Может показаться, что жизнь, судьба и сама личность Юргиса Казимировича
Балтрушайтиса состояли из одних противоречий. Литовец по происхождению, он
писал на родном языке только в начале и конце пути, и в литературе остался как
русский поэт-символист.
В годы учебы в Московском университете о нем уже шла слава как о
полиглоте и гениальном лингвисте - Юргис был тогда студентом... естественного
отделения физико-математического факультета. Жил всегда скудно и бедно, добывая
на хлеб в поте лица (главным образом переводами Ибсена, Гамсуна, Стриндберга,
Уайлда), а был женат на дочке одного из самых богатых российских купцов.
(Миллионер И. Оловянишников не дал согласия на брак дочери с безвестным
инородцем и лишил ее наследства). Марии, преданной своей спутнице, посвятил
поэт стихи и книги.
Он работал напряженно и сосредоточенно, поэзия была единственным
смыслом существования, но при жизни вышли лишь два сборника: "Земные
ступени" (М., 1911) и "Горная тропа" (М., 1912). Объявления о
них появлялись в "Весах" с начала 1900-х, но только через десять лет
поэт смог сказать жене: "Моя книга готова. Нужно только ее написать".
Балтрушайтис, "коренной скорпионовец", вместе с С. Поляковым,
Брюсовым, Бальмонтом создавший первое символистское издательство, напечатал
свои книги тогда, когда уже стихали разговоры о "кризисе" и
"конце" символизма.
Он был замкнут, молчалив, искал уединения: "сознанием своим я
как-то совсем один", "я должен быть одиноким во что бы то ни
стало". И постоянно находился в центре самых шумных кружков, суетной и
суетливой литературной, издательской, театральной жизни. В комнате у него висела
икона "благого молчания", к образу тишины он постоянно возвращался в
стихах и письмах: "Молчание не есть пустая трата времени. Молчание -
внутренний труд, время формирования мысли". Оно было услышано среди крика,
шума, "сумятицы эпохи".
Всю жизнь его преследовали недовольство собой и неуверенность в
собственных силах, а окружающих он притягивал спокойствием, ощущением
надежности, его облик вызывал постоянные сравнения со скалой. ("Вы
считаете меня спокойным, а я весь и всегда мучительно горю".) Скромный,
незаметный, старающийся держаться в тени человек, чью дружбу ценили и встреч с
которым искали Вяч. Иванов, Станиславский, Комиссаржевская, Скрябин, А. Коонен.
Во времена богоискательства и богостроительства,
"дионисийского" буйства и мистического сектантства ("нет, нет, я
им, мистикам, не верю") он вносил в русскую поэзию незнакомый ей до той
поры мотив католической религиозности. Был "символистом по всему душевному
складу" (Вяч. Иванов) и создал произведения, которые стоят в наследии
русского символизма особняком. "Это - замкнутая лирика",- говорил
автор.
Балтрушайтис всегда избегал политики, государственной службы,
официальных отношений - и впоследствии долгие годы занимал тяготивший его
высокий пост министра и посланника Литвы в Советской России.
Он был несчастлив, мучительно ощущал трагическую природу бытия - и
благодарил жизнь за неизбывное счастье, за то, что в ней "всегда было,
есть и будет слишком много радости".
Но, наверное, самый большой парадокс заключается в том, что при всех
этих противоречиях Юргис Балтрушайтис остается одной из самых цельных фигур в
русской литературе начала XX в. - как поэт и человек: "Я так не люблю
дробления души и воли".
На его могиле на кладбище Монруж близ Парижа указана дата смерти:
3.1.1944. Недавно в иностранных газетах промелькнуло сообщение о том, что
русский поэт-символист Юргис Балтрушайтис, чья смерть в 1944 г. была
мистификацией, принял другое имя и скончался глубоким старцем в одном из
католических монастырей Франции. Даже если это и легенда, возникла она не
случайно вокруг имени Балтрушайтиса.
* * *
Вся мысль моя - тоска по тайне звездной...
Вся жизнь моя - стояние над бездной...
Одна загадка - гром и тишина,
И сонная беспечность и тревога,
И малый злак, и в синих высях Бога
Ночных светил живые письмена...
Не дивно ли, что, чередуясь, дремлет
В цветке зерно, в зерне - опять расцвет,
Что некий круг связующий объемлет
Простор вещей, которым меры нет!
Вся наша мысль - как некий сон бесцельный...
Вся наша жизнь - лишь трепет беспредельный...
За мигом миг в таинственную нить
Власть Вечности, бесстрастная, свивает,
И горько слеп, кто сумрачно дерзает,
Кто хочет смерть от жизни отличить...
Какая боль, что грозный храм вселенной
Сокрыт от нас великой пеленой,
Что скорбно мы, в своей тоске бессменной,
Стоим века у двери роковой!
1904
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://russia.rin.ru/