Яркий
образец литературы раннего Средневековья — эпос древних скандинавов, обитавших
на севере Европы, на территории современных Исландии, Норвегии, Швеции, в
суровых климатических и природных условиях. У них долгое время сохранялся
родовой строй, поскольку начало феодализации и христианизации относится лишь к
X—XI вв., а именно к концу первого тысячелетия христианской эры. Древних
скандинавов, живших по морскому побережью на берегах фьордов и бухт, назвали
викингами (от слова «вик» — бухта, букв.: «люди бухты»). Викинги, или норманны
(т. е. северные люди), совершали смелые набеги на соседние земли, нередко их
захватывали, подвергали колонизации. Это время известно в Европе как период
норманнского завоевания. С XI в. норманны активно совершают набеги на Англию,
где основывают свои поселения. В 911 г. французский король уступил норманнам
территорию, которая получила название Нормандия. Шведы, получившие на Руси имя
варягов, проникали и на территорию Древней Руси, доходили по рекам до Черного
моря и Царьграда. Они проложили «путь из варяг в греки».
Суровый
воинственный дух викингов наложил отпечаток на характер, сюжеты, общий дух
древнескандинавской литературы, впитавшей в себя элементы фольклора и
мифологии. Она представлена тремя группами произведений: песнями «Эдды»,
поэзией скальдов и прозаическими исландскими сагами. Наиболее интересное
явление -«Эдда», состоящая, по сути, из двух книг. «Младшая Эдда» —
прозаическое произведение исландского поэта Снорри Стурлусона, написанное в начале
XIII в. Это как бы обзор языческих мифов, снабженный комментарием. Другой,
более интересный сборник — «Старшая Эдда», открытый в XVI в., состоит более чем
из 30 текстов и включает в себя песни, бытовавшие в устном народном творчестве.
Эти песни рассказывают о скандинавских богах и сотворении мира («Прорицание
провидицы», «Песня о Три-ире», «Песня о страннике», «Песня о Веланде»,
«Славянская распря Локи»), туда же включены песни героические, повествующие о
судьбах знаменитых родов, например Волсунгов и Гьюкунгов. Главным богом
скандинавов был Один, «создатель, бог богов»; его дочери— валькирии,
девы-воительницы; его жена Фригг — покровительница браков, богиня любви; Тор —
бог грома и бури — представал вооруженный молотом; богом огня, носителем разрушительного
начала, раздоров и распрей был Локи. Самый известный текст «Старшей Эдды» —
песня «Прорицание провидицы», многоплановое эпическое сказание о сотворении,
жизни и грядущей гибели мира.
Старшая
Эдда – это комплекс стихотворных песен на древнеисландском языке. Их устное
формирование в творчестве эпических певцов завершилось к VIII – IX вв.
Единственный список датируется XIII в. Первая часть –это песни о богах
мифологического содержания. Вторая часть – песни о героях, образы
богатырей-предков. Песня о богах и героях, условно объединяемые названием
"Старшая Эдда" (название "Эдда" было дано в XVII веке
первым исследователем рукописи, который перенес на нее наименование книги
исландского поэта и историка XIII века Снорри Стурлусона, так как Снорри в
рассказе о мифах опирался на песни о богах. Поэтому трактат Снорри принято
называть "Младшей Эддой", а собрание мифологических и героических
песен - "Старшей Эддой". Этимология слова "Эдда" неясна)
сохранились в рукописи, которая датируется второй половиной XIII века.
Неизвестно, была ли эта рукопись первой, либо у нее были какие-то
предшественники. Предыстория рукописи так же неизвестна, как и предыстория
рукописи "Беовульфа". Существуют, кроме того, некоторые другие записи
песен, также причисляемых к эддическим. Неизвестна и история самих песен, и на
этот счет выдвигались самые различные точки зрения и противоречащие одна другой
теории. Диапазон в датировке песен нередко достигает нескольких столетий. Не
все песни возникли в Исландии: среди них имеются песни, восходящие к
южногерманским прототипам; в "Эдде" встречаются мотивы и персонажи,
знакомые по англосаксонскому эпосу; немало было, видимо, принесено из других
скандинавских стран. Не останавливаясь на бесчисленных контроверзах по поводу
происхождения "Старшей Эдды", отметим только, что в самом общем виде
развитие в науке шло от романтических представлений о чрезвычайной древности и
архаической природе песен, выражающих "дух народа", к трактовке их
как книжных сочинений средневековых ученых "антикваров", которые подражали
старинной поэзии и стилизовали под миф свои религиозно-философские воззрения.
