т и е у Ч е х о в а
Быть может Чехов был одним из первых наших писателей, кто понял, что
все регалии власти (чин, авторитет, деньги) – все это лишь внешние атрибуты
порабощения; подлинный же его инструмент, тончайший, всепроникающий и
неотразимый – страх.
Психологию страха Чехов исследовал как, быть может, никто другой ни в
отечественной, ни в мировой литературе. Анализируя тему страха пришлось бы
перебрать все множество юморесок, сценок, рассказов писателя.
В мире Чехова в равной степени запуганы все от поденщицы до
полицейского – дремучим страхом перед священным авторитетом власти и
государства, непростым отечественным опытом прошлого.
Мысль о системе рабства и отсутствии свободы в России не была новой в
русской литературе. Еще Лермонтов говорил о России как о «стране рабов,
стране господ». Чернышевский пошел еще дальше: «Рабы, - говорил он, -
сверху донизу все рабы». Новым у Чехова было то, что он почувствовал
добровольный характер той формы рабства, которая не исчезла с отменой
крепостного права в 1861 г., а также в результате революции 1917 г.
Именно у Чехова можно отыскать корни этого парадоксального явления
нашего российского менталитета – самозакрепощения людей в существующей
системе социальных отношений, когда каждому предлагается соучастие в
закрепощении, компенсация своего рабства властью над другими.
В контексте этой темы рассмотрим два уникальных рассказа Чехова,
персонажи которых – чиновники – представляют два типажа, ставших именами
нарицательными в нашем обществе, оставившими свой след в истории страны, да
и поныне дающими опасную поросль…
. Унтер Пришибеев (1885 г.)
В мире Чехова носители репрессивно – фискальных тенденций чаще всего не
имеют формальной власти, обычно это доброхоты, самодеятельные помощники
режима. Пожалуй, самая внушительная фигура среди них – это унтер Пришибеев,
агрессивный тип чиновника – соглядатая.
«Сверхштатный блюститель» - так назвал сначала свой рассказ Чехов, и
заглавие это точно определяет главную черту героя: Пришибеев – добровольный
доносчик, шпион не по обязанности, а, так сказать, «по любви» (раб по
убеждению).
После того как цензура запретила печатать рассказ, написанный для
юмористического журнала «Осколки», его удалось поместить в «Петербургской
газете» под заглавием «Кляузник», но в этом названии выпадал момент
добровольности (сверхштатности) кляузничества. В конце концов Чехов
остановился на том заглавии, которое удачнее всего, так как предает главную
характеристику героя, и это явление стало именем нарицательным –
пришибеевщина. Цель этого унтер- офицера – пришибить на корню всякое
«отступление от закона и порядка», каким бы он ни был. Сама жизнь в его
представлении – нечто подозрительное, не вполне соответствующее своду
закона, требующее неукоснительного надзора, неусыпной слежки. Пришибеев –
не просто грубиян и невежда, унтер в нем полностью заслонил человека,
осталась просто ходячая «функция». По сути, это яркий добровольный
исполнитель карательной функции власти.
Он, конечно, понимает, что для наведения порядка существуют
государственные служащие, но поскольку теперь его доносы никому не нужны, -
страдает его общественная натура, и оставить безнаказанным беспорядок он
никак не может. Отставной унтер уверен, что охраняет интересы общества, и
это питает его активную жизненную позицию: «Ежели я не стану их разгонять,
то кто же станет?» И все же в основе его действий отнюдь не общественная
необходимость, пусть и призрачная, а укорененный в психике инстинкт
«наведения порядка».
Но у Чехова нет чистой сатиры, она у него сверкает юмористическими
блестками. Пришибеев не только страшен, но и смешон: к концу рассказа
«грозное» начало в образе унтера Пришибеева побеждается смешным. Ясно, что
перед читателем не характер, не личность, а какой-то психологический
курьез. Человеческие пороки молодой Чехов убивал смехом.
Однако «злые семена» пришибеевщины прорастают и поныне, ведь они
коренятся в собственной натуре потенциальных носителей этого зла – в людях,
утративших человеческую самоценность.
. В продолжение затронутой темы познакомимся с рассказом зрелого уже
Чехова из своеобразной трилогии «О любви» (1898 г.)
Это один из самых потрясающих чеховских шедевров – рассказ «Человек в
футляре».
Его герой совсем иной «страж порядка». Приглядимся к нему
внимательней.
