"Тарас
Бульба" Н. В. Гоголя - это "величайшая эпопея" борьбы казачества
за утверждение своей гегемонии и уравнения своих прав с правами польской и
русской шляхты в Речи Посполитой.
Утверждение
же российских литературоведов о том, что повесть Н. В. Гоголя "Тарас
Бульба": "...отражает длившуюся около двух столетий эпоху борьбы
украинского народа за свою национальную независимость"1
не соответствует действительности.
Во-первых,
потому что Польша Украину-Русь никогда не завоёвывала. Уния Великого княжества
Литовско-Русского с Польшей была добровольным актом сближения этих народов.
Малороссийское, или русское дворянство объединял с польской шляхтой общий
интерес в утверждении своей гегемонии над остальной частью населения и
сохранения своих вольностей от посягательства на них со стороны Московского
государства, а распространение польской культуры и обычаев в среде украинской
аристократии носило сугубо мирный характер.
"Тогда
влияние Польши начинало уже оказываться на русском дворянстве. Многие
перенимали уже польские обычаи, заводили роскошь, великолепные прислуги,
соколов, ловчих, обеды, дворы".2
Большую
роль играл в социально-политической жизни Речи Посполитой князь Иеремия
Вишневецкий и Константин Острожский. Гетман Жолкевский во главе своей армии в
1610 году вошёл в Москву и способствовал избранию на царство королевича
Владислава. На польском престоле сидели украинцы: Михаил Вишневецкий и
спаситель Вены от турок Ян Собесский.
Давая
высокую оценку произведению Н. В. Гоголя, как художественного произведения, В.
Г. Белинский также нигде не говорит, что в этом "эпическом"
произведении отражена борьба украинского народа за освобождение Украины от
"польских захватчиков".
Кстати,
московиты-москали в описываемое Н. В. Гоголем время, тогда ещё русскими не
назывались. Только в 1713 году Пётр Первый издал Указ, согласно которому его
государство должно называться Россией, а московиты - русскими. После этого
Указа московские дипломаты заграницей получили указание убеждать и даже давать
взятки иностранным чиновникам и журналистам, чтобы они называли и писали новое
имя Россия, упоминая о Московской империи.
В
то же время, этноним малоросс не имел тогда того уничижительного значения,
которое он получил в последующие века. Этноним малоросс в то время относился к
жителю коренной, исконной Руси, в которую входили Древнерусские княжества:
Киевское, Черниговское и Переяславское.
Аналогичная
терминология применялась и в Древней Греции. Малой Грецией называлась
материковая Греция Балканского полуострова, а Великой Грецией назывался весь
ареал греческих поселений за пределами Балканского полуострова.
Что
же касается термина "Украйна", то согласно М. С. Грушевскому,
первоначально этот термин означал пограничье, а в XVI веке он относился к
Среднему Поднепровью. Из чего следует, что этот термин "Украйна",
употреблялся исключительно в географическом значении.
Жизнь
на этом пограничье, окраине Речи Посполитой становится особенно беспокойной в
связи с участившимися набегами татар. Здесь-то и собиралась вся разбойная
вольница Речи Посполитой, чтобы в свою очередь тревожить своими грабительскими
набегами Черноморские берега Турции и Крыма.
Если
доверять Н. В. Гоголю, то Запорожье было создано под эгидой польского короля
Стефана Батория. "Когда Баторий устроил полки в Малороссии и облёк её в ту
воинственную арматуру, которую сперва были одни обитатели порогов, он был из
числа первых полковников. Но при первом случае перессорился со всеми другими за
то, что добыча, приобретённая от татар соединёнными польскими и казацкими
войсками, была разделена между ними не поровну и польские войска получили более
преимущества".3
Со
временем Запорожская Сечь превратилась в разбойничье гнездо, которое не только
не отражало стремления украинского народа к независимости, а, эксплуатируя его
политическое бесправие и неорганизованность в своих корыстных целях, навлекло
на него более чем трёхсотлетнее иго великороссийского господства, негативно
отразившегося на его культурном и социально-экономическом развитии. Так что нет
никаких оснований говорить о благородных целях борьбы запорожцев за
освобождение Украины от иноземного ярма.
