Китае
письменное слово исконно связано с рисунком: знаменитое иероглифическое письмо,
как считают учёные, возникло из начертания гадательных знаков. Само слово
“иероглиф” не восточного происхождения, а греческого. Оно означает священные
письмена. В самом же Китае ещё в VI веке до н.э. письменное слово стали
называть вэнь, то есть “рисунок”, “орнамент”. Чаще всего это, по всей
видимости, было изображение человека.
С древнейших
времён стихотворения в Китае писались в жанре ши.
Понятие:
Слово “ши”
означает “песня”. Отсюда происходит название книги народных песен — «Шицзин».
«Шицзин» — одна
из пяти древних канонических книг Китая, так называемого «Пятикнижия», включающего
также «Ицзин» («Книгу перемен»), «Шуцзин» («Книгу истории»), «Лицзи» («Книгу
ритуала») и «Юэцзи» («Книгу музыки»). В «Шицзине» собраны народные песни,
написанные древним четырёхсловным стихом, то есть стихом, состоящим из четырёх
иероглифов. Позже поэты добавят к стиху ещё один иероглиф, разработав новый для
китайской поэзии пятисловный стих, более гибкий, напевный и выразительный,
приближённый к разговорной речи.
Китайская
литературная поэзия никогда не была эмоционально открытой. Авторскую лирику
отличает созерцательность, способность к тонким наблюдениям, внимание к
мельчайшим деталям и, конечно, назидательность. Но в народной поэзии Китая
чувства звучат свободнее, а отношения людей вторят жизни природы.
Вопрос на поля:
В чём различие
между народной и литературной поэзией? Можно ли сказать, что оно сводится к
различию между поэзией устной и письменной?
Невеста,
просватанная женихом, воспевается, например, так:
Утки крякают в камышах речных.
Остров маленький. Там гнездо у них.
Эта девушка хороша, скромна.
Эту девушку полюбил жених.
Песня построена
на параллелизме между жизнью природы и движениями человеческой души. Это
свойственно древней поэзии, говорящей на языке подобных параллелей. Так
рождается особенность, очень важная для китайской лирики, — её символичность.
Вот как звучит свадебная песня:
Лилий водяных множество кругом.
Мелких наберём, крупных наберём.
Эта девушка хороша, скромна.
Он грустил в ночи, он томился днём.
Перевод
В.Микушевича
Водяные лилии
служат символом влюблённости, чистой любви. И если в каком-то другом
стихотворении мы встретим водяные лилии, одно упоминание их будет для нас
знаком: автор хотел указать на чьё-то чувство, даже если он ни слова не сказал
о любви.
Символами для
китайцев служат камни, цветы, пряности, запахи. Эпитет яшмовый всегда выступает
как знак всего истинного, достойного, верного. В стихотворении средневекового
лирика Бао Чжао (414/421–465/466) «К яшмовым дверям в опочивальню...»
упоминается также запах тмина, исходящий из ларца хозяйки дома, — и для любого
знающего читателя это указание на то, что у героини стихотворения есть жених. В
Древнем Китае душистый тмин был традиционным подарком жениха невесте.
Вопрос на поля:
Известны ли вам
сходные символы в русской народной поэзии?
В одной из
песен «Шицзина» так прославляются красота и сила возлюбленного:
Смотрю на полные воды Ци —
Зелёный бамбук по берегам клонится...
О, стройный юноша!
Словно из кости вырезан,
Словно из нефрита выточен.
Отважен и смел,
Пылок и горд.
О, стройный юноша!
Увидишь его — не забудешь вовек!
Перевод
Л.Померанцевой
Зелень молодого
бамбука даже до того, как юноша упомянут, передаёт впечатление его молодости и
стройной красоты. В другой песне зрелый цвет плода и нежность камня не
оставляют сомнения в очаровании девушки:
Девушка рядом со мной в колеснице,
Лицо её — грушевый цвет.
Бежит колесница, летит вперёд.
И нежно звенит в подвесках нефрит.
Эта красавица — Цзян из дома Мэн,
Благородна поистине её красота.
Перевод
Л.Померанцевой
Сложенные
народом песни зачастую имели практическое применение, так как являлись
непременной частью какого-либо обрядового действа — к примеру, замаливания
богов-покровителей племени. Возможно, и эти описания идеальной красоты, силы,
здоровья, благородства, кажущиеся нам, современным читателям, лишь любованием
поэта предметом своей страсти, были для жителей Древнего Китая олицетворением
чего-то большего. Подобные “эталоны” красоты, разные у каждого народа и в то же
время в чём-то непременно похожие, мы найдём в песнях любой древней культуры.