В отличие от крикливого унтера – активиста Пришибеева герой рассказа
– тихий учитель гимназии Беликов, казалось бы, существо сугубо частное,
стремящееся как можно тщательнее отгородиться от внешнего мира, «уйти в
свою скорлупу». Маниакальный страх перед жизнью, не запрещенной
окончательно, но и не разрешенной вполне, безраздельно владел душою
Беликова, Человека в футляре – нелепого, ничтожного существа,
умудрившегося, однако, запугать целый город: «Мы, учителя, боялись его. И
даже директор боялся. Вот подите же, наши учителя народ все мыслящий,
глубоко порядочный, воспитанный на Тургеневе и Щедрине, однако же этот
человек… держал в руках всю гимназию целых 15 лет! Да что гимназию? Весь
город!»
Энергично защищаясь от реальной жизни, Беликов более всего боялся
живой мысли, зато по душе ему были всякие официальные циркуляры, милее
всего – запреты.
Беликов – чиновник по призванию, он свел свою жизнь к следованию
инструкциям и правилам: дух казенщины и формализма царил в гимназии, где он
работал.
Один из учителей гимназии - Коваленко – понимает, что окружение
Беликова добровольно приняло порядок, им диктуемый, и приспособилось к
нему, согласившись жить в условиях лжи и унижения, не решаясь протестовать,
поэтому и приходится самим лгать и совершать пакости из-за куска хлеба,
теплого угла, повышения по службе и прочих житейских мелочей («Разве вы
педагоги? Учителя? Вы чинодралы, у вас не храм науки, а управа
благочиния…»)
В образе Беликова Чехов развенчивает тему тиранической власти: там,
где властвует страх, владычествует ничтожество. И писатель хотел, чтобы
люди поняли эту мрачную логику, эту диалектику страха. Тиран велик в глазах
раба, а в глазах свободного человека он - ничтожество.
В чеховском рассказе добровольный служитель режима Беликов,
терроризировавший всех, умирает. Его жертвы вздыхают с облегчением: теперь
они свободны. Но вскоре убеждаются в том, что после смерти Беликова в их
жизни ничто не изменилось. Осталась сама система жизни, которую Беликов
лишь олицетворял, - осталась беликовщина, являющаяся продуктом общих усилий
как господ, так и рабов. Последних – в особенности.
Как художественный образ «человек в футляре» отразил две зависимости
между человеком и средой. С одной стороны, произошла уродливая
трансформация личности под влиянием устройства социума. (Отсюда страх
Беликова перед средой?) С другой стороны, как следствие этого перерождения,
личность сама начинает давить на окружающих (т.е. личность и среда влияют
друг на друга и одна от другой зависят).
Под малопривлекательной «оболочкой» Беликова скрывается поистине
«злое семя», ядовитое дыхание которого отравляет общественную атмосферу и
парализует человеческую волю. Попробуем увидеть его средства давления:
любовь к запретам, следование любым циркулярам, принцип «как бы чего не
вышло», осторожность, мнительность, «футлярные соображения», вздохи, нытье,
просто угрюмое молчаливое присутствие… Согласимся, мало общего с унтером
Пришибеевым. Но показательны по совпадению результаты. Чеховские унтер
Пришибеев и учитель Беликов добровольно служили режиму рабства, не получая
за это никакого вознаграждения и даже страдая из-за этого. Но если от
явления Пришибеева нам жутковато-смешно, то от Беликова жутковато-страшно,
поскольку именно этот образ напоминает нам о том, насколько сильно
репрессивное начало в нашем менталитете.
И пусть Пришибеев осужден и посажен под арест, а Беликов умер и
торжественно похоронен, автор устами рассказчика настойчиво повторяет:
«Сколько их еще будет!»
Чехов, судя по всему, и не предполагал, насколько действительность
превзойдет его предсказания. В плодородной почве большевистской революции
«злые семена» ожили и, лелеемые новой властью, дали такую мощную поросль…
Так, Михаил Булгаков в «Собачьем сердце» виртуозно обнажает репрессивный
инстинкт в человеческой натуре: плод эксперимента, Шариков из потенциальной
угрозы становится реальной варварской силой, успешно освоив навыки
революционной демагогии и искусства доносительства. Злобное и подлое
существо, заняв определенное место в иерархии социалистических отношений,
т.е. завоевав власть над другими, становится карательным орудием власти.