Ясно одно:
песни о богах и героях были популярны в Исландии в XIII веке, Можно полагать,
что, по крайней мере, часть их возникла намного раньше, еще в бесписьменный период.
В отличие от песен исландских поэтов-скальдов, почти для каждой из коих мы
знаем автора, эддические песни анонимны. Мифы о богах, рассказы о Хельги,
Сигурде, Брюнхильде, Атли, Гудрун были общенародным достоянием, и человек,
пересказывавший или записавший песнь, даже пересоздавая ее, не считал себя ее
автором. Перед нами - эпос, но эпос очень своеобразный. Это своеобразие не
может не броситься в глаза при чтении "Старшей Эдды" после
"Беовульфа". Вместо пространной, неторопливо текущей эпопеи здесь
перед нами - динамичная и сжатая песнь, в немногих словах или строфах
излагающая судьбы героев или богов, их речи и поступки. Специалисты объясняют
эту необычную для эпического стиля спрессованность эддических песен спецификой
исландского языка. Но нельзя не отметить и еще одно обстоятельство. Широкое
эпическое полотно, подобное "Беовульфу" или "Песни о
нибелунгах", вмещает в себя несколько сюжетов, множество сцен,
объединяемых общими героями и временной последовательностью, тогда как песни
"Старшей Эдды" обычно (хотя и не всегда) сосредоточивают внимание на
одном эпизоде. Правда, большая их "отрывочность" не мешает наличию в
тексте песен разнообразных ассоциаций с сюжетами, которые разрабатываются в
других песнях, вследствие чего изолированное чтение отдельно взятой песни
затрудняет ее понимание,- разумеется, понимание современным читателем, ибо
средневековые исландцы, можно не сомневаться, знали и остальное. Об этом
свидетельствуют не только разбросанные по песням намеки на события, в них не
описываемые, но и кеннинги. Если для понимания кеннинга типа "земля
ожерелий" (женщина) или "змея крови" (меч) достаточно было лишь
привычки, то такие кеннинги, как, например, "страж Мидгарда",
"сын Игга", "сын Одина", "потомок Хлодюн",
"муж Сив", "отец Магни" или "хозяин козлов",
"убийца змея", "возничий", предполагали у читателей или
слушателей знание мифов, из которых только и можно было узнать, что во всех
случаях подразумевался бог Тор.
Песни о
богах и героях в Исландии не "разбухали" в обширные эпопеи, как это
имело место во многих других случаях (в "Беовульфе" 3182 стиха, в
"Песни о нибелунгах" втрое больше (2379 строф по четыре стиха в
каждой), тогда как в самой длинной из эддических песен, "Речах
Высокого", всего 164 строфы (число стихов в строфах колеблется), и ни одна
другая песнь, кроме "Гренландских речей Атли", не превышает сотни
строф.). Конечно, сама по себе длина поэмы мало о чем говорит, но контраст тем
не менее разительный. Сказанное не означает, что эддическая песнь во всех
случаях ограничивалась разработкой одного эпизода. В "Прорицании
вёльвы" сохранилась мифологическая история мира от его создания и до
предрекаемой колдуньей гибели вследствие проникшего в него зла и даже до
возрождения и обновления мира. Ряд этих сюжетов затрагивается и в "Речах
Вафтруднира" и в "Речах Гримнира". Эпический охват характеризует
и "Пророчество Грипира", где как бы резюмируется весь цикл песен о
Сигурде. Но самые широкие картины мифологии или героической жизни в
"Старшей Эдде" всегда даются очень лаконично и даже, если угодно,
"конспективно". Эта "конспективность" особенно видна в так
называемых "тулах" - перечнях мифологических (а иногда и
исторических) имен (см. "Прорицание вёльвы", ст. 11-13, 15, 16,
"Речи Гримнира", ст. 27 след., "Песнь о Хюндле", ст. 11
след). Нынешнего читателя обилие имен собственных, даваемых к тому же без
дальнейших пояснений, ставит в тупик,- они ничего ему не говорят. Но для
скандинава того времени дело обстояло совершенно не так! С каждым именем в его
памяти связывался определенный эпизод мифа или героической эпопеи, и это имя
служило ему как бы знаком, который обычно нетрудно было расшифровать. Для
понимания того или иного имени специалист вынужден обращаться к справочникам,
память же средневекового исландца, более емкая и активная, чем наша, в силу того
что приходилось полагаться только на нее, без затруднений выдавала ему нужную
информацию, и при встрече с этим именем в его сознании развертывался весь
относящийся к нему рассказ. Иными словами, в сжатой и сравнительно
немногословной эддической песни "закодировано" куда больше
содержания, чем это может показаться непосвященному.