Запорожцы
боролись за расширение своих привилегий и уравнение своих прав с правами
польской и русской шляхты. Они меньше всего думали о благе украинского народа,
считая себя отдельной казацкой нацией, спаянной чувством товарищества.
Когда
Н. В. Гоголь описывает казнь запорожцев в Варшаве, то он впервые говорит о
казацкой нации, а не об украинской. Он пишет, что: "Напрасно король и
многие рыцари, просветлённые умом и душой, представляли, что подобная
жестокость наказаний может только разжечь мщение казацкой нации".4
В
годы гражданской войны 1918 - 1920-ых годов потомки запорожцев кубанские казаки
пытались создать самостоятельную Кубанскую республику независимую от России и
Украины.
Однако,
в описываемое Н. В. Гоголем время, Тарас Бульба прибыл на Запорожье, чтобы
покрасоваться своими сыновьями и преподать им настоящую воинскую выучку, но так
как на Запорожье, кроме как стрельбы в цель, ничему не учились, а бражничали с
утра и до заката, то боевой опыт приобретался непосредственно в грабительских
набегах.
Так,
проведя в безделье на Запорожье с неделю, Тарас явился к кошевому атаману, и
между ними состоялся вот такой разговор.
"Что,
кошевой, пора погулять запорожцам?
Негде
погулять, - отвечал кошевой, вынувши изо рта маленькую трубку и сплюнув на сторону.
Как
негде? Можно пойти на Турещину или Татарву.
Не
можна ни в Турещину, ни в Татарву, - отвечал кошевой, взявши опять хладнокровно
в рот свою трубку.
Как
не можно?
Так.
Мы обещали султану мир.
Да
ведь он бусурмен: и бог и Святое писание велит бить бусурменов.
Не
имеем права. Если б не клялись ещё нашею верою, то, может быть, и можно было
бы; а теперь нет, не можно.
Как
не можно? Как же ты говоришь: не имеем права? Вот у меня два сына, оба молодые
люди. Ещё ни разу ни тот, ни другой не был на войне, а ты говоришь - не имеем
права; а ты говоришь - не нужно идти запорожцам".5
Из
этого разговора видно, что никто на Украйну не нападал и защищать Отчизну
Тарасу не от кого было. Он сам замышлял набег в соседние страны, чтобы преподать
сынам своим науку ведения войны, сделать из них настоящих воинов. Причём,
Тараса не смущает тот факт, что казаки слово дали и верою своею клялись не
нарушать мир с турками и татарами. Согласно Тарасу, слово, данное не
православному можно и должно ломать. Познания его при этом в Святом писании
просто поразительны. Каким образом в Святом писании, которое было писано за
шесть веков до зарождения ислама, могло быть записано повеление бить
бусурменов-мусульман - уму непостижимо.
И,
тем не менее, ряд критиков считает, что: "... Тарас Бульба олицетворяет
собой украинский и шире - русский национальный характер - и вбирает в себя
черты многих героев-запорожцев".6
Однако
можно ли говорить о высоких моральных качествах человека, который считает для
себя не обязательным держать слово, данное иноверцу? Этот человек с презрением
относится к тому, что почитается священным для каждого честного человека и
цинично растаптывает общепринятые моральные принципы, если они являются
препятствием на пути к достижению его цели. Такое своеобразное понятие о
рыцарской чести в то время было неприемлемо в среде цивилизованных народов
Западной Европы.