Основная идея рассказа в том, что отсутствие свободы и закрепощение
человека неизбежно как следствие самого существующего социального строя, но
это зло не навязано людям какими-то силами извне. Оно есть их собственное
порождение.
2.2.4. Т р а г и з м м е л о ч е й ж и з н и
Именно интерес к чиновничье – бюрократическому аспекту жизни общества
позволил Чехову открыть для литературы область явлений, которые казались
малозначительными житейскими пустяками и мелочами, но под пристальным
взглядом Чехова обнаружили свою решающую роль в создании определенного
строя и образа жизни.
Предметом интереса и художественного осмысления Чехова становится
новый пласт жизни, неведомый русской литературе. Он открывает читателю
жизнь обыденную, каждодневную, знакомую всем череду рутинных бытовых дел и
соображений, проходящую мимо сознания большинства.
Обычная, повседневная жизнь для Чехова не нечто второстепенное по
сравнению с какой-то другой человеческой жизнью, но главная сфера бытия его
современников.
Повседневность в его рассказах не фон духовных исканий его героев, а
сам образ жизни, проникающий в склад жизни – посредник в отношениях
человека с миром.
Он писал частную жизнь - именно это стало художественным открытием
Чехова. Под его пером литература стала зеркалом минуты, имеющей значение
лишь в жизни и судьбе одного конкретного человека.
Раздумья над чеховскими рассказами привели исследователей к выводу,
что обыденное, «весь этот привычно текущий обиход», совсем не обязательно
источник драматизма. Тот особый, открытый Чеховым жизненный драматизм, для
выражения которого ему понадобились и новые художественные формы,
сфокусирован в человеке, в состоянии его сознания.
Чеховский интерес к самому обычному человеку совсем особого рода, он
несводим к обличению пошлости. Подход Чехова сложнее: что же и каким себя
обыденный человек вносит в повседневное течение жизни, а посредством
повседневности – и во все формы человеческих отношений.
В обыденной жизни обычного частного человека писатель видит далеко не
частный смысл: человек у Чехова испытывается отношением к собственному и
общему бытию, сам участвует в «сложении жизни».
Чеховские частные истории полны трагизма и художественного
недоумения. Рассказы писателя о толстых и тонких, о хамелеонах и мелкоте,
рвущейся к известности и чинам, о штатных и внештатных блюстителях порядка
(весь этот «парад» чиновников, представленный в моем реферате) создали
картину действительности, полную социальной подлости и нравственного
уродства. Исследуя феномен чиновничества в чеховской России, мы увидели
«слагаемые» жизни чеховских персонажей в их чиновничьем обличье – и можем
присоединиться к приговору писателя: «Плохо вы живете, господа!»
Всем своим творчеством Чехов показывает, что главный источник зла
русской жизни – господствующие социальные отношения и выступает против
искаженных, подавляющих человека форм российской государственности. Чехов
считает существующий социальный строй жизни ненормальным,
противоестественным в том смысле, что он порождает явления, не
соответствующее человеческим идеалам добра, блага, справедливости – тем
самым ломая и коверкая природу самого человека.
С предельной силой эта мысль выражена - и доведена до абсурда – в
повести «Палата №6»; в ней умные и высоконравственные люди попадают в
сумасшедший дом, а подлецы господствуют в обществе. «В «Палате №6», - писал
Н. Лесков, - в миниатюре изображены общие порядки в стране. Всюду – палата
№6. Это – Россия». Желание одного из героев произведения, чтобы общество
осознало свои недостатки и ужаснулось, реализовано в повести с огромной
силой.
Чехов не пытается объяснить царящее неблагополучие ближайшими
социальными причинами. Ведь общественное неблагополучие, которым заражена
Россия – это только первоначальный толчок к нивелированию личности. Но
довершает все сам человек.
Обратимся к рассказу «Крыжовник» из маленькой трилогии «О любви».
Крыжовник символизирует для чиновника – дворянина Николая Иваныча
идиллическую, пасторальную жизнь, которая во всем противоположна жизни
социальной. Он надеялся вырваться за пределы чиновного мирка своей
канцелярии и стать человеком, свободным от сословных ограничений. А
превратился в раба собственной мечты, из одной сословной ниши перескочил в
другую: был чиновником, а стал помещиком. Свободным человеком он так и не
стал. Перед нами типичная история деградации человеческой личности,
добровольно растворившейся в социальных условиях.