Словно этот портрет юноши или девушки, возлюбленного и возлюбленной, обобщён и
надличен — как молитва богам: даровать такую красоту, такую силу, такое
здоровье, такую любовь, чтобы продлился род, чтобы родились дети. Как правило,
эта “молитва” и это воспевание идеальных возлюбленных связаны со свадебным
ритуалом. Вероятно, поэтому у разных народов жениха и невесту на свадьбе
величают высокородными титулами и даже именами легендарных правителей. Вспомним
хотя бы русский обряд, где молодых называют князем и княгиней.
Самые знаменитые
авторы Древнего Китая творили в эпоху Тан.
Понятие:
Эпохи в Древнем
Китае носят названия правящих династий. Танская эпоха (VIII–IX века) — время
расцвета китайской государственности. Поэзия достигла высшей степени
официального признания, став одним из основных предметов, преподававшихся в
школах.
Одним из самых
значительных поэтов эпохи был Ли Бо (701–762). “Белая Слива” — так переводится
его имя с китайского. Наряду с другим великим поэтом — Ду Фу (712–770) — на
протяжении веков Ли Бо служил образцом для подражания многим поколениям поэтов.
О его жизни складывались легенды, согласно которым он был одним из
“бессмертных, низвергнутым с небес”.
Наибольшее
признание в это время выпадало на долю придворных поэтов. Ли Бо таковым не был,
а жизнь свою закончил в изгнании, преследуемый по ложному обвинению. И тем не
менее стихи его пользовались славой у современников. Их поражала убедительность
образов Ли Бо.
Цитата на поля:
Ду Фу, друг Ли
Бо, так сказал о нём: “Опустит кисть и устрашает ветры и ливни. А напишет стих
и вызовет слёзы у злых и у добрых духов”.
Заглавие одного
из известнейших стихотворений поэта — «Чистые, ровные мелодии». Так — по
доминирующему музыкальному тону — назывался в Древнем Китае один из типов
песенного лада. По традиции он предназначался для восхваления супружеского
счастья. «Мелодии» Ли Бо воспевают чувство императора Сюань Цзуна (713–756) к
его возлюбленной, но понять, о чём именно идёт речь в этой песне, непросто.
Целое обрисовывается лишь несколькими штрихами, передаётся называнием предметов
— символов, понятных только тому, кому ведом их тайный язык:
Около домика «Топь благовоний» стала к резным перилам.
Перевод
В.Алексеева
Император
вспоминает о своей возлюбленной, предаваясь созерцанию природы: “Облако...
Думает — платье! Цветок... Мнится — лицо!”
Груда Яшм,
Изумрудные Террасы, гора У, упоминаемые в песне, — это традиционные места
обитания фей, согласно китайским поверьям. Героиня стихотворения сравнивается,
таким образом, с известнейшими китайскими волшебницами.
“Летящей
Ласточкой” прозывалась легендарная фаворитка императора Чэн Ди — Чжао Фей-янь,
ставшая впоследствии императрицей. А “домик «Топь благовоний»” — это беседка из
душистого дерева в саду императорского дворца. Своё стихотворение Ли Бо сложил
по случаю участия государя и его возлюбленной в ритуале пересадки драгоценных
тюльпанов к беседке, отсюда и многократное сравнение красавицы с цветком.
Другое
замечательное стихотворение Ли Бо написано на популярнейший мотив китайской
лирической поэзии — мотив тоски героини о покинувшем её возлюбленном. Оно
называется «Тоска на яшмовом крыльце», что (мы помним о том, что символизирует
яшма), по всей видимости, должно указывать на верность чувства покинутой
женщины.
Яшмовый помост рождает белые росы...
Ночь длинна: овладели чулочком из флёра.
Уйду, опущу водно-хрустальный занавес:
В прозрачном узоре взгляну на месяц осенний.
Перевод
В.Алексеева
Это
произведение обычно считается образцом поэтического мастерства Ли Бо: китайские
иероглифы стихотворения расположены таким образом, что живо изображают
состояние женщины, которая, тоскуя, не хочет уйти с крыльца и в то же время не
может больше стоять. В своей печали она не способна ни присесть, ни прилечь.
Один из почитателей таланта Ли Бо сказал однажды, что эти двадцать слов стоят
двух тысяч.
А вот “белыми
росами” в китайской поэтической традиции называется иней. Героиня так долго
стоит на крыльце, что иней успел покрыть её чулок.