Отмеченные
обстоятельства - то, что некоторые черты песен "Старшей Эдды" на
современный вкус кажутся странными и лишенными эстетической ценности (ибо какое
же художественное наслаждение можно ныне получить от чтения неведомо чьих
имен!), равно и то, что песни эти не развертываются в широкую эпопею, наподобие
произведений англосаксонского и немецкого эпоса,- свидетельствуют об их
архаичности. В песнях широко применяются фольклорные формулы, клише и иные
стилистические приемы, характерные для устного стихосложения. Типологическое
сопоставление "Старшей Эдды" с другими памятниками эпоса также
заставляет отнести ее генезис к весьма отдаленным временам, во многих случаях к
более ранним, чем начало заселения Исландии скандинавами в конце IX - начале Х
века. Хотя сохранившаяся рукопись "Эдды" - младшая современница
"Песни о Нибелунгах", эддическая поэзия отражает более раннюю стадию
культурного и общественного развития. Объясняется это тем, что в Исландии ив
XIII веке не были изжиты доклассовые отношения и несмотря на принятие
христианства еще в 1000 году исландцы усвоили его сравнительно поверхностно и
сохранили живую связь с идеологией языческой поры. В "Старшей Эдде"
можно найти следы христианского влияния, но в целом ее дух и содержание очень
от него далеки Это, скорее дух воинственных викингов, и. вероятно, к эпохе
викингов, периоду широкой военной и переселенческой экспансии скандинавов
(IX-XI века), восходит немалая часть эддического поэтического наследия. Герои
несен "Эдды" не озабочены спасением души, посмертная награда - это
долгая память, оставляемая героем среди людей, и пребывание павших в бою
витязей в чертоге Одина, где они пируют и заняты воинскими забавами.
Обращает на
себя внимание разностильность песен, трагических и комических, элегических
монологов и драматизированных диалогов, поучения сменяются загадками,
прорицания - повествованиями о начале мира. Напряженная риторика и откровенная
дидактичность многих песен контрастируют со спокойной объективностью
повествовательной прозы исландских саг. Этот контраст заметен и в самой
"Эдде", где стихи нередко перемежаются прозаическими кусками. Может
быть, то были добавленные позднее комментарии, но не исключено, что сочетание
поэтического текста с прозой образовывало органическое целое еще и на
архаической стадии существования эпоса, придавая ему дополнительную
напряженность.
Эддические
песни не составляют связного единства, и ясно, что до нас дошла лишь часть их.
Отдельные песни кажутся версиями одного произведения; так, в песнях о Хельги,
об Атли, Сигурде и Гудрун один и тот же сюжет трактуется по-разному. "Речи
Атли" иногда истолковывают как позднейшую расширенную переработку более
древней "Песни об Атли".
В целом же
все эддические песни подразделяются на песни о богах и песни о героях. Песни о
богах содержат богатейший материал по мифологии, это наш важнейший источник для
познания скандинавского язычества (правда, в очень поздней, так сказать,
"посмертной" его версии).
Образ мира,
выработанный мыслью народов Северной Европы, во многом зависел от образа их
жизни. Скотоводы, охотники, рыбаки и мореходы, в меньшей мере земледельцы, они
жили в окружении суровой и слабо освоенной ими природы, которую их богатая
фантазия легко населяла враждебными силами. Центр их жизни - обособленный
сельский двор. Соответственно и все мироздание моделировалось ими в виде
системы усадеб. Подобно тому как вокруг их усадеб простирались невозделанные
пустоши или скалы, так и весь мир мыслился ими состоящим из резко
противопоставленных друг другу сфер: "срединная усадьба" (Мидгард),
т. е. мир человеческий, окружена миром чудищ, великанов, постоянно угрожающих
миру культуры; этот дикий мир хаоса именовали Утгардом (буквально: "то,
что находится за оградой, вне пределов усадьбы")(в состав Утгарда входят
Страна великанов - ётунов, Страна альвов- карликов.). Над Мидгардом высится
Асгард - твердыня богов асов, Асгард соединен с Мидгардом мостом, образованным
радугой. В море плавает мировой змей, тело его опоясывает весь Мидгард. В
мифологической топографии народов. Севера важное место занимает ясень
Иггдрасиль, связывающий все эти миры, в том числе и нижний - царство, мертвых
Хель.
