По-прежнему
актуальны и общественные убеждения Тургенева. По своему душевному складу
Тургенев был скорее сомневающимся Гамлетом, в политике же считал себя либералом-постепеновцем,
сторонником медленных политических и экономических реформ, приближающих Россию
к передовым странам Запада. Однако на протяжении всего творческого пути он
питал "влеченье - род недуга" к революционерам-демократам. В либерализме
Тургенева были сильны демократические симпатии. Неизменное преклонение вызывали
у него "сознательно-героические натуры", цельность их характера,
отсутствие противоречий между словом и делом, волевой темперамент окрыленных
идеей борцов. Он восхищался их героическими порывами, но в то же время полагал,
что они слишком торопят историю, страдают максимализмом и нетерпением. А потому
он считал их деятельность трагически обреченной: это верные и доблестные рыцари
революционной идеи, но история своим неумолимым ходом превращает их в
"рыцарей на час".
В
1859 году Тургенев написал статью под названием "Гамлет и Дон Кихот",
которая является ключом к пониманию всех тургеневских героев. Характеризуя тип
Гамлета, Тургенев думает о "лишних людях", дворянских героях, под Дон
Кихотами же он подразумевает новое поколение общественных деятелей -
революционеров-демократов. Либерал с демократическими симпатиями, Тургенев
хочет быть арбитром в споре этих двух общественных сил. Он видит сильные и
слабые стороны и в Гамлетах и в Дон Кихотах.
Гамлеты
- эгоисты и скептики, они вечно носятся с самими собой и не находят в мире
ничего, к чему могли бы "прилепиться душою". Враждуя с ложью, Гамлеты
становятся поборниками истины, в которую они тем не менее не могут поверить.
Склонность к анализу заставляет их все подвергать сомнению и не дает веры в
добро. Поэтому Гамлеты нерешительны, в них нет активного, действенного,
волевого начала.
В
отличие от Гамлета, Дон Кихот совершенно лишен эгоизма, сосредоточенности на
себе, на своих мыслях и чувствах. Цель и смысл существования он видит не в себе
самом, а в истине, находящейся "вне отдельного человека". И Дон Кихот
готов пожертвовать собой ради ее торжества. Своим энтузиазмом, лишенным всякого
сомнения, он увлекает народные сердца. Но постоянная сосредоточенность на одной
идее, "постоянное стремление к одной и той же цели" придают некоторое
однообразие его мыслям и односторонность его уму. Как исторический деятель, Дон
Кихот неизбежно оказывается в драматической ситуации: исторические последствия
его деятельности всегда расходятся с идеалом, которому он служит, и с целью,
которую он преследует в борьбе. Достоинство и величие Дон Кихота "в
искренности и силе самого убежденья... а результат - в руке судеб".
В
эпоху смены поколений общественных деятелей, в эпоху вытеснения дворян
разночинцами Тургенев мечтает о возможности союза всех антикрепостнических сил,
о единстве либералов с революционерами-демократами. Ему бы хотелось видеть в
дворянах-гамлетах больше смелости и решительности, а в демократах-донкихотах -
трезвости и самоанализа. В статье сквозит мечта Тургенева о герое, снимающем в
своем характере крайности гамлетизма и донкихотства.
Получалось,
что Тургенев-писатель постоянно стремился встать над схваткой, примирить
враждующие партии, обуздать противоположности. Он отталкивался от любых
завершенных и самодовольных систем. "Системами дорожат только те, которым
вся правда в руки не дается, которые хотят ее за хвост поймать. Система - хвост
правды, но правда, как ящерица: оставит хвост, а сама убежит".
В
тургеневском призыве к терпимости, в тургеневском стремлении "снять"
противоречия и крайности непримиримых общественных течений 60-70-х годов
проявилась обоснованная тревога за судьбы грядущей русской демократии и
отечественной культуры. Тургенев не уставал убеждать ревнителей российского
радикализма, что новый водворяющийся порядок должен быть не только силой
отрицающей, но и силой охранительной, что, нанося удар старому миру, он должен
спасти в нем все, достойное спасения. Тургенева тревожила беспочвенность,
пугала безоглядность некоторых прогрессивных слоев русской интеллигенции,
готовых рабски следовать за каждой новомодной мыслью, легкомысленно
отворачиваясь от нажитого исторического опыта, от вековых традиций. "И
отрицаем-то мы не так, как свободный человек, разящий шпагой,- писал он в
романе "Дым",- а как лакей, лупящий кулаком, да еще, пожалуй, и
лупит-то он по господскому приказу". Эту холопскую готовность русской
общественности не уважать своих традиций, легко отказываться от предмета
вчерашнего поклонения Тургенев заклеймил меткой фразой: "Новый барин
народился, старого долой!.. В ухо Якова, в ноги Сидору".
"В
России, в стране всяческого, революционного и религиозного, максимализма,
стране самосожжений, стране самых неистовых чрезмерностей, Тургенев едва ли не
единственный, после Пушкина, гений меры и, следовательно, гений культуры,-
говорил в 1909 году русский писатель и философ Д. С. Мережковский.- В этом
смысле Тургенев, в противоположность великим созидателям и разрушителям, Л.
Толстому и Достоевскому,- наш единственный охранитель..."
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://turgenev.org.ru/