Страх и трусость героя перед обстоятельствами, мистическая, почти
религиозная привычка к обыденному существованию оказались сильнее любви в
рассказе «О любви».
Как отметил один из чеховских героев (в рассказе «Страх»), страшна
главным образом «обыденщина», от которой невозможно спрятаться. В этом же
ряду и духовная гибель доктора Старцева, превратившегося в жалкого
обывателя Ионыча (в одноименном рассказе), и судьба Никитина ("«Учитель
словесности"»), который хочет порвать с миром скучных, ничтожных людей, но
еще не в силах сделать это…
Образ жизни переменить трудно. Мы наблюдаем падение чувства личности и
собственной ответственности человека за свою жизнь и судьбу, когда легче
подчиниться господствующим в обществе отношениям, руководствуясь готовыми,
общепринятыми правилами.
«Никто не понимал так ясно и тонко, как Антон Павлович, трагизм
мелочей жизни, никто до него не умел так беспощадно правдиво нарисовать
людям позорную и тоскливую картину их жизни в тусклом хаосе мещанской
обыденщины», - писал А.М. Горький.
В чеховской картине жизни человек – и объект воздействия («среда
заела»), и субъект действия, соответственно формирующий эту самую среду, в
которой живет.
Чехов зорче многих увидел и мастерски показал в своем творчестве
обезличивание человеческой индивидуальности, указывая на «скудость
человеческого запаса», внутреннюю несостоятельность, отчуждение человека от
своей истинной природы. Как врач – диагност, Чехов указывает причину этой
болезни – человеческую душу.
Именно при отсутствии духовной самостоятельности возникает
опасность забвения себя в социальной роли, что и происходит с героем
Чехова, утратившим себя в служебном самоосуществлении, имя ему – чиновник.
А. Зиновьев (№11) считает, что с социологической точки зрения
самым значительным в творчестве Чехова является обнаружение власти
ничтожеств и ничтожности («обыденщины») как основы основ жизни
государственно организованного общества.
Как показал 70-летний опыт советской истории, власть «мелочей» и
власть ничтожеств не только не ослабла в послереволюционной России, но и,
наоборот, всемерно окрепла и разрослась, захватив все сферы жизни общества.
Причем те неприглядные качества, которые Чехов изобразил в образах мелких
чиновников, совершенно задавленных жизнью, в советской действительности
особенно сильно развились в самой образованной и самой высокопоставленной
части общества, обладающей реальной властью. Таким образом, Чехов
натолкнулся на такие человеческие отношения и обусловленные ими
человеческие качества, которые воспроизводятся на различном уровне,
независимо от социального строя. И природа их, как подсказывает нам Чехов,
- в самом человеке, человеческой личности, творящей собственную и
общественную жизнь.
2.2.5. П р о в о з в е с т н и к Ч е х о в
(Художественные прозрения в лучшее будущее)
В записной книжке Чехова есть важные строки: «За новыми формами в
литературе всегда следуют новые формы жизни (предвозвестники)». В чеховской
«картине единого эпохального сознания» (Л. Гинзбург) при всем разнообразии
его состояний, выразилось одно: готовность жизни и мысли переселиться в
«новые формы, высокие и более разумные». Разумные!
По своему мировоззрению, Чехов близок к В.И. Вернадскому – ученому,
мыслителю, гуманисту, который видел развитие российской цивилизации через
ноосферу, т.е. разумную деятельность человека. «Самое сложное – мозг
государственного человека», - считает Вернадский, имея в виду способность к
разумному нравственно-ориентированному мышлению человека государственного,
т.е. чиновника.
Поэтому феномен российского чиновничества, понимание его природы и
проблем крайне важны для цивилизованного развития общества, управляемого
государством. И фигура чиновника в этом контексте становится ключевой, ибо
все позитивные перемены в социальной системе возможны не административными
мерами, а только через человека, исполняющего ее функции.
Творческое развитие Чехова шло по линии все более углубленного
анализа социальной действительности, и его диагностическая картина жизни
пореформенной России поражает суровой правдивостью и жесткостью взгляда.
Да, общество не здорово. Болен и человек.
Зная, что больной обречен, доктор Чехов не просто сочувствует
безнадежно больному человеку, а переживает его судьбу как свою собственную,
при этом давая надежду каждому, выступая в роли целителя неизлечимых
болезней.