Тарас
не брезгует никакими аморальными средствами, если они способствуют достижению
его цели. Так по тайному наущению Тараса собирается Войсковой Круг, и казаки
выбирают угодного Бульбе кошевого. Новый кошевой Кирдяга - старый боевой
товарищ Бульбы, но и он говорит, что слова ломать не можно. В то же время он
понимает, что набег организовать необходимо, потому что казаки уже
поиздержались и многие из них в шинки жидам позадолжали, так что пора и соседей
пограбить. И он предлагает организовать небольшой рейд к турецким берегам
только молодых казаков, а туркам сказать, что этот молодняк действует
самовольно, без согласия на то Войскового Круга, и согласия Сечи на этот набег
нет, и Сечь здесь не причём: она их не знает и знать не хочет; пусть турки сами
с ними разбираются.
Из
всего вышеизложенного видно, что ни о какой защите Отечества и Веры здесь и
речи быть не может. Сам Н. В. Гоголь также нигде не говорит о том, что казацкие
войны носили освободительный характер и были стремлением украинского народа
выделиться из Речи Посполитой.
Однако
для придания большего драматизма своей повести Н. В. Гоголь решил казацкому набегу
придать характер мести за поруганную веру и из разбойников сделать из них
героев-мстителей. Для этой цели писатель вводит, возможно, правомерный в
художественном плане эпизод, но являющийся чистой исторической ложью,
бессовестным наветом на весь еврейский народ.
Согласно
повести, в самый разгар подготовки к набегу на турецкие берега подплывает к
Сечи паром, и те, кто находится на пароме спрашивают сичевиков, знают ли они,
что творится на гетманщине? И тут выясняется, что запорожцы совершенно не знают,
что у них там, на Украйне-гетманщине происходит. Тогда прибывшие на пароме, им
говорят, что ляхи жидам веру запродали. Ключи от церквей арендаторам-евреям
передали, а те, пока крестьяне не расплатятся с долгами, ни в святой праздник,
ни в светлое воскресенье молиться в церкви не дают. Пасху освятить нельзя, пока
жид на ней метку не поставит, что селянин с ним расплатился.
И
всё это художественный вымысел большого мастера слова. В действительности же
это ложь, как и все кровавые наветы, потому что иудейская религия запрещает
брать под залог места богослужения и предметы культа. Кстати, на гетманщине
своя украинская православная шляхта ни за что не допустила бы, чтобы церкви
отдавали в залог.
Тем
не менее, эта наглая ложь впоследствии перекочевала на страницы исторических
исследований антисемитствующих историков-дилетантов. Так известный российский
историк Николай Костомаров в "Книги бытия украинского народа" не
постеснялся оболгать евреев в уму не постижимых преступлениях, совершаемых
против украинского народа. На страницах своей книги он пишет: "И начали
паны обдирать крепостных, отдали их жидам на такую муку, подобную которой
творили только над первыми христианами, - сдирали с них живых кожу, варили в
котлах детей, давали матерям собак грудьми кормить".
Вот
так, как говорится, было бы брошено обвинение, а то, что оно высосано из пальца
и является наглой, и гнусной ложью, то это уже не обвинителя забота. Пусть
оправдывается обвинённый. А если оправдывается, - значит виноват. И пошло, и
поехало! И сетует Тарас Шевченко о том, что: "Запродана жидам вира".
И пишет антиеврейские пасквили Альберт Сомов. И в наше время антисемиты "а
ля Корчагин" и им подобные обвиняют евреев в ритуальных убийствах.
И
этот навет потребовался украинским писателям, чтобы хоть как-то оправдать ту
бессмысленную, звериную жестокость, проявляемую казаками к ни в чём неповинным,
беззащитным людям во время еврейских погромов.
Так,
согласно повести, узнав от приезжих, что на гетманщине притесняется
православная вера, казаки решают теперь идти не в Турцию, а на Украйну, чтобы
отомстить жидам и ляхам за поруганную веру. Поход на гетманщину тем более был
выгоден, что под предлогом мести туда можно было двинуться всей Сечью, ведь
поиздержались и жидам в шинки позадолжали не только молодые казаки. Кроме того,
и коронных войск в то время на гетманщине было мало.