Рисующиеся
в песнях о богах драматические ситуации обычно возникают как результат столкновений
или соприкосновений, в которые вступают разные миры, противопоставленные один
другому то по вертикали, то по горизонтали. Один посещает царство мертвых - для
того чтоб заставить вёльву открыть тайны грядущего, и страну великанов, где
выспрашивает Вафтруднира. В мир великанов отправляются и другие боги (для
добывания невесты или молота Тора). Однако песни не упоминают визитов асов или
великанов в Мидгард. Противопоставление мира культуры миру некультуры общо и
для эддических песен, и для "Беовульфа"; как мы знаем, в
англосаксонском эпосе земля людей тоже именуется "срединным миром".
При всех различиях между памятниками и сюжетами и здесь и там мы сталкиваемся с
темой борьбы против носителей мирового зла - великанов и чудовищ.
Как Асгард
представляет собой идеализированное жилище людей, так и боги скандинавов во
многом подобны людям, обладают их качествами, включая и пороки. Боги отличаются
от людей ловкостью, знаниями, в особенности владением магией, но они - не
всеведущи по своей природе и добывают знания у более древних родов великанов и
карликов. Великаны - главные враги богов. И с ними боги ведут непрекращающуюся
войну. Глава и вождь богов Один и иные асы стараются перехитрить великанов,
тогда как Тор борется с ними с помощью своего молота Мьёлльнира. Борьба против
великанов - необходимое условие существования мироздания; не веди ее
боги-великаны давно погубили бы и их самих, и род людской. В этом конфликте
боги и люди оказываются союзниками. Тора часто называли "заступником
людей". Один помогает мужественным воинам и забирает к себе павших героев.
Он добыл мед поэзии, принеся самого себя в жертву, добыл руны - священные
тайные знаки, при помощи которых можно творить всяческое колдовство. В Одине
видны черты "культурного героя" - мифического предка, наделившего
людей необходимыми навыками и знаниями.
Антропоморфность
асов сближает их с богами античности, однако, в отличие от последних, асы не
бессмертны. В грядущей космической катастрофе они вместе со всем миром погибнут
в борьбе с мировым волком. Это придает их борьбе против чудовищ трагический
смысл. Подобно тому как герой эпоса знает свою судьбу и смело идет навстречу
неизбежному, так и боги: в "Прорицании вёльвы" колдунья вещает Одину
о близящейся роковой схватке. Космическая катастрофа явится результатом
морального упадка, ибо асы некогда нарушили данные ими обеты, и это ведет к
развязыванию в мире сил зла, с которыми уже невозможно совладать. Вёльва рисует
впечатляющую картину расторжения всех священных связей: см. строфу 45 ее
пророчеств, где предрекается самое страшное, что может случиться с человеком,
на взгляд членов общества, в котором еще сильны родовые традиции, вспыхнут
распри между родственниками, "братья начнут биться друг с другом...".
Эллинские
боги имели среди людей своих любимчиков и подопечных, которым всячески
помогали. Главное же у скандинавов - не покровительство божества отдельному
племени или индивиду, а сознание общности судеб богов и людей в их конфликте с
силами, несущими упадок и окончательную гибель всему живому. Поэтому вместо
светлой и радостной картины эллинской мифологии эддические песни о богах рисуют
полную трагизма ситуацию всеобщего мирового движения навстречу неумолимой
судьбе.
Герой перед
лицом Судьбы - центральная тема героических песен. Обычно герой осведомлен о своей
участи: либо он одарен способностью проникать в будущее, либо ему кто-то открыл
его. Какова должна быть позиция человека, знающего наперед о грозящих ему бедах
и конечной гибели? Вот проблема, на которую эддические песни предлагают
однозначный и мужественный ответ, Знание судьбы не повергает героя в
фаталистическую апатию и не побуждает его пытаться уклониться от грозящей ему
гибели, напротив, будучи уверен в том, что выпавшее ему в удел неотвратимо, он
бросает вызов судьбе, смело принимает ее, заботясь только о посмертной славе.