Чеховское понимание полноты самоосуществления человека обращено к его
нравственным ресурсам. Творец новой веры – веры в человека, Чехов
справедливо рассматривает все разделяющее людей как преходящее.
Чехов осуществил свое великое художественное призвание, отмеченное
А.М. Горьким, - освещать прозу будничного существования людей с высшей
точки зрения.
Величие Чехова состоит в том, что он писал не только о влиянии среды,
общественного уклада на человека, но и о долге человека противостоять этому
влиянию, более того – преодолевать эту зависимость.
Человек не отделим от общественного бытия, и путь к справедливому
социальному устройству есть вместе с тем путь к раскрепощению духовных
возможностей людей – это две стороны единого процесса прогрессивного
развития человеческой цивилизации. Заботясь о справедливости, люди
очеловечивают и самих себя. И всякое отступление от этого мудрого закона
жизни одновременно и античеловечно, и антиобщественно и ведет к укреплению
несправедливости и вместе с тем к разрушению и гибели человеческой
личности.
Чехов, великий искатель правды о человеке и для человека, великий
гражданин своего Отечества, закутавшись в непроницаемые одежды иронии,
озабочен тем, чтобы научиться самому и научить других искать ответы.
Именно – научиться искать! Не узнавать ответы, а прийти к ответам,
научиться их находить во все времена в этой изменчивой и многоликой жизни.
Художественное прозрение писателя в лучшее будущее вселяет надежду и
веру в торжество человека Разумного и обретение «новых форм жизни» в нашей
российской действительности.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В результате моего исследования, главным объектом которого был «чеховский мир» и
населяющие его герои, у меня, прежде всего, сложилось новое видение
творчества А.П. Чехова – в ключе социологического реализма. Это позволило
мне в качестве центральной фигуры «чеховского мира» вывести чиновника,
действующего от имени власти и ставшего олицетворением эпохи.
«Россия, - писал Чехов, - страна казенная». И он с поразительной художественной
силой на примере чиновничества показал, что положение человека в социальной
системе и иерархии русского общества стало превращаться в фактор,
определяющий все остальные аспекты жизни человека, а отношения
начальствования и подчинения – в базис для всех прочих отношений. Поэтому
среди чеховских героев, рассмотренных в реферате, - не просто чиновники по
профессии, а разнообразные формы чиновничьих отношений, названные
«чеховским миром», где Чехову удалось создать беспрецедентную в русской и
мировой литературе картину трагикомедии человеческого бытия в мире
призрачных ценностей, забот и треволнений.
Следуя логике моего раскрытия темы, сначала я рассмотрела исторический аспект
проблемы, на фоне которого создает свои рассказы писатель Чехов. Это очень
важно для понимания проблемы чиновничества и ее грамотного
интерпретирования в творчестве Чехова.
Критический обзор использованных источников позволил мне увидеть и
оценить разные взгляды и подходы к теме, для последующего их использования,
переосмысления и обобщения в своей работе.
Основную часть реферата я продуманно начала с представления Чехова в
культурно-социальном контексте его времени, чтобы показать своеобразие
таланта писателя, особые художественные средства и методы, характерные для
его творчества и с помощью которых он сумел обозначить и мастерски
запечатлеть феноменальное явление русской жизни – чиновничество.
Основная задача моего исследования – показать многоликий образ
чиновничества в рассказах Чехова – решалась системно и последовательно (см.
Оглавление), согласно плана.
Тема «маленького человека», - традиционная в отечественной
литературной традиции – в рассказах Чехова нашла своеобразное преломление.
Обретая социальный статус по чину, маленький человек у Чехова становится
мелким по своей сути чиновником – не только и не обязательно по профессии,
а по главной своей функции в обществе, утрачивая гуманные человеческие
качества.
Для непосредственного анализа текстов рассказов Чехова, раскрывающих
образ чиновника, мне показалась удачной фраза Э. Казакевича «Писатель
рассказывает – его рассказ – доказывает». Интерпретация каждого из
рассказов в этой части реферата строилась как доказательство определенного
тезиса, указанного в подзаголовке (см. Оглавление).
Через коротенькие и с виду совсем непритязательные тексты Чехова
открывается во всем своем естестве жалкое, маленькое и мелкое в природе
человека социального, совершенно потерявшего себя в реальном мире
социальных условностей и приоритетов. Вот этот нравственный «излом»
маленького человека во враждебной ему социальной среде, потерю
человеческого в человеке в разнообразных формах я аргументированно
исследовала в чеховских сюжетах.