Не менее высоко
поэтическое слово ценилось и в Японии. Древнейшим верованием японцев было
котодама-но синко (“вера в душу слова”), связанное с магическим воздействием
слова. Вероятно, поэтому “слово” и “деяние” обозначались в японском языке
одинаково — кото.
Первый великий
период в истории японской литературы начинается в VII веке н.э., когда в Японии
складывается централизованное государство со столицей в городе Нара.
Понятие:
Прославленная
своей поэзией эпоха Нара (VII–VIII века) получила название по столице японского
государства.
К VIII веку
устанавливаются официальные связи с материком, из Японии направляются
посольства в Китай, ко двору Тан, а японские поэты обучаются искусству, изучая
творения китайских авторов. Именно в VIII веке при дворе японского императора
была создана знаменитая поэтическая антология «Манъёсю». Помимо народных песен
этот сборник включил в себя и поэтические творения эпохи Нара.
Название
«Манъёсю» можно перевести как «Собрание мириад листьев». Дело в том, что японцы
издревле отождествляли слова с листьями растений. Этот первый литературный сборник
Японии включает песни нескольких поколений, начиная, предположительно, с III–IV
веков и заканчивая VIII веком.
Литературная
поэзия в Японии родилась при дворе. Главной темой этой поэзии стала любовь. О
любви говорится даже там, где внешне ничто как будто не выдаёт чувства, а поэта
вдохновляет только природа. Старинный жанр танка в придворной поэзии оказался
одним из самых обычных способов выражения чувств.
Понятие:
По-японски
танка — “короткая песня”, стихотворение в пять строк с определённым количеством
слогов в каждой строке: 5–7–5–7–7. Закономерность, которую очень сложно
сохранить в переводе.
В
стихотворениях жанра танка вся картина происходящего, всё, о чём хочет сказать
поэт, как правило, строится на одном мимолётном чувстве, ощущении, воспоминании.
Это даже не множество отдельных штрихов китайской поэзии, как в живописи,
создающих единое полотно. В японских танка это всего один — неожиданный и яркий
— штрих.
Вечернею порой лишь миг один,
Короткий, как жемчужин встречный звон,
Я видел здесь её, —
И нынче утром вдруг
Мне показалось, будто я люблю...
Перевод
А.Глускиной
Многие
китайские и японские поэты с древнейших времён смотрели на небо, словно желая
найти там поддержку своему чувству. Дело в том, что одна из самых известных и
почитаемых легенд Востока повествует об извечной любви двух звёзд — Волопаса и
Ткачихи, известных также под именами Альтаира и Веги. Легенда гласит, что некий
пастух совершил невиданный поступок: добился любви небесной феи — и та осталась
с ним на земле. За такое ослушание влюблённые были превращены в звёзды и
разделены “небесной рекой” — Млечным Путём. И лишь один раз в году, в седьмой
день седьмого месяца по лунному календарю небесные птицы наводят мост через
поток — влюблённые звёзды встречаются, а люди радуются вместе с ними. В Японии
в этот день справляют праздник Танабата.
Ему-то и
посвящено стихотворение Яманоэ Окура (659–733) — знатока китайской классической
литературы, одного из наиболее значительных японских поэтов эпохи Нара.
В ладье, плывущей по реке туманной,
Раскинутой в извечных небесах,
Качаясь по волне,
Не нынче ль ночью
Любимый приплывёт ко мне?
Перевод
А.Глускиной
В 795 году
столица Японии переместилась в город Хэйан (в переводе «Мир и покой»; нынешний
Киото), давший название новому периоду японской истории.
Понятие:
Эпоха Хэйан
(IX–XII века) ознаменовала наступление классического периода японской
литературы. Поэзия этого времени также тесно связана со двором и
аристократической средой.
Славу японского
донжуана, покорителя женских сердец, своей жизнью и своими стихами снискал
великолепный Аривара Нарихира (825–880), внук императора Хэйдзе.
Известный поэт
Ки-но Цураюки (865?–945), составитель новой поэтической антологии «Кокин-сю»
(что в переводе означает «Собрание древних и новых японских песен»), назвал Нарихира
одним из “шести бессмертных поэтов” японской литературы.
Ещё при жизни
Нарихира был признан образцом галантности и мужской красоты, а его легендарные
приключения послужили основой для создания знаменитой средневековой повести
«Исэ-моногатари».
Как будто аромат душистой сливы
Мне сохранили эти рукава,
Лишь аромат...
Но не вернётся та,
Кого люблю, о ком тоскую...