Приглашенный в гости коварным Атли Гуннар заранее знает о подстерегающей его
опасности, но без колебаний отправляется в путь: так велит ему чувство
героической чести. Отказываясь откупиться золотом от смерти, он гибнет.. "...Так
должен смелый, кольца дарящий, // добро защищать!" ("Гренландская
Песнь об Атли", 31).
Но
наивысшее благо - доброе имя героя. Все преходяще, гласят афоризмы житейской
мудрости, и родня, и богатство, и собственная жизнь,- навсегда остается одна
только слава о подвигах героя ("Речи Высокого", 76, 77). Как и в
"Беовульфе", в эддических песнях слава обозначается термином, который
одновременно имел значение "приговор" (древнеисл. domr, древнеангл.
dom),- герой озабочен тем, чтобы его подвиги не были забыты людьми. Ибо судят
его люди, а не какая-либо верховная инстанция. Героические песни
"Эдды", несмотря на то что они существовали в христианскую эпоху, не
упоминают суда божьего, все свершается на земле, и к ней приковано внимание
героя.
В отличие
от персонажей англосаксонской эпопеи - вождей, которые возглавляют королевства
или дружины, скандинавские герои действуют в одиночестве. Исторический фон
отсутствует("Песнь о Хлёде", хранящая отголоски каких-то исторических
событий, кажется исключением), и упоминаемые в "Эдде" короли эпохи
Великих переселений [Атли - король гуннов Аттила, Ермунрекк - остготский король
Германарих (Эрманарих), Гуннар - бургундский король Гундахарий] утратили с
историей всякую связь. Между тем исландцы того времени пристально интересовались
историей, и от XII и XIII веков сохранилось немало созданных ими исторических
сочинений. Дело, следовательно, не в отсутствии у них исторического сознания, а
в особенностях трактовки материала в исландских героических песнях. Автор песни
сосредоточивает все свое внимание исключительно на герое, на его жизненной
позиции и судьбе (в Исландии в период записи героических песен не существовало
государства; между тем исторические мотивы интенсивно проникают в эпос обычно в
условиях государственной консолидации.).
Другое
отличие эддического эпоса от англосаксонского - более высокая оценка женщины и
интерес к ней. В "Беовульфе" фигурируют королевы, служащие украшением
двора и залогом мира и дружеских связей междуплеменами, но и только. Какой
разительный контраст этому являют героини исландских песен! Перед нами - яркие,
сильные натуры, способные на самые крайние, решительные поступки, которые
определяют все развитие событий. Роль женщины в героических песнях
"Эдды" не меньшая, чем мужчины. Мстя за обман, в который она была
введена, Брюнхильд добивается гибели любимого ею Сигурда и умерщвляет себя, не
желая жить после его смерти: "...не слабой была жена, если заживо// в
могилу идет за мужем чужим..." ("Краткая Песнь о Сигурде", 41).
Вдова Сигурда Гудрун тоже охвачена жаждой мести: но мстит она не братьям -
виновникам гибели Сигурда, а своему второму мужу, Атли, который убил ее
братьев; в этом случае родственный долг действует безотказно, причем жертвой ее
мести падают прежде всего их сыновья, кровавое мясо которых Гудрун подает Атли
в качестве угощения, после этого она умерщвляет мужа и погибает сама в
запаленном ею пожаре. Эти чудовищные поступки тем не менее имеют определенную
логику: они не означают, что Гудрун была лишена чувства материнства. Но дети ее
от Атли не были членами ее рода, они входили в род Атли; не принадлежал к ее
роду и Сигурд. Поэтому Гудрун должна мстить Атли за гибель братьев, своих
ближайших сородичей, но не мстит братьям за убийство ими Сигурда,- даже мысль о
подобной возможности не приходит ей в голову! Запомним это - ведь сюжет
"Песни о нибелунгах" восходит к тем же сказаниям, но развивается
совсем иначе.