В отдельном параграфе я объединила рассказы, особым образом связанные
с темой страха в прозе Чехова, страха как внутреннего инструмента
порабощения человека. Пришибеевщина и беликовщина как опасные явления
общественной жизни диагностированы Чеховым в художественной форме,
благодаря чему становится понятной природа этих явлений, оставивших след в
драматической истории России, живущих и сегодня не только в административно-
бюрократической системе страны, но и в человеческом общении.
Нельзя обойти было еще один очень важный аспект раскрытия темы
чиновничества у Чехова, поскольку именно это стало художественным открытием
писателя, предметом его внимания и осмысления. Чехову удалось обнаружить
решающую роль повседневности в создании всего строя и образа жизни
человека. Именно здесь главная трагедия человеческого бытия, «мелочи жизни»
убивают человеческое в человеке… Так обнаруживается общая болезнь
чиновничества – самозабвение в социальной роли, утрата человеческой
сущности в служебном самоосуществлении.
Таким образом, в основной доказательной части реферата мы пристально
и предметно рассмотрели многоликий образ чиновника, засвидетельствованный в
рассказах Чехова. Мне кажется, что главная цель моей работы – раскрытие
истинной природы чиновничества, этого феноменального явления в жизни
российского общества – достигнута. Мое личное знание о чиновничестве
значительно обогатилось именно через рассказы Чехова, обнажающие глубинную
природу этого явления, заложенную в самом человеке.
Отмечу, что мною была предпринята попытка комплексного подхода к этой
теме в творчестве Чехова, основанная на анализе разрозненных сведений в
разных источниках, переосмысленных и обобщенных.
И, наконец, логическим завершением темы будет перспективное видение и
философское осмысление проблемы чиновничества – через Чехова.
Последний, пятый параграф основной части реферата я назвала
«Провозвестник Чехов» (в смысле предвестник), чтобы раскрыть художественное
прозрение писателя в лучшее будущее…
Феномен российского чиновничества, понимание его природы и проблем
крайне важны для реформирования и развития нашего общества на разумных
началах, завещанных нам Чеховым. И с новой силой среди общечеловеческих
проблем «высветились» «чеховские проблемы» – и оказались центральными! Ведь
преобразование российского государства, его общественное переустройство на
разумных началах возможны лишь через человека, а человека государственного
– чиновника – в первую очередь.
Вот уже сто лет, как Чехова нет с нами, но чеховский посыл нам,
живущим в России XXI века, очень важен для строительства «новых форм жизни»
в нашей российской действительности.
IV. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Чехов А.П. Избранные сочинения. В 2-х т. Т. 1, 2. – М., 1979.
Литература о жизни и творчестве А.П. Чехова.
2.Бердников Т.П. А.П. Чехов. Идейные и творческие искания. – М.:
Худож. лит.,
1984. – 511 с.
3.Громов М.П. Книга о Чехове. – М.: Современник, 1989. – 382 с. – (Б- ка
«Любителям рос. словесности).
4.Капитанова Л.А. А.П. Чехов в жизни и творчестве: Учеб. пособие. –
М.: Рус. слово, 2001. – 76 с. – (В помощь школе).
5.Кулешов В.И. Жизнь и творчество А.П. Чехова: Очерк. – М.: Дет. лит.,
1982. –
175 с. – (Школ. б-ка).
6. Линков В.Я. Художественный мир прозы А.П. Чехова. – М.: Изд. МГУ,
1982. –
128 с.
7. Тюпа В.И. Художественность чеховского рассказа. – М.: Высш. шк.,
1982. – 133 с. – (Б-ка преподавателя).
Статьи:
8. Архангельский А. А.П. Чехов: Худож. мир писателя//Литература (ПС) -
2001. –
№37. – с. 5 – 12.
9. Бердников Г. Социальное и общечеловеческое в творчестве
21. Фараджев К.В. Инфантильные страхи и бегство в бюрократию: «Конфуз»
персонажей Чехова//Культурология: Дайджест. – М., 2001. – с. 138
– 141.
Феномен чина в России (статьи).
22. Беловинский Л. Чиновничий карман//Былое. – 1996. – №7. – с. 14 –
15. –
(Служивый люд).