Перевод
А.Глускиной
Среди “шести
бессмертных”, названных Ки-но Цураюки, была и талантливая поэтесса и
красивейшая женщина своего времени Оно-но Комати (834–900). Достоверно о её
жизни почти ничего не известно. Она была придворной дамой и покорила не одно
мужское сердце, но прославилась как жестокосердная красавица, лишавшая своих
поклонников жизни. Легендам о её трагической жизни посвящено в Японии множество
литературных произведений.
Перу Комати
принадлежит, например, образ “дороги снов”, ставший впоследствии популярной
поэтической метафорой, повторённой многими авторами:
Дорогой снов,
Ногам покоя не давая,
Хоть и брожу,
А наяву ни разу
Увидеться не довелось.
Перевод
И.Борониной
Новый расцвет
лирической поэзии происходит в XVII–XVIII веках в городской среде. Именно в это
время появляется ещё более короткая форма — хокку.
Понятие:
Хокку
(по-русски также хайку) — стихотворение в три строки. По сути, это
обособившаяся первая строфа танка с чередованием строк длиной в 5–7–5 слогов.
Классиком
трёхстиший стал Басё (1644–1694). За свою жизнь этот человек сменил несколько
имён. С детства его звали Дзинситиро Гиндзаэмон. В юности, увлёкшись поэзией
хокку и начав писать, он принял свой первый литературный псевдоним — Мунэфуса.
Затем, погрузившись в изучение классической китайской поэзии и полюбив больше
других творения Ли Бо, Мунэфуса принял новое имя: по аналогии с именем
китайского поэта, которое, как мы уже говорили, означает “Белая Слива”, он
назвался Тосэй — “Зелёный Персик”.
Третье
“превращение” поэта случилось, когда он отошёл от государственной службы, на
которой состоял, сделался учителем хокку и поселился в доме одного из своих
многочисленных учеников. Здесь в саду Тосэй посадил банановое дерево
(по-японски басё) и, слушая шум его листьев и созерцая природу, принял свой
последний псевдоним, под которым и вошёл в историю мировой поэзии, — Басё.
Понятие:
Басё —
неплодоносящая разновидность банана. Дерево славится своими широкими зелёными
листьями. Они шумно колышутся и легко рвутся при сильном ветре, подобно поэту,
отзываясь на движения природы.
В 1682 году
обитель Басё погибла в пожаре. С этого времени и до конца своих дней поэт стал
скитальцем, продолжив тем самым знаменитую литературную традицию странствующего
поэта, начавшуюся в Японии ещё в эпоху Хэйан.
Вопрос на поля:
Знаете ли вы о
бродячих певцах и странствующих поэтах в культурах других народов? Каких
именно?
Прощальные стихи
На веере хотел я написать,—
В руке сломался он.
Перевод
В.Марковой
Басё известен
своими философскими миниатюрами — зарисовками из жизни, наблюдениями за
природой, осмысляемыми как символы человеческой жизни. Одно из самых знаменитых
хокку Басё родилось, очевидно, из созерцания старого, заросшего пруда.
Старый пруд.
Прыгнула в воду лягушка.
Всплеск в тишине.
Перевод
В.Марковой
По правилам
поэтики классические хокку делятся на две композиционные и смысловые части;
граница проходит в конце первой строки стихотворения. Первая часть хокку — это,
как правило, статическая картина, обозначение самой ситуации происходящего и —
шире — мира. Она же задаёт и настроение и эмоциональное восприятие
происходящего поэтом, наблюдающим. В нашем случае “старый пруд” (в других
переводах — “заросший”, “тихий”, “неподвижный”) передаёт ощущение
неподвижности, запущенности и может быть воспринят как символ неизменной,
печальной, вошедшей раз и навсегда в своё русло жизни или “великого безмолвия”
вселенной. Вторая же часть стихотворения противопоставляется первой, в данном
случае по признакам “неподвижность — движение”, “безмолвие — звук, всплеск”.
Спокойствие и
неподвижность большого и старого пруда, кажущиеся вечными, нарушаются маленькой
лягушкой. С одной стороны, этот внезапный прыжок живого, непоседливого существа
может восприниматься как символ случайности, нарушающей законы жизни. С другой
— это “нарушение” и противопоставление одного другому и есть закономерность
этого мира. Лягушка когда-нибудь непременно прыгнет в пруд, на берегу которого
сидит; в жизни, кажущейся стабильной, когда-нибудь произойдёт событие, которое
изменит её течение. И мудрый Басё, созерцающий этот мир, лишь обозначает схему
того, что видит, лишь намекает на законы вселенной, видимые в самых, казалось
бы, незначительных их проявлениях, оставляя нам, читателям, самим размышлять
над прочитанным и делать свои выводы.