Родовое
сознание вообще господствует в песнях о героях. Сближение различных по
происхождению сказаний, как заимствованных с юга, так и собственно
скандинавских, объединение их в циклы сопровождалось установлением общей
генеалогии фигурирующих в них персонажей. Хёгни из вассала бургундских королей
был превращен в их брата. Брюнхильд получила отца и, что еще важнее, брата
Атли, вследствие чего ее смерть оказалась причинно связанной с гибелью
бургундских Гьюкунгов: Атли завлек их к себе и умертвил, осуществляя кровную
месть за сестру. У Сигурда появились предки - Вёльсунги, род, восходивший к
Одину. "Породнился" Сигурд и с героем поначалу совершенно обособленного
сказания - Хельги, они стали братьями, сыновьями Сигмунда. В "Песни о
Хюндле" в центре внимания находятся перечни знатных родов, и великанша
Хюндля, которая рассказывает юноше Оттару о его предках, открывает ему, что он
связан родством со всеми прославленными семьями Севера, в том числе и с
Вёльсунгами, Гьюкунгами и в конечном счете даже с самими асами.
Художественное
и культурно-историческое значение "Старшей Эдды" огромно. Она
занимает одно из почетных мест в мировой литературе. Образы эддических песен
наряду с образами саг поддерживали исландцев на всем протяжении их нелегкой
истории, в особенности в тот период, когда этот маленький народ, лишенный
национальной независимости, был почти обречен на вымирание и в результате
чужеземной эксплуатации, и от голода и эпидемий. Память о героическом и
легендарном прошлом давала исландцам силы продержаться и не погибнуть.
Битвы,
поединки, вечный дух борьбы — вот что определяет пафос «Эдды», книги,
запечатлевшей образ жизни древних скандинавов. В языке «Эдды» обнаруживается
множество синонимов к слову «победа». Для этого панорамного произведения
характерны простота и ясность мысли, членение стихов на строфы, широкое
использование аллитерации, определенной звуковой орга^ низации речи, когда
повторяются согласные, например звука «м», как в этом отрывке: «Мощный, уймись,
иль мощный мой молот / Мьоль-нир, немым тебя сделает вмиг».
Некоторые
сюжетные мотивы «Эдды» были использованы великим немецким композитором Р.
Вагнером в его оперной тетралогии «Кольцо Нибелунгов».
Список
литературы
Бицилли П. Элементы средневековой культуры, Б. М., 1919.
Гуревич А.Я. Средневековая литературы и ее современное восприятие
// Из истории культуры средних веков и Возрождения М., 1976.
Гуревич А.Я. «Эдда» и сага М., 1979.
Гуревич А.Я. О новых проблемах изучения средневековой культуры //
Культура и искусство западноевропейского средневековья М., 1981.
Гуревич А.Я. Проблемы средневековой народной культуры М., 1981.
Гуревич А.Я. Устная и письменная культура средневековья (два
«крестьянских видения» конца XII-начала XIII в.) // Изв АН СССР Сер. лит. и
яз., 1982 Т. 41 №4
Мелетинскии Е.М. Скандинавская мифология как система // Труды по
знаковым системам 7 Тарту, 1975.
Мелетинскии Е.М. Поэтика мифа М., 1976.
Старшая Эдда Древнеисландские песни о богах и героях М., Л., 1963.
Стеблин-Каменский М.И. Культура Исландии Л., 1967.
Топоров В.Н. О структуре некоторых архаических текстов,
соотносимых с концепцией «мирового дерева» // Труды по знаковым системам 5
Тарту, 1971
Матюшина И.Г. Лирические мотивы в древнеисландских героических
«элегиях» // Матюшина И.Г. Древнейшая лирика Европы Т.1, М.1999
Мелетинский Е.М. «Эдда» и ранние формы эпоса, М. 1968
Хойслер А. Германский героический эпос и сказание о Нибелунгах М.
1960.
А.Я. Гуревич Герой и мир вещей. М., 1979.
Макаев Э. "Эдда" и устная эпическая традиция / Проблемы сравнительной
филологии. Сборник статей к 70-летию В.М.Жирмунского". М.; Л., 1964. С.
408-
Е.М. Мелетинский "Общие места" и другие элементы фольклорного
стиля в эддической поэзии. М., 1968.
Гуревич Е.А., Матюшина И.Г. Поэзия скальдов. Отв. Ред. Е.М.
Мелетинский. – М.: РГГУ, 1999.