23. Любстиберг В. Он был титулярный советник…//Наука и Жизнь. – 1993.
– №№2, 4, 6.
24. Писарькова Л.Ф. Российский чиновник на службе в конце XVIII – первой половине XIX века//Человек. – 1995. - №№3, 4.
25. Шепелев Л. Феномен чина в России//Родина. – 1992. - №3. – с. 41 –
46. – (оконч. в №5).
V. ПРИЛОЖЕНИЯ
Приложение 1.
ТОЛКОВЫЙ СЛОВАРИК
Акциденция – узаконенный обычай кормиться приказным за счет населения
(отменено в дореволюционной России в
нач. 60-х гг. XVIII в.)
Ассоциация – связь между отдельными представлениями, при которой одно из представлений вызывает другое.
Беликовщина – типичное явление общественной жизни, пособничество
всему подлому, характерная черта рабьей
психологии.
Беспрецедентный – не имеющий прецедента в прошлом (прецедент –
случай, служащий примером,
оправданием для последующих случаев этого же рода).
Бюрократ – 1.) Лицо, принадлежащее бюрократии.
2.) Должностное лицо, выполняющее свои обязанности
формально, в ущерб делу; волокитчик.
Демагогия – обман преднамеренным извращением фактов, лживыми
обещаниями, лестью, лицемерное подлаживание под чьи-
либо вкусы для достижения своих целей.
Иерархия – порядок подчинения низших (чинов, должностей) высшим.
Интерпретация – 1.) в широком смысле – истолкование, объяснение,
перевод на более понятный язык;
2.) способ изучения литературы,
сводящийся к разъяснению содержания, стиля,
принципов художественной структуры текста.
Карьеризм (карьера) – погоня за карьерой, стремление к личному
благополучию, продвижению по службе
в личных интересах.
Кастовость –кастовая замкнутость, обособленность (каста – замкнутая общественная группа, которая отстаивает
свои привилегии и интересы и доступ в которую для
посторонних затруднен).
Квинтэссенция – основа, самая сущность чего-нибудь.
Коллизия – 1.) столкновение противоположных сил, стремлений,
интересов, взглядов.
2.) коллизия художественная – конфликт
художественный.
Контекст – законченная в смысловом отношении часть текста.
Конформизм – приспособленчество, пассивное принятие существующего
порядка, господствующих мнений, отсутствие
собственной позиции, беспринципное и некритическое
следование любому образцу, обладающему наибольшей силой
давления.
Конфуз – состояние смятения, неловкости; неловкое и смешное положение.
Координация – взаимосвязь, согласование, сочетание, приведение в соответствие; соподчинение.
Коррупция – преступление, заключающееся в прямом использовании должностным лицом прав, связанных с его
должностью, в целях личного обогащения.
Менталитет – образ мыслей, совокупность умственных навыков и духовных
установок, присущих отдельному
человеку или общественной группе.
Протекционизм – подбор людей на службу не по деловым признакам, а по знакомству, по протекции.
(Протекция – влиятельная поддержка кому-нибудь в
устройстве его дел).
Резюме – краткий вывод из сказанного, написанного.
Репрессия – карательная мера, наказание со стороны государства.
Реферат – 1.) краткое изложение содержания книги, статьи и др., а
также доклад с таким изложением.
2.) Сегодня под рефератом понимают
аналитически проработанную запись идей, содержащихся в разных
источниках с непременным их указанием.
Самодур – человек, который действует по прихоти и личному произволу,
унижая достоинство других.
Соглядатай – тот, кто тайно наблюдает, шпионит за кем-чем-нибудь.
Социология – наука об обществе, отношениях в обществе.
Субординация – (отношения начальствования и подчинения) – система
строгого служебного подчинения младших
старшим.
Столоначальник – начальник «стола», т.е. отдела в канцелярии или департаменте, занимающегося
определенным разрядом дел; в дореволюционной России –
чиновник.
Тирания (тиранство) – правление, основанное на произволе и насилии;
гнет, насилие, произвол.
Утрировать (утрировка) – представлять в преувеличенном виде, искажать
подчеркиванием
какой-либо стороны явления.
Фарисей – лицемерный ханжа.
Ханжа – лицемер, прикрывающийся добродетелью.
Феномен – О человеке или явлении, выдающемся, исключительном в каком-
либо отношении, специфическом.