Но
прежде чем двинуться в Украйну, казаки у себя в Сечи устроили маленький
погромчик. "Жидов расхватывали по рукам и начали швырять в волны. Жалобный
крик раздался со всех сторон, но суровые запорожцы только смеялись, видя, как
жидовские ноги в башмаках и чулках болтались на воздухе".7
И
тут Тарас проявляет благородство души, спасая от смерти шинкаря Янкеля за то,
что он когда-то его брата на волю у татар выкупил. А в основном, Тарас
равнодушно наблюдает, как режут евреев. Однако в трудную для себя минуту именно
к евреям обращается Тарас за помощью, чтобы спасли его сына Остапа.
"Слушайте,
жиды! - сказал он, и в словах его было что-то восторженное. - Вы всё на свете
можете сделать, выкопаете хоть из дна морского; и пословица давно уже говорит,
что жид самого себя украдёт, когда только захочет украсть. Освободите мне моего
Остапа. Дайте случай убежать ему от дьявольских рук".8
В
благодарность за освобождение Остапа Тарас обещал отдавать евреям половину той
добычи, которую он добудет в своих грабительских походах. Но можно ли доверять
человеку, который считает, что слово, данное не православному, выполнять не
обязательно?
Однако,
несмотря на все старания, на этот раз евреям не удаётся освободить Остапа. Но в
другой раз, когда израненный поляками Тарас едва дышал, спасла его от смерти
какая-то жидовка. "...которая месяц поила его разными снадобьями".9
Согласно
повести, узнав о поругании церквей, казаки двинулись на гетманщину. И, как
пишет Н. В. Гоголь: "скоро весь польский юго-запад сделался добычею
страха. Всюду пронеслись слухи:
"Запорожцы!...
показались запорожцы".10
Войско шло прямо на город
Дубно, где носились слухи, было много казны и богатых обывателей.11
Но
каким образом город Дубно оказался в юго-западной Польше уму не постижимо! Ведь
этот город находится на северо-западе Украины. Эту территорию населяли
украинские крестьяне и горожане. Они- то и явились первой жертвой пиратского
набега.
"Пожары
охватывали деревни; скот и лошади, которые не угонялись за войском, были
избиваемы тут же на месте. Казалось, больше пировали они, чем совершали поход
свой. Дыбом стал бы ныне волос от тех страшных знаков свирепства полудикого
века, которые пронесли везде запорожцы. Избитые младенцы, обрезанные груди у
женщин, содранная кожа с ног до колена у выпущенных на свободу".12
И,
наконец, запорожцы осадили Дубно. "Войско облегло весь город и от нечего
делать занялось опустошеньем окрестностей, выжигая окружные деревни. Скирды
неубранного хлеба и напуская табуны коней на нивы, ещё не тронутые
серпом". 13
Во всём районе окрест, пишет Н. В.
Гоголь, не слышно было петушиного пенья: всех порезали и поели.
Так
у кого же резали этих петухов? У польских или украинских крестьян? Ведь Дубно
это город в пределах Украины, а не Польши. Так кому же мстили запорожцы? Кто,
прежде всего, страдал от их набегов? Свои или чужие?
Страдали,
несомненно, прежде всего, свои и, конечно, не обходилось без страшных еврейских
погромов. Один из таких погромов красочно описан всё тем же Н. И. Костомаровым:
"Самое ужасное остервенение показывал народ к иудеям: они осуждены были на
конечное истребление, и всякая жалость к ним считалась изменою. Свитки закона
были извлекаемы из синагог: казаки плясали на них и пили водку, потом клали на
них иудеев и резали без милосердия; тысячи иудейских младенцев были бросаемы в
колодцы и засыпаемы землею... Страшное избиение постигло иудеев в Полонном, где
так много их перерезали, что кровь лилась потоками через окошки домов. В другом
месте казаки резали иудейских младенцев и перед глазами их родителей
рассматривали внутренности зарезанных, насмехаясь над обычным у евреев
разделением мяса на кошер (что можно есть) и треф (чего нельзя есть) и об одних
говорили: это кошер - ешьте! А о других: это треф - бросайте собакам".14
Можно,
конечно, понять Тараса, который вторгся в польские пределы, чтобы отомстить за
смерть Остапа, но мстит то он, в сущности, невинным людям.
"Не
уважали казаки чёрнобровых панянок, белогрудых, светлоликих девиц; у самых
алтарей не могли спастись они: зажигал их Тарас вместе с алтарями. Не одни
белоснежные руки поднимались из огнистого пламени к небесам, сопровождаемые
жалкими криками, от которых подвигнулась бы самая сырая земля и степовая трава
поникла бы от жалости долу. Но не внимали ничему жестокие казаки и, поднимая
копьями с улиц младенцев их, кидали к ним же в пламя".15
Только
в такой изуверски жестокой и дикой среде мог сформироваться характер человека
способного за измену товариществу убить своего сына.
О
переходе своего сына Андрия на сторону поляков Тарас узнаёт от еврея Янкеля.
"-
И ты не убил тут же на месте его, чертова сына? - вскрикнул Бульба.
-За
что же убить? Он перешёл по доброй воле. Чем человек виноват? Там ему лучше,
туда и перешёл".16
.
Пропагандистский
лозунг о том, что родину не выбирают, глубоко ошибочен. Он выгоден только
власть предержащим, чтобы заставить холопов сражаться за их интересы. Место
рождения отнюдь не является родиной. Свободный человек сам выбирает себе
родину. Это доказано тем, что целые континенты заселены людьми, самостоятельно
выбравшими себе родину.
"Кто
сказал, что моя отчизна Украйна. Кто дал мне её в отчизны? Отчизна есть то,
чего ищет душа наша, что милее для неё всего", - с чувством произносит
Андрий у ног обворожительной полячки.17
Но
изменил ли Андрий отчизне, перейдя на сторону правительственных войск? Нет,
отчизне он не изменял. Он изменил разбойному товариществу, и за это Тарас
убивает его. "Я тебя породил, я тебя и убью", - произносит он роковые
слова, и Андрий, как агнец на закланье даёт себя убить, не сопротивляясь. А
ведь мог бы и убить отца в порядке самозащиты. И был бы прав. Любовь всегда
права.
Убить
своего сына за то, что он не совладел своим сердцем, какая дикость!
Ведь
любящий отец мог бы простить сына, понять его деликатную душу: он мог презреть
мнение и законы разбойного товарищества, которые он поставил выше отцовской
любви.
Но
в этом конфликте отца и сына и проявилась вся сила Н. В. Гоголя -
писателя-реалиста, показавшего этого варвара во всей красе его духовного
убожества. Ведь любовь это то, что ставилось превыше всего на свете всеми
цивилизованными народами во все времена. Во имя любви прощалось всё.
Преклонение перед женской красотой было мерилом духовного благородства.
Возьмём,
к примеру, "Илиаду" Гомера. Когда цари побуждают греков идти на Трою,
они не говорят ни об экономической выгоде этого предприятия, ни о политических
амбициях. Они не взывают ни к национальным, ни к религиозным чувствам, а
говорят о женской красоте. Красивое лицо Елены должно было придать благородный
отпечаток войне за проливы и торговые пути на Восток.
Без
женщин герои Гомера выглядели бы неуклюжими увальнями, у которых не было бы
цели, ради которой стоило жить и умереть. Женщины учили их хорошим манерам,
идеализму и милосердию.
Десять
лет лилась кровь из-за прекрасных глаз Елены, но никто ни с той, ни с другой
стороны не упрекнул её в том, что по её вине гибнет и страдает столько людей.
Не
обвиняли её троянцы, что она навлекла на них гнев и ярость ахейцев, что гибнут
их женщины и дети, и Троя истекает кровью. Не упрекали её греки ни в измене
Родины, ни в предательстве интересов своего народа, ни в супружеской
неверности. И муж простил её. А Тарас не нашёл для себя возможным простить
сына.
Список литературы
1.
Н.В. Гоголь. Соб. Сочинений, М. 1984, т. 1, стр